<<<     ΛΛΛ     >>>   

И он лежит на постели и все не может встать, и все ждет, и ожидание это и

жутко и радостно. И вдруг радость совершается: приходит тот, кого он ждал, и

это уж не Иван Матвеич, становой, а кто-то другой, но тот самый, кого он

ждет. Он пришел и зовет его, и этот, тот, кто зовет его, тот самый, который

кликнул его и велел ему лечь на Никиту. И Василий Андреич рад, что этот

кто-то пришел за ним. "Иду!" - кричит он радостно, и крик этот будит его. И

он просыпается, но просыпается совсем уже не тем, каким он заснул. Он хочет

встать - и не может, хочет двинуть рукой - не может, ногой - тоже не может.

Хочет повернуть головой - и того не может. И он удивляется; но нисколько не

огорчается этим. Он понимает, что это смерть, и нисколько не огорчается и

этим. И он вспоминает, что Никита лежит под ним и что он угрелся и жив, и

ему кажется, что он - Никита, а Никита - он, и что жизнь его не в нем самом,

а в Никите. Он напрягает слух и слышит дыханье, даже слабый храп Никиты.

"Жив, Никита, значит, жив и я", - с торжеством говорит он себе.

И он вспоминает про деньги, про лавку, дом, покупки, продажи и миллионы

Мироновых; ему трудно понять, зачем этот человек, которого звали Василием

Брехуновым, занимался всем тем, чем он занимался. "Что ж, ведь он не знал, в

чем дело, - думает он про Василья Брехунова. - Не знал, так теперь знаю.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Переменял положение
Толстой Л. Хозяин и работник классики 10 василий
Наконец в третий раз он подвинул лошадь к саням и тяжестью поводья
Худая жена василия андреича
Дядюшка закрыта половина