<<<     ΛΛΛ     >>>   

В 1809-1834 годах, когда действовал этот закон, карьера многих чиновников заканчивалась 9-м классом - чином титулярного советника. Николай I специальным указом (1827) окончательно запретил прием на службу лиц из податных сословий, сделав исключение лишь для выпускников учебных заведений, дававших при окончании курса классные чины (университеты, духовные академии и семинарии, лицеи и училища высших наук). Тем не менее в 1836-1843 годах около 65% служащих, получивших чин коллежского асессора, а с ним и потомственное дворянство, происходили из духовенства, почетных граждан, купечества и мещанства [26]. Эти чиновники, и прежде всего выходцы из податных сословий, представляют особый интерес. Несмотря на все преграды, установленные на их пути, им удалось избежать участи "вечного титулярного советника" [27], уготованной М. М. Сперанским, и "тяжелым трудом, потом, услужливостью или раболепием и связанными с ним борьбой, интригами и даже пороками" [28] достигнуть заветного 8-го класса. Путь наверх был труден, и трудности возрастали с каждой новой ступенью (вершиной для большинства была 9-я - титулярный советник). Его продолжали сыновья, происходившие уже "из обер-офицерских детей" и получавшие со временем потомственное дворянство, но иногда эту задачу решали только внуки,

Приведенные сведения о социальном составе гражданских служащих в конце XVIII - первой половине XIX века позволяют с полным основанием утверждать, что большинство бюрократии принадлежало к непривилегированным сословиям. Именно с этой категорией служащих, находившихся на низших исполнительных должностях, постоянно соприкасалось население, по ее действиям судило о власти и силе закона в стране, от нее зачастую зависели честь, достоинство, а порой и жизнь граждан России.

Карьера и условия службы

Большинство будущих чиновников службу начинали с должности копииста. Исключение существовало для дворян, которые могли миновать начальные канцелярские чины. В чиновной лестнице канцелярских служителей звания и должности образовывали довольно сложное переплетение. Помимо известных в литературе основных ступеней - копииста, подканцеляриста и канцеляриста эта лестница включала еще две: губернского регистратора и губернского протоколиста [29]. Классный чин получали чаще всего в должности канцеляриста. Достичь чина коллежского регистратора можно было за 10-15 лет, но в зависимости от сословной принадлежности, образования, способностей, отношения начальства, возраста и даже губернии, где служил будущий чиновник, этот срок мог сокращаться или увеличиваться на 4-5 лет. В начале XIX века были чиновники, недостигшие совершеннолетия, даже в возрасте 9-13 лет. Это обстоятельство вынудило правительство в 1828 году ввести возрастные ограничения: разрешалось принимать на службу лиц не моложе 14 лет, а начало действительной службы считалось после 16 [30].

Типичным для первой четверти XIX века было начало службы тайного советника, историка и правоведа П.В. Хавского, происходившего из оберофицерских детей. В 1793 году, в возрасте 10 лет, он поступил копиистом в Егорьевский земский суд, в 1796 - произведен в подканцеляристы, через полгода стал канцеляристом, а в 1802 - на 19-м году жизни, получил чин коллежского регистратора [31]. Вручение первого классного чина сопровождалось торжественным принятием присяги. По воспоминаниям Хавского, радостное впечатление от этого события сохранялось у него и 65 лет спустя: "Указ прочитан мне в присутствии Земского суда; члены сего суда поздравляют; своя братия, не офицеры, поздравляли с именем "ваше благородие". Шпага при бедре моем отцовская. Надобно было идти в Егорьевский собор к присяге, как теперь помню, это было в праздничный день и после обедни народ остановился слышать присягу. По окончании присяги народ дал дорогу новому офицеру" [32].

