<<<     ΛΛΛ     >>>   

Глубокий тыл на несколько дней стал фронтом. Правда, немцы здесь мечтали не о завоеваниях, но о спасении. Однако были среди них и сильные отряды, которые прорывались через шоссе, нападали на села, чтобы раздобыть провиант. Зверь метался: то пробивался на юг, то поворачивал к северу.

Это были деморализованные немцы, но я хотел бы предостеречь читателей от неверных выводов. Не потому мы разгромили немцев в Белоруссии, что они были деморализованы. 23 июня они еще верили в победу. Немцы в Белоруссии стали деморализованными, потому что мы их разбили. Нельзя принимать последствия за причину. Конечно, разбитые, потерявшие связь, заблудившиеся в лесах, немцы постепенно теряли не только военную выправку, но и веру в фюрера. "Кажется, Гитлер не очень-то разбирается в положении", - сказал мне один унтер-офицер. Перед этим он четыре дня питался черникой, и образ жизни лесного анахорета, видимо, оказался полезным для его мозгов. Одиночки стали сдаваться, хныкая и причитая. Я видел этих ручных фрицев, они говорили: "Мы шли по сорок километров в день... Офицеры ехали, а мы шли... Неизвестно куда... Потом офицеры переоделись... А мы хотим жить..." Вот такие фрицы и замелькали в газетных корреспонденциях. Они не выдуманы, но, глядя на них, вспомним, что до этого состояния они доведены снарядами, минами и бомбами. Ручные фрицы стали смертельно бояться танков. За каждым деревом им мерещились партизаны. Бухгалтеры, пивовары, псевдофилософы и мото-мешочники мало приспособлены для жизни в лесу. Один жаловался, что ему пришлось спать на сырой траве и он от этого заболел ишиасом... Так двенадцатилетний Алеша Сверчук привел 54 фрицев. Так корреспондент английской газеты "Тайме", проезжая по шоссе возле Минска, неожиданно напал на трофеи - на трех бродячих фрицев... Все это похоже на оперетку, но этой оперетке предшествовала величайшая трагическая битва.

Загнанный в лес и окруженный 195-й полк решил сдаться. Два часа спустя парламентер явился вторично, заявив, что полк не может сдаться, так как пришли два других полка, которые решили атаковать русских. Действительно, два неукрощенных полка попытались вырваться из окружения и были уничтожены. А 195-й полк, переждав в лесу шумную ночь, наутро сдался.

Помогли Красной Армии партизаны. Видал я, как отряд "Советская Беларусь" гнал из лесу пленных немцев: вчерашние каратели угодливо улыбались...

Все же даже эти "ручные" немцы остались дикими. Я много раз говорил, что их не перевоспитаешь; говорю это и теперь, после грандиозной минской облавы. Вот аристократ - обер-лейтенант фон Брокаузен, у него пять орденов и пустота в голове. Он мне заявил: "С помощью самолетов-снарядов мы победим не только Англию, но и Америку, а потом двинемся снова на Россию..." Вот командир 130 ПП майор Кутервальд, который, не смущаясь, говорит: "Я верю в хороший исход. В крайнем случае мы передвинемся несколько на запад. В истории бывали передвижки народов, например, готы дошли до Урала. Может быть, мы обоснуемся во Франции, потому что французов не так много, а страна хорошая..." Вот еще один кретин, капитан Зейферт из 256-го артполка. Этот говорит: "Немецкому солдату не от чего унывать. Вам нужно наступление на десерт, потому что вы едите хлеб и кашу, а мы едим шоколад, пьем вино, и у нас всегда сигареты..." Я привожу эти дурацкие заявления, чтобы рассеять всякие надежды на моральное перерождение фашистов. Многие солдаты мне говорили, что они надеются на самолеты-снаряды и на какие-то фантастические изобретения; немцы, дескать, нарочно пустили союзников в Нормандию, чтобы их уничтожать; Гитлер, видите ли, не отступает на востоке, а "сокращает линии", - говорили это жалкие фрицы, продрапавшие без передышки сотни километров и еле спасшие свою шкуру. Верно сказал мне ефрейтор Эндердт: "Немец туп, как доска, он не способен думать, он на все отвечает: "точно так". Другой ефрейтор, Зуббарк, подтвердил это суждение: "Наш народ стоит, как баран, и тупо смотрит на все происходящее". А солдат Глехшмидт, тот пояснил: "Если Геббельс скажет, что не англичане высадились в Нормандии, а немцы в Англии, у нас это примут за чистую монету". Австриец Зауервайн, лейтенант, мне рассказывал, чем утешали себя немецкие офицеры после разгрома в Белоруссии: "Они говорят: ведь и русские отступали в 1941 году, ведь и англичане ушли из Дюнкерка. Я им пробовал напомнить, что одно дело начало, другое конец и что такая катастрофа на шестой год войны непоправима, но они, усмехаясь, отвечали, что я не настоящий немец, а австриец". А генерал-лейтенант Окснер, вздыхая, говорит: "Маленький немецкий народ успешно сопротивляется", как будто речь идет о бельгийцах или датчанах.

