Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
123 литературу как потребность писать и литературу как коммерческое явление». «Коммерция в издательском деле - это что?» - обратился ведущий Дмитрий Киселев к директору возникшего в последние годы, хотя и очень популярного, издательства. «Это - когда книга, которую ты выпускаешь, - продается, - ответил тот. - Писателю говорить “я написал хорошую книгу” не скромно. Только издатель знает вкусы и знает, что надо публиковать и что нет». «Когда продают мыло, то продают чистоту. Когда продают пошлую книгу, продают болезнь души. Что, деньги не пахнут?» - резко переспросил Д. Киселев, предпочитающий лобовые вопросы дипломатическим. - «Дело не в деньгах. Если книга интересна, она нужна людям». - «Вы издадите все, что будет куплено?» - «Я издам все, что интересно читателю. Детективы. Женские романы...». - «Те самые - в глянцевых обложках у книжных коробейников?» - «Да, те самые, которые выходят стотысячными и миллионными тиражами... Маринина, Леонов, Корецкий, Головачев...» «Смешно слышать, - не выдержал Виктор Ерофеев с трибуны «настоящих» писателей. - Есть бургунские вина и есть «Солнцедар». Для этого и существуют критики, чтобы объяснить, что «Солнцедар» - яд...». «Прививать вкусы - одна задача. Но заниматься цензурой, гово-рить что все дебилы - читают черт-те что... Мы занимаемся необольшевизмом, - последовала ответная реплика главного редактора «Нового литературного обозрения», - Нынешняя эпоха при всех ее безобразиях, позволила людям писать, что они хотят, и читать, что они хотят» «Вот вы издаете все, что читают, - обратился Киселев к коммерческой трибуне, - Но часто это игра на низких инстинктах, игра на понижение. Вы выбираете низкое в отличие от высокого. Все ниже и ниже...». - «Я выбираю те инстинкты, которые мне самому близки, - возмутился бородатый автор крутых детективов. - Можете считать их низ- 124 кими. Приятель подсчитал - у меня в романе выдавлено 27 глаз. Я сам такое читаю с удовольствием. Богам - амброзия, а козлам - капуста». Два микрофона, стоящие в середине амфитеатра, означали единоборство. Места на ристалище обычно просили занять наиболее непримиримых. На этот раз в роли «дуэлянтов» - издатель против писателя. «Вы прикрываетесь словом «литература», - начал атакующий. - Но вас не читают. За мои книги читатель голосует кошельком...». - «Не надо говорить за народ, как партийный функционер, - возмутился писатель. - Читателей можно накормить любой пищей, в том числе отравленной... Скажите о себе». - «А я читаю своих писателей. Мне они нравятся». По данным ЦИОМ, бесстрастно сообщил на экране титр, 27% читающих россиян покупают детективы и остросюжетную литературу, 23% - любовные романы, 16% - книги для детей, 12% - историческую литературу, 5% - поэзию. Цифры показывали реальную ситуацию. Но разве не той же была картина вчера? И не останется той же завтра? Телевизионная дискуссия - драма с открытым финалом. Спектакль, где каждый, оставаясь самим собой, становится персонажем. Наивно думать, что перед камерой один оппонент переубедит другого. Зато каждый в состоянии довести свою позицию до предела, а сама полемика разжигает аудиторию. Как относиться к подобным фактам? Как к данности, которая неизбежна? Как к норме, из которой извлекаешь тем больше выгоды, чем меньше обращаешь внимания на вечно ноющих интеллигентов? Или, все-таки как к опасности, которой не следует поддаваться? Ситуация ведь зависит и от политики тиражей, и от нашего собственного участия. В том числе от таких дискуссий. Проблема - в приоритетах. 125 Справедливо ли считать «народным» произведение, ссылаясь на количество почитателей и не обращая внимания на его художественные стороны? Правомерно ли уравнивать произведение и товар? Журналист |
|
|
|
|
