|
|
<<< ΛΛΛ
----
29 Итак, будем веселиться! (лат.)
Приятели чокнулись стаканами и пропели растроганными и фальшивыми прямо
русскими голосами старинную студенческую песню.
- Вот ты теперь в деревню едешь, - заговорил опять Лежнев. - Не думаю,
чтоб ты долго в ней остался, и не могу себе представить, чем, где и как ты
кончишь... Но помни, что бы с тобою ни случилось, у тебя всегда есть место,
есть гнездо, куда ты можешь укрыться. Это мой дом... слышишь, старина? У
мысли тоже есть свои инвалиды: надобно, чтоб и у них был приют.
Рудин встал.
- Спасибо тебе, брат, - продолжал он. - Спасибо! Не забуду я тебе
этого. Да только приюта я не стою. Испортил я свою жизнь и не служил мысли,
как следует...
- Молчи! - продолжал Лежнев. - Каждый остается тем, чем сделала его
природа, и больше требовать от него нельзя! Ты назвал себя Вечным Жидом... А
почему ты знаешь, может быть, тебе и следует так вечно странствовать, может
быть, ты исполняешь этим высшее, для тебя самого неизвестное назначение:
народная мудрость гласит недаром, что все мы под богом ходим... Ты едешь, -
продолжал Лежнев, видя, что Рудин брался за шапку. - Ты не останешься
ночевать?
- Еду! Прощай. Спасибо... А кончу я скверно.
- Это знает бог... Ты решительно едешь?
- Еду. Прощай. Не поминай меня лихом.
- Ну, не поминай же лихом и меня... и не забудь, что я сказал тебе.
Прощай...
Приятели обнялись. Рудин быстро вышел.
Лежнев долго ходил-взад и вперед по комнате, остановился перед окном,
подумал, промолвил вполголоса: "бедняк!" - и, сев за стол, начал писать
письмо к своей жене.
А на дворе поднялся ветер и завыл зловещим завываньем, тяжело и злобно
ударяясь в звенящие стекла. Наступила долгая, осенняя ночь. Хорошо тому, кто
в такие ночи сидит под кровом дома, у кого есть теплый уголок... И да
поможет господь всем бесприютным скитальцам!
-------------
В знойный полдень 26 июня 1848 года, в Париже, когда уже восстание
"национальных мастерских" было почти подавлено, в одном из тесных переулков
предместия Св. Антония баталион линейного войска брал баррикаду. Несколько
пушечных выстрелов уже разбили ее; ее защитники, оставшиеся в живых, ее
покидали и только думали о собственном спасении, как вдруг на самой ее
вершине, на продавленном кузове поваленного омнибуса, появился высокий
человек в старом сюртуке, подпоясанном красным шарфом, и соломенной шляпе на
седых, растрепанных волосах. В одной руке он держал красное знамя, в другой
- кривую и тупую саблю и кричал что-то напряженным, тонким голосом,
карабкаясь кверху и помахивая и знаменем и саблей. Венсенский стрелок
прицелился в него - выстрелил... Высокий человек выронил знамя - и, как
мешок, повалился лицом вниз, точно в ноги кому-то поклонился... Пуля прошла
ему сквозь самое сердце.
- Тiens! - сказал один из убегавших insurges другому, - on vient de
tuer le Polonais.30
----
30 Смотри-ка!.. поляка убили. Insurge - повстанец (франц.).
- Bigre!31 - ответил тот, и оба бросились в подвал дома, у которого все
ставни были закрыты и стены пестрели следами пуль и ядер.
----
31 Черт возьми! (франц.)
Этот "Polonais" был - Дмитрий Рудин.
1855
Впервые опубликовано: журнал "Современник", 1856 г. Значительные
изменения произведены Тургеневым в изданиях 1856 г. (в томе 3 первого
собрания сочинений) и 1860 г. В последующие издания вносились
стилистические изменения. Сцена гибели Рудина на баррикаде впервые введена в
1860 г.
<<< ΛΛΛ
Сказала
Дарья михайловна скоро перестала его расспрашивать она начала ему рассказывать о себе
Тургенев И. Рудин Школьная
|
|