Бойцы не разговаривают с пленными, но сердцем они чувствуют, что немец остается немцем, и бойцы говорят: "Скорей - в Германию..."

Грустны города Западной Белоруссии: мусор, зола, несколько чудом уцелевших домиков. Ракув немцы сожгли, убегая из города. В селе Доры немцы собрали крестьян, загнали их в православную церковь и сожгли. В Ракуве убили 1200 евреев. Жила там русская женщина по фамилии Веревкина. Немцы ее увели. Потом нашли труп Веревкиной в лесу. Дочь 18 лет, не зная, что случилось с матерью, пошла в комендатуру. Дочь не вернулась: ее убили немцы. Тогда семидесятилетняя старуха отправилась на розыски дочери и внучки. Немцы убили и старуху.

Сожжен Ивенец. Там был немецкий палач по прозвищу Чех. Он сам убивал, мучил, пытал. Он замучил 2600 жителей города.

Сожжена и Сморгонь. Здесь можно изучить "национальную политику" немцев. В Сморгони жили белорусы, евреи, поляки. Сначала немцы убили всех евреев. Они объявили, что Сморгонь - это польский город, и начали истреблять белорусов, а потом Сморгонь стала именоваться белорусским городом, и немцы принялись за уничтожение поляков, а 1 апреля 1942 года немцы присоединили Сморгонь к литовскому гау. Немцы надеялись найти громоотвод для ненависти. Но все знают, кто виновник. Белорусы, поляки, литовцы - все ненавидят немцев.

Красная Армия спешила на запад. Гитлер хотел во что бы то ни стало удержать Вильнюс. Немецкие газеты не раз подчеркивали значение этого города для обороны восточных границ Германии. Кроме того, немецкие части, еще находившиеся у Нарвы и в Пскове, нервничали, видя, что Красная Армия подходит к Вильнюсу. Я видел немецкий план оборонительных сооружений вокруг города. Я видел и эти сооружения... Однако порыв Красной Армии был настолько велик, что немцы не успели защитить подступы к Вильнюсу. Начались тяжелые уличные бои. После прорыва немецкой обороны в районах Витебска и Орши штурм Вильнюса был самой трудной операцией.

Как я говорил, немцы не спаслись из Белоруссии. В Вильнюсе сражались новые части. Были среди них стойкие, как, например, полки 2-й авиадесантной дивизии. Были и плохенькие батальоны, составленные наспех из отпускников, жандармов, железнодорожников, обозников. С 3 по 8 июля в Вильнюс прибывали подкрепления. Пришла 671-я бригада, недавно сформированная в Данциге из отпускников, пришел 1067-й полк, кое-как сколоченный в Цвикау. Гитлеру пришлось подтянуть части из Германии. 7 июля в Вильнюс прилетел генерал-лейтенант Штаэль, которому было поручено руководить обороной города. Солдатам объявили приказ Гитлера: "Ни в коем случае не сдавать Вильно". А на южной и на северной окраинах уже были наши части.

Бой в городе - трудный бой, тем паче в таком городе, как древний Вильно. Здесь старые дома с толстейшими стенами, с глубокими подвалами, здесь узкие изогнутые улицы - щели среди высоких и крепких домов. Солдат "Кампфгрупп Вильно" поддерживали надеждой на помощь: "Скоро придут немецкие танки". Действительно, свыше сотни немецких танков попытались приблизиться к городу, но, встретившись с нашими, развернулись и ушли.

Немцы занимали центральную часть Вильнюса и тюрьму Лукишки. 11 июля их удалось выбить из района старых церквей, они ушли в рощу западнее города. Возможно, что они не знали об окружении: эта роща стала капканом. В ночь с 12 на 13 июля немцы начали сдаваться.

Вильнюс уцелел. Правда, немцы подожгли немало домов, стараясь огнем задержать нашу пехоту. Но у них не было времени для планомерного и аккуратного уничтожения города. Бойцы генерала Крылова спасли город, дорогой всем его сыновьям - и литовцам, и полякам, и евреям, и русским, город славы, столицу Советской Литвы. Наполеон сказал о виленском костеле Анны: "Я хотел бы взять его и унести в Париж..." Гитлер не эстет, а поджигатель. Но ему не удалось сжечь Вильно.