В XVIII веке для начинающего чиновника гражданская служба была нелегким делом. Рабочий день в учреждениях длился по 12 часов: с 5 утра до 2 часов дня и с 5 до 10 часов вечера, а в случае необходимости служащие оставались и позднее [33]. До строительства специальных зданий присутственных мест, которое началось в конце XVIII - начале XIX века, губернские и уездные учреждения подчас размещались в малопригодных помещениях. Так, во многих городах Нижегородской губернии присутственные места были настолько ветхими, что осенью служащие страдали от дождей, а зимой - от сильных морозов. В городе Горбатове уездный суд занимал только одну комнату, где находились и судьи, и секретарь с приказными, и просители, а уездная казна в связи с ветхостью кладовой хранилась в прихожей комнате, за печью [34].

К концу правления императора Александра I (правил в 1801-1825 годах) все губернские и уездные учреждения были переведены из временных помещений в новые здания присутственных мест. Многие из них строились по проектам известных архитекторов. Достаточно вспомнить здание Сената М. Ф. Казакова, построенное для московских присутственных мест, или здания, возведенные в уездных городах Пензенской губернии в 1809-1817 годах, во время губернаторства Ф. Л. Вигеля, отца известного мемуариста и тайного советника Ф.Ф. Вигеля, по "образцовому" (типовому) проекту академика архитектуры А. Д. Захарова (из девяти ныне сохранилось только четыре в городах Белинском - бывшем Чембаре, Мокшане, Нижнем Ломове и Саранске). Эти двухэтажные каменные здания с четырьмя отдельными флигелями имели одинаковую планировку. В первом этаже находились комнаты для проживания городничего и уездное казначейство, во втором - уездный суд с дворянской опекой, земский суд и городническое правление; одноэтажные флигели занимали архив, комнаты для арестантов, каретный сарай и конюшня с пожарными инструментами [35].

Однако внешнему облику этих дворцов - сосредоточия административной и судебной власти далеко не всегда соответствовала внутренняя обстановка, царившая в учреждениях. Так, в присутствиях, которые в 1840-е годы посещали гоголевские герои "Мертвых душ", стены имели "...темноватый вид - снизу от спин канцелярских чиновников, сверху от паутины, от пыли. Бумаги без коробок; в связках одна на другой, как дрова. (...) Вместо чернильниц иногда торчало дно разбитой бутылки" [36].

Обстановку дополняли грубые окрики начальника, его неизменное "ты" в обращении с подчиненными (хотя к этому времени в министерских департаментах уже было принято обращение на "вы"). Вместе с тем нельзя не признать, что к середине XIX века в служебном быту гражданских служащих произошли значительные перемены. В первую очередь это касалось отношения к подчиненным.

В XVIII веке повсеместным явлением в жизни учреждений, особенно губернских и уездных, были наказания приказных. Они карались за опоздания или неявку на службу, нерадение и леность, пьянство, имевшее широкое распространение среди приказных, побеги с места службы и многое другие провинности. Канцелярских служителей держали под арестом на хлебе и воде, сажали в колодки на цепь, били розгами, палками и плетьми, а в крайних случаях сдавали в солдаты [37]. Такая участь, например, постигла в 1791 году Араповского - копииста Горбатовского городнического правления, который, несмотря на многочисленные наказания, постоянно пьянствовал. Он был сдан в солдаты после того, как "разломав железы", в которых просидел несколько дней за какую-то неисправность по службе, украл у регистратора шляпу и бежал в соседнее село, где и пропил ее в кабаке [38].

От подобных наказаний освобождал чин коллежского регистратора, который до 1845 года давал личное дворянство. Поэтому, как писал впоследствии Хавский, получение 14-го класса было для него вдвойне радостным событием: "...нельзя таить и той радости, что меня уже теперь нельзя наказывать по старому порядку палками, взять за волосы и таскать по канцелярии и потчевать пощечинами. Хотя старый обычай и исчезал. Кандалов и стула с цепью не было в заведении Земского суда" [39]. О распространенности этого явления свидетельствует тот факт, что Александром I был принят специальный указ "О нечинении в присутственных местах над приказнослужителями бесчиния и жестокости" (1804). Указ как нельзя лучше характеризует обстановку в учреждениях: "По делам правительствующего Сената открылось, что в некоторых губерниях советники губернских правлений наказывают приказных служителей непристойно и бесчинно, как то: сажают под стражу, в тюрьму, содержат в цепях, таскают за волосы, бьют . по щекам и в присутствии, наконец, и самых больных понуждают к отправлению должности... чтобы такого бесчиния и жестокости нигде допускаемо не было" [40]. Трудно предположить, что давно заведенный порядок, вытекавший из общественного устройства России, можно было искоренить принятием одного указа.

