Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
На этот съезд мне довелось попасть прямо из действующей армии, и на фоне удручающих впечатлений нашего полного военного развала мудрые и ободряющие слова старого главнокомандующего, всегда такого сдержанного и осторожного, с какою-то скульптурной рельефностью запечатлелись в памяти... Во всей атмосфере тех дней уже чувствовалось дыхание обреченности. Корнилов в ожидании суда сидел арестованный в быховской тюрьме, армия была окончательно дезорганизована, правительство - бессильно и растеряно. И вот Брусилов в своей речи бросил ясный и тогда еще новый лозунг "спасение страны помимо и против правительства" путем организации самостоятельных вооруженных сил, предназначенных для борьбы с внутренней разрухой. С глубокой горечью и болью сообщал он о положении фронта, разложенного красной агитацией и добитого "убеждармской" политикой "военного министра генерала... виноват, товарища Керенского"... С величайшим внутренним подъемом и волнением говорил он о "Пожарском", который уже приходил, уже являлся среди нас, но которого не поддержал народ и позорно предала власть - "Но не должно унывать. Будет воля народа - Пожарские найдутся". Так было. Этот московский съезд общественных деятелей явился колыбелью "Всероссийского Национального Центра", возглавлявшего и одухотворявшего все наше антибольшевистское вооруженное движение. Брусилов остался в Москве, был случайно ранен в октябрьские дни, долго лечился и счастливо избежал трагической судьбы своих славных боевых друзей генералов Корнилова, Рузского, Радко-Дмитриева, Маркова и многих, многих других. Что он переживал за это время, - трудно, или, вернее, нетрудно представить... Но прошли месяцы, год, другой, - и вот он во главе большевистской красной армии! "Командарм... товарищ Брусилов"... И этот чудовищный парадокс кажется ныне таким естественным, так просто объяснимым. Брусилов остался тем же, каким был три года тому назад, - и именно потому, что он остался тем же, он стал во главе большевистской армии, своим подвигом замкнув круг ее превращения в русскую национальную армию, нужную стране не для гражданской усобицы, а для защиты от внешних врагов. И нет ничего легче, как понять мотивы доблестного полководца, слишком старого, чтобы стремиться к "авантюрам", и слишком уже знакомого с боевой славой мирового масштаба, чтобы во имя личного честолюбия прельщаться красным блеском советских наград... "От великой любви к родине" - ответил, умирая, несчастный генерал Крымов на вопрос о мотиве его самоубийства (корниловские дни). Этот же мотив - и только он один - руководит и старым главнокомандующим, принявшим ныне из рук своих недавних недругов ответственнейший военный пост государства в минуту грозной военной опасности. "Великая любовь к родине" повелительно заставляет его отбросить колебания и предрассудки, пренебречь осуждением некоторых из бывших соратников и друзей, и, несмотря на грань, отделяющую его символ веры от идеологии нынешней русской власти, честно отдать ей свои силы и знания. Он знает, он чувствует - этот Пожарский новой России, - что, защищая Советскую власть, он защищает родину, исторические пути которой в настоящее время причудливо совпали с путями Советской власти. Ибо испытания последних лет с жестокой ясностью показали, что из всех политических групп, выдвинутых революцией, лишь большевизм при всех пороках своего тяжкого и мрачного быта смог стать действительным русским правительством, лишь он один, по слову К.Леонтьева, "подморозил" загнивавшие воды революционного разлива и подлинно над самой бездной, На высоте уздой железной Россию вздернул на дыбы... 3. Победа над польским шовинизмом открыла бы широкие перспективы перед новой Россией. Вновь прорубается окно в Европу, наскоро замурованное политиками Версаля, - и притом в месте, наиболее для них одиозном. Призрак русско-германского сближения, в недалеком будущем могущего привлечь к себе и некоторые другие государства, становится, наконец, вполне реальной угрозой Антанте и вполне конкретным козырем в руках русской власти. И если это сближение было бы немыслимым для всякого ортодоксального противобольшевистского русского правительства, по необходимости явившегося бы послушным проводником союзной воли, - то оно представляется одной из легко осуществимых возможностей для Советской власти и для всякой другой, преемственно с ней связанной или органически из нее выросшей. Деникин в прошлом году не мог иначе, как резким и "априорным" отказом, ответить на заигрывания Берлина. Ибо его армия всецело зависела от англичан. Прошлогодний Омск был тоже естественно обречен на исключительную и бессильную осторожность в этом вопросе. Москва в нынешнем году находится в гораздо более благоприятном положении: - красная армия довлеет себе и не зависит от милостей знатных иностранцев. Над Советской Россией не тяготеет рок "верности верным союзникам" и ее международная политика обладает счастливым свойством дерзновения и одновременно гибкости, совершенно недостижимых для групп, законом высшей мудрости которых является бурцевская "Cause Commune"... Достигшим невиданной внешней мощи, вооруженным до зубов странам согласия теперь гораздо более опасны бациллы внутреннего колебания и волнения, нежели чужеземная военная сила. Как марсиане в фантазии Уэльса, победив земной шар своими диковинными орудиями истребления, гибнуть от чуждых им микробов земли, - так нынешние мировые гегемоны, покорив человечество, вдруг начинают с тревогой ощущать в своем собственном организме признаки расслабляющего яда своеобразной психической заразы... При таких условиях большевизм с его интернациональным влиянием и всюду проникающими связями становится ныне прекрасным орудием международной политики России, и слепы те русские патриоты, которые хотели бы в настоящий момент видеть страну лишенной этого орудия какой бы то ни было ценой. Без боязни особого преувеличения можно сказать, что Чичерин вольно или невольно оказывает современной России услугу, аналогичную той, какую в середине прошлого века оказывал Англии ее знаменитый министр иностранных дел, "лорд поджигатель" Пальмерстон. Право же, пора бы нам за эти годы разучиться быть сентиментальными и научиться следовать в наших действиях только велениями "разумного национального эгоизма"... Нашествие варваров внесло гораздо меньше опустошений в сокровищницу древней культуры |
|
|
|
|
