<<<     ΛΛΛ     >>>   

Тексты данного кода содержат смысловые (концептуальные) или эмоциональные (коннотативные) оппозиции; например, святое-земное, высокое-низкое, личное-коллективное и проч. Последнее придает дуалистическим (символическим) текстам большую направленность, заданность, тенденциозность, авторский характер. Таковы, в частности, культовые тексты, пророческие, проповеднические сочинения, несущие иерархическую и альтернативную по значениям картину мира. Эти тексты выполняют функцию решения задач, они призваны целеустремить читателя, вывести из неизвестного, маркировать ее, обозначить. Иначе говоря, преодолеть наличный разрыв (дистанцию) контрагентов общения. Чем больше эта дистанция, тем сильнее текстовое самодовление, опосредующее коммуникантов, тем очевиднее экспоненциальность той или иной культуры, доходящая до символа. "Символ становится сильнее непосредственной деятельности, энергии и впечатлительности человека. К нему тяготеют все отдельные восприятия. Впечатления утрачивают самостоятельное значение и уже не могут собраться в другие комбинации. Человек становится крепостным своих умственных созданий..."7 Итак, знак дуалистического кода — знаксимвол, самодовлеющий — оторванный от предмета (действия), но несущий на себе его "предметное" бремя — сгущенное и концентрированное в экспоненциальном виде — в магическом слове, тексте, титулаторе, некой эмблеме или знамении. Конечно же, дуакод принадлежит культуре "грамотеев", и символичность как средство выразительности связано с идеологией и искусством (от барокко до экспрессионизма). Символ, таким образом, есть знак, который сам себе предмет и концепт; разрывая монистическое, внешне-внутреннее единство человека и мира, он есть для человека воплощение этого мира.

Очевиднее всего дуакод "читается" в ситуации переломных эпох, разбивающих привычных, сложившуюся за долгие времена слитность знаков и предлставлений о мире с изменившимся миром. Наиболее резким выражением дуализма выступает эсхатологическая картина мира как реакция ужаса на "бесподобие" новой ситуации, необычных дотоле событий, как мироощущение "конца света" (а именно "старого" света). Новая картина мира необходимо требует также иного ее понимания, интерпретации обозначения событий. Эту задачу берет на себя (по причине "разорванности" (оппозиции) плана содержания) план выражения, т.е. имя (экспонента). Возрастает семиотичность культуры: знак-символ становится фокусом и фильтром мировосприятия; идентификация мира осуществляется в дуакоде в большей степени через знак, противопоставленный миру, "спасение" целиком ориентируется на некие "единственные", "особые" знаки. Отсюда хорошо знакомая по кризисным периодам общественного сознания ксенофобическая "знакомания": поиск "своих" и отвержение "чужих" знаков.

Однако возросший на почве монизма дуакод несет в себе и качество тождества. Так, "чужое" воспринимается в системе дуалистических взглядов как "двойственное": похожее на "свое", но с противоположным значением. Напомним в этой связи о феномене "охоты на ведьм", ряженых, согласно дуалистическим представлениям, в псевдо-"свои" (т.е. положительные и привычные) экспоненты: "волки в овечьих шкурах" и прочие "враги" в личине лояльности. Иначе говоря, дуакод появляется на почве кризиса идентичности и первоначально несет оппозицию отрицательного тождества*.

Повышенная выразительность дуакода говорит в пользу большей его рациональности, эксплицированности, а значит, и смысловых (и экспрессивных) компонент по сравнению с предметными значениям. Поэтому особого внимания заслуживает систематизация дуазнаков. В ее основе — степень отчужденности имени (экпоненты) от плана содержания. Наименьшим (первичным) уровнем обладает, надо думать, знак-символ типа эмблем, титулатур, культовых (магических) текстов, жребиев и т.п. Другой полюс — тексты гносеологические: от идеологических до научных, несущих не символы, но идеи, почти лишенные тяжести предметных отождествлений. Культуры с высоким уровнем дуалистичности можно определить как "идеократические" (Т. Парсонс), в их жизнедеятельности велика роль утопии, проективности, сверхценных идей, дедуктивной феноменальности, внешней выразительности, цивилизационного "суперэго". Субъекты подобных дуакодических культур — люди (индивиды, социальные группы) творчества: от революционеров и реформаторов, иных преобразователей, проповедников до групп-гегемонов; именно данные социокультурные типы нуждаются в повышенной символической и идеальной активности.

Дуакод, разумеется, не является в тот или иной момент единственной или навсегда доминирующей структурой цивилизации. Задача цивилизационных штудий есть раскрытие кодовых компонентов цивилизации, определение их соподчинения, "прочтение" цивилизационного комплекса. В качестве примера назовем опыт психиатрической интерпретации средневековой культуры польского автора Я. Врублевского, определившего ментальную целостность средневековья через перманентную "расщепленность" последней: от плоти и чувственности к аскезе и экзальтированной духовности 8. С нашей точки зрения, речь идет о сочетании монистического и дуалистического кодов, что и придает средневековой цивилизации специфическую напряженность 9; аналогичный культурный комплекс известен и по тоталитарным структурам.