Наказаниям за упущения по службе подвергались и чиновники. При медленном решении дел или несвоевременном представлении ведомостей и отчетов виновным задерживали выплату жалованья или, приставив охрану, их запирали "безвыходно" в учреждении до окончания работ. Из известных фактов использования такого способа повышения работоспособности чиновников последний по времени относится к середине 1860-х годов и связан с деятельностью писателя-сатирика и публициста М.Е. Салтыкова-Щедрина в качестве председателя Пензенской казенной палаты. Однажды, когда возникла необходимость срочно получить отчет из Краснослободского уездного казначейства, он предписал "арестовать" бухгалтера и его помощника и "держать их запертыми в помещении казначейства до тех пор, пока они не изготовят отчета и не доставят его в Пензу" [41].

Тем не менее уже в 1-и половине XIX века гражданская служба становится легче: отошли в прошлое суровые наказания канцелярских служителей, сократился рабочий день. По воспоминаниям Г.И. Мешкова, поступившего в 1825 году копиистом в Пензенское губернское правление, чиновники собирались к должности к 9 часам, а выходили в 6, иногда в 7 часов вечера. В среду и субботу, когда не отправляли почту, служащие уходили в час дня. После обеда редко кто приходил на службу "...секретарь это знал, но не обращал на такую неисправность никакого внимания" [42]. В канцеляриях губернских учреждений были введены ночные дежурства на случай получения срочных бумаг, но никто из чиновников в канцелярии не ночевал. Исключение представлял Мешков, в связи с чем вызывал насмешки сослуживцев. Режим работы министерских служащих был более свободным. В конце 1840-х годов чиновники департаментов приходили на службу в 11-м часу и занимались часов до 4, а в дни докладов (примерно раз в неделю) уходили позднее [43]. В губернских учреждениях в эти годы рабочий день был длиннее. В Нижегородской губернии чиновники "...собирались на службу часов в 9-10 утра; наиболее примерные сидели до 3-4 часов... Кроме утренних занятий, многие ходили в канцелярию еще часа на 2 или 3, а переписчики брали работу и на дом" [44]. Ночные дежурства были обязанностью младших чиновников. "Более бедные чиновники очень охотно вызывались заменить очередного дежурного за деньги: брали по рублю за дежурство и даже смотрели на это как на свою привилегию. В числе канцеляристов были совершенные бедняки" [45].

В первой половине XIX века низшие исполнительные места в губернских и столичных учреждениях по-прежнему заполняли дети канцелярских чиновников и служителей, семинаристы, выходцы из других, часто малообеспеченных слоев населения. В условиях жесткой сословной структуры общества крепостной России отличия в сословном и имущественном положении старших и младших чиновников определяли характер их служебных отношений. "...Тогдашние помещики, занимавшие преимущественно на государственной службе высшие должности и привыкшие грубо и дерзко обращаться со своими крепостными крестьянами, точно так же поступали и на службе с лицами им подчиненными..." [46] - писал впоследствии В. И. Глориантов, служивший в 1840-1860-е годы в Нижнем Новгороде. Отношение к подчиненным как крепостным наблюдал и Ф. Ф. Вигель, бывший в 1820-е годы вице-губернатором Бессарабии: "Писцы и самые секретари употреблялись в домашнюю работу у присутствующих и судей. Нередко можно было видеть логофета или писца, который, положив перо, становится за каретой своего начальника" [47]. Очевидно, что проявление власти начальника в столь откровенной форме было не повсеместным явлением.,