12 июля в 22 часа адъютант генерал-лейтенанта Штахэля майор Кесельринг в последний раз видел своего начальника. Потом немецкие солдаты видели, как немецкий генерал пробовал на лодчонке переплыть через речку и утонул. Кто был этот генерал, я не знаю. Но эпизод с Вильнюсом был закончен; он не остановил стремительного движения наших войск к границам Германии.

13 июля с утра начали вылезать из подвалов жители. Они не были в праздничных одеждах, запыленные, измученные. Многие уже пять дней как ничего не ели. На одной из центральных улиц находится кино "Пан". Немцы его сожгли и в нем сожгли загнанных туда жителей. Старый поляк мне говорил: "Немцы - это отчаянные злодеи. Они убивают и клевещут на честных людей. Когда мы здесь читали немецкие сообщения о Катыни, мы удивлялись одному: немецкому нахальству. Мы ведь знаем, на что способны немцы..." Невыносимо тяжело было жителям Вильнюса под немецким игом: расстреливали целые улицы, дом за домом, квартиру за квартирой. "Они нас не считают за людей, - сказала мне учительница, - но вот мы дожили до дня свободы..."

Под городом на Понарах немцы убили девяносто тысяч евреев. Их убивали в течение трех лет - растягивая удовольствие. Казнями и пытками руководил палач Киттель, неудачливый киноактер из Берлина. В одном из зданий СД остались вещи, снятые с замученных и приготовленные для отправки в Германию. В гетто, где держали обреченных евреев, была подпольная организация. Во главе ее стоял рабочий Вильнюса, коммунист Витенберг. Евреи, входившие в эту организацию, боролись до последнего часа. Их посылали на работы; они жгли немецкие склады, подкладывали мины на железной дороге, убивали немцев, когда могли и чем могли. Они подготовляли вооруженный побег из гетто. Сам Витенберг передал себя в руки палачей, желая выиграть время: он хотел, чтобы его товарищи подготовились к побегу. Уйти удалось около 500 евреям - юношам и девушкам. Они вошли в партизанские отряды "За победу", "Мститель", "Смерть фашизму". Они помогали в дни борьбы за Вильнюс нашим войскам: ловили немцев, пытавшихся выйти из окружения. Я видел студенток Виленского университета Рахиль Мендельсон и Эмму Горфинкель с ручными гранатами, девушек, хорошо знающих литературу, когда-то сидевших над книгами, а потом нашедших жизнь в бою. Они мстят немцам за растерзанных матерей и сестер. Я видел их, когда на улицах Вильнюса еще шли бои, и я еще раз благословил справедливость.

А бойцы спрашивали: "Сколько от Вильнюса до границы?.." Шли дальше - в дождь, в зной, среди шумных гроз июля.

"Мы не поспеваем за пехотой", - говорят летчики. "За танками не угнаться", - вздыхают командиры пехотных полков. Но все поспевают. Чудесен ритм наступления: он превосходит человеческие силы. Не отстают и дорожники: только взят город, а уже и мост готов, и даже висят дощечки. Теперь бойцам незачем спрашивать, сколько осталось до границы: об этом говорят дощечки на всех перекрестках. Я думаю, что даже американцы изумились бы, увидев, с какой быстротой наши железнодорожники восстанавливают пути. Что позволяет людям делать невозможное? Гнев. Близость Германии. Близость развязки.

Я видел летчиков полковника Карягина. На "Яках" они тревожат дни Восточной Пруссии. Жители какого-нибудь Инстербурга теперь знают, что русские рядом, и жители Инстербурга считают, что даже в Кельне спокойней...

Бесспорно, наши войска увидят перед собой новые мощные линии вражеской обороны, но я позволю себе привести слова генерала Глаголева: "Линии сами не защищаются, чтобы защищать линии, нужны солдаты". За четыре недели Гитлер потерял в Белоруссии не только Белоруссию, но и десятки дивизий. А дивизии легко заменяются на первый год войны, но не на шестой...

Мы подходим к тем рубежам, где началась величайшая трагедия века. Три года войны сделали нас сильными и непримиримыми. Мы не узнаем нашей армии, да мы не узнаем и самих себя. В Германию придут суровые солдаты Справедливости. Теперь это не пророчество, не предсказание, не надежда, теперь это справка о самом близком будущем. Я видел этих солдат, и мне хочется от всего сердца сказать им: вот там, за тем лесом, за той рекой, тем городом, - счастье, большое человеческое счастье.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Красная армия подходит к вильнюсу