Итак, логика наших рассуждений приводит к очередному и замыкающему треугольник Фреге коду. С точки зрения субъект-объектных отношений, он не базируется ни на тождестве, ни на оппозиции, это какой-то иной характер отношений, предполагающий, надо думать, некое взаимодействие, т.е. взаимное действие предметного и смыслового значений, их координацию, неслиянность и нераздельность. Эти отношения также можно назвать дополнительными, отрицающими фундаментализм

Крайне интересен в этой связи анализ происхождения пародии в классическом труде О.М. Фрейденберг "Поэтика сюжета и жанра" (Л., 1936. С. 233—235): "двойничество" в античной и средневековой традиции выступает как результат особых трансформаций культурного героя — происхождения через фазу смерти, впадения в безумие и т.д.; т.е. "двойничество" как изменение и парадоксальное сохранение субстрата.

предмета или символа и утверждающими системность, регулятивность, вероятность субъекта-объектного общения вместо неизбежности предметного или провиденции символического миров.

Данный код предполагает полицентричность, несводимость к чему-либо контрагентов (Я и не-Я) общения, он, стало быть, базируется на моделирующих, возможных значениях участников взаимодейтвия и их взаимосвязей. Собственная акцентуация такого кода не в мироощущении (мероприятий) монокода или мировосприятии (мировоззрении) дуа-кода, но в миропонимании, означении, интерпретации мира, что позволяет назвать его семантическим или рефлексивным (релятивным) кодом. Особенность этого кода очевидна в экологических и экуменических концепциях, либерально-плюралистических идеологиях и т.п. Такой код отображает картину сложных, комплексных, абстрактных и аксиологических (а не натурально символических) культурных пространств. Он близок психологическому понятию рефлексивного слоя сознания, несводимому ни к мифу, ни к утопии, не ограниченному "рамками паузы или интервала между действиями или их элементарными составляющими... Рефлексивный слой обволакивает, одушевляет бытийный. Он может быть уподоблен разнонаправленным петлям времени, находящимся над исполнительными актами... Но в эту картину мира входит не только реальность, в которой действует объект. В нее включен и сам субъект познания и действия с присущими ему целями, мотивами, возможностями"10. Рефлексия как понимание и предмета, и символа снимает всякую локализацию и абсолютизацию культур, декапсулизирует, "распаковывает" культуры, "прописывает" их в контексте всемирной цивилизации.

Несомненна философская, логическая природа релятивного кода, свободного в известной степени от инерции предметного или символического окружения.

Нам кажется, что указанные коды могут служить "мерой" субъектобъектной структуры цивилизаций, ибо, с нашей точки зрения, представляют фундаментальные или атомарные аспекты цивилизаций: предметность, символичность и семантичность (духовность). Возможно, они соотносимы с веберовской триадой — традиции, харизмы и рациональности, фрейдовской — оно, сверх-я и я. Также попытаемся соотнести наши представления о кодах с последней по времени историософической концепцией Г. Померанца г. В ее основе (на сегодняшний день) — два момента преломления исторических сил по принципу маятника: дифференциация — интеграция, "классические" эпохи (ян) — "романтические" (инь), рациональное — иррациональное и т.п. "Маятник" Померанца кажется нам сходным с кодами: дуалистическим и монистическим. Близким рефлексивному коду является, с нашей точки зрения, мнение Померанца о коалиции (или концерте) культур 12.

Хочется надеятся, что изложенные в данной статье представления о кодах приближают нас к пониманию проблем цивилизации.

1 Барг МЛ. Проблема человеческой субъективности в истории: Методологические аспекты // История СССР. 1989. № 3.

2 Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М., 1979. С. 100.

3 Емелях JIM. Происхождение христианского культа. Л„ 1971. С. 19—20.

4 Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1972.

5 Рождественская С.Б. Отражение отношения "человек-природа" в народном искусстве // Общество и природа: Исторические этапы и формы взаимодействия. М„ 1981. С. 425.

6 Макаренко В.П. Бюрократия и государство. Ростов-на-Дону. 1987. С.101.

7 Виппер Р.Ю. Символизм в человеческой жизни и творчестве // Две интеллигенци и Другие очерки. М., 1912. С. 196.

8 Wroble-wski J. Zrab swiatopogladowy sredniowiecza a proba interpretacji psychopatologicznej // Psychiat. Pol. 1973. W. VIII. N 3.

9 Гуревич А.Я.- О новых проблемах изучения средневековой культуры //Культура и искусство западноевропейского средневековья. М., 1981.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Мы вправе говорить о коде отношений человека
Культуры с высоким уровнем дуалистичности можно определить как