Власть начальника распространялась далеко за пределы присутственных мест и охватывала все стороны жизни служащих: их политические и религиозные убеждения, занятия вне службы, времяпровождение. В служебном быту она требовала постоянного раболепия и признания авторитета в большом и малом. Поздравления в праздничные дни старших чиновников младшими были также обязательны для подчиненных, как явка на службу. "Чиновный люд, - отмечал советник правления Московского университета М. Л. Назимов (в 1820-1840-х годах канцелярский служитель уездного суда в Нижнем Новгороде), - не мог и думать под страхом административных взысканий не явиться в Новый год или царские дни с поздравлением к своему начальству, начиная с низшего до высшего - губернатора. Чтобы поспеть туда и сюда, чиновники с раннего утра были на ногах, а побогаче в экипажах, в мундирах и треугольных шляпах, несмотря ни на какой дождь или мороз. Я видел, как дядюшка мой, губернский прокурор, принимал этих ранних гостей в халате и затем сам надевал мундир и являлся к губернатору" [48]. Эти обязательные визиты были повсеместным явлением среди чиновников. "Теперь это почти уже вывелось, - писал Мешков в 1870 году, - и, пожалуй, также покажется смешным, но тогда, 45 лет назад, были другие понятия. Младшие вовсе не считали за унижение оказывать уважение старшим, как считается теперь..." [49].

Престижность столичной службы. Столичные и провинциальные типы чиновников

К середине XIX века, по определению Н. А. Любимова, друга и биографа М. Н. Каткова, "государственная идея приняла исключительную форму начальства: в начальстве совмещались закон, правда, милость и кара" [50]. В немалой степени этому способствовали изменения в организации управления. С созданием министерств (1802) именно в них сосредоточились все нити управления губерниями, переданные губернской реформой (1775) местным учреждениям - так "завершалась организация бюрократической системы управления, с обеспечением для монарха возможности лично и непосредственно руководить всем ходом дел через министров..." [51]. При Николае I (правил в 1825-1855 годах) эта система достигла своего развития и логического завершения. Централизация власти привела к ее дальнейшей бюрократизации: увеличилось число бумаг, усложнилось делопроизводство, что, в свою очередь, способствовало росту численности аппарата. Вследствие перераспределения власти между министерствами и губернскими учреждениями за последними остались в основном исполнительные функции, что окончательно подорвало в общественном мнении престиж гражданской службы в губернии.

По сравнению со столичной, служба в губернии всегда считалась неинтересной и второстепенной. Настоящая карьера была возможна только в столицах. Впоследствии этот взгляд нашел отражение в Университетском уставе (1835), дававшем право окончившим курс с отличием сразу поступать на службу в министерства. Стремление служить в столице привело к появлению чиновников "сверх штата", которые, как правило, служили "без жалованья". Особенно много их было во время правления Александра I. "...Чертоги коллегии, - писал Ф. Ф. Вигель, - наполнились чиновниками. Можно было ужаснуться собравшегося полчища. Прежние барьеры при Александре были сняты, число определяемых без жалованья ничем не было ограничено, выгода влекла к сему роду службы. (...) Исключая дежурства, весь этот народ не знал никакой другой службы; самолюбие у многих ограничивалось желанием схватить даром чина два-три" [52].

Попытка правительства регулировать численность таких служащих не принесла желаемых результатов. Рескрипт "О сокращении числа чиновников по министерствам, чтобы не было сверх штата и лишних" (1812) привел лишь к частичному их сокращению. Ссылаясь на малочисленность штатных служащих, министры признавали необходимым иметь чиновников, которые "в ожидании мест, служат без жалованья" [53]. Так, в Петербурге в 1804 году жалованье не получали 7,4% чиновников, а в 1832 - 3,7% [54]. Эта категория служащих резко отличалась от работавших собратьев. Различия в положении одних и других поразили молодого чиновника, в будущем сенатора К. И. Фишера, в 1822 году начинавшего службу в канцелярии министра: "Там я увидел два совершенно различных разряда чиновников. Одни, знакомые с директором или с его начальником, развязные, расфранченные, расхаживали перед директорским кабинетом, декламировали тирады из вчерашней трагедии угрюмым басом в подражание Каратыгину или напевали куплеты из водевилей; другой разряд трудился над засыпанными песком столами [55], поглядывая украдкой на более счастливых сверстников" [56]. О службе в столице мечтали многие, но стать министерским чиновником удавалось далеко не всем. И как бы удачно ни складывалась карьера губернского чиновника, он всегда не без доли зависти следил за продвижением по службе своих бывших коллег, сумевших устроиться в столице. Уехать в Петербург собирался и Г.И. Мешков, но, получив в 1834 году место секретаря губернатора, остался в Пензе. Однако мысль "об упущенном шансе" не давала ему покоя и 40 лет спустя. "Хорошо или худо поступил я, принявши это решение? - спрашивал он себя впоследствии.- Мог я, конечно, бывши в С-Петербурге, затеряться в толпе, потому что на службе в столицах все зависит от счастья, от удачи, от покровительства сильных мира сего, а у меня его не было, но с другой стороны - как знать? Могло случиться то, что и мне удалось бы достигнуть тех титулов и получить те высшие знаки отличия, которые достались в удел не только многим из моих сверстников, но даже нескольким из моих подчиненных..." [57]. В 1860 году Мешков все-таки стал петербургским чиновником, но это назначение было концом его службы. После отставки пензенского губернатора А. А. Панчулидзева, который, по выражению Салтыкова-Щедрина, "более двух десятилетий боролся с законом" [58], Мешков был причислен к Министерству внутренних дел "без жалованья". Подобное назначение могло быть благом только при условии сохранения жалованья в губернии, но без такового чаще всего представляло простейший способ избавиться от неугодного человека. "...Сам в том виноват, - был ответ на вопрос Мешкова о причинах такой немилости,нечего было служить 24 года правителем канцелярии Панчулидзева" [59] - Бывшему секретарю губернатора Пензы ничего не оставалось, как подать в отставку.

М. П. Веселовский после окончания Казанского университета тоже мечтал о службе в Петербурге: "У меня, как и у многих молодых людей, вступающих в практическую жизнь, были светлые мечты - служить в столице, приносить обществу пользу, приобрести себе трудом обеспеченное положение" [60]. После четырех лет службы в Нижнем Новгороде ему, дворянину с высшим образованием, удалось осуществить свою мечту и в конечном итоге стать сенатором. Получить штатное место в Петербурге, даже имея поддержку влиятельных лиц, было трудно. К середине XIX века в связи с увеличением числа чиновников и проводившимися периодически сокращениями устроиться в столице стало практически невозможно. Веселовскому это удалось во многом благодаря протекции князя Л. М. Кугушева, служившего начальником отделения канцелярии Комитета министров. Будущий сенатор был принят в департамент исполнительной полиции "без содержания", оставаясь в штате Нижегородской губернии и получая оттуда жалованье [61]. Только через год Веселовский получил штатное место столоначальника в хозяйственном департаменте министерства внутренних дел.

В этом департаменте, который при директоре Н. А. Милютине "высоко стоял в общественном мнении", служили "большей частью университетские воспитанники, люди образованные и приятные собеседники" [62]. Однако состав служащих различных департаментов был неоднородным и формировался в зависимости от вкуса, представлений и происхождения директоров. В частности, чиновники департамента исполнительной полиции были в основном костромичи и многие из семинаристов, как и директор В. В. Оржеховский. Его служащие "так знали дело и так были вышколены, что он сам мог служить спустя рукава" [63].

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Воспоминания давно прошедшего времени рус биография середина
истории Писарькова Л. Российский чиновник на службе в конце XVIII первой половине XIX века 9 казначеев
Остальная сумма оседала в карманах чиновников