<<<     ΛΛΛ     >>>   

А в том же 1993 году в Сан–Франциско вора одного арестовали. За мелочевку, в общем–то – но закон есть закон. Деймон Вашингтон взят был с поличным на том, что поволок было несколько кассет с любимой музычкой из музыкального магазина. Ну, взяли его, значит – и стали персональные данные проверять, компьютер запрашивать. И выяснилось, что находился этот мистер Вашингтон на момент своей кражи в довольно таки серьезных бегах, только что дернув из своего исправительно–трудового заведения, где ему было еще сидеть и сидеть.
Полиция, конечно, задумалась. Беглый зек – он ведь по магазинам особо не ошивается, он поскорее стремится до норы знакомой да укромной добраться и в нее же залечь. Что, как выяснилось, Деймон Вашингтон и собирался сделать – и даже автомобиль для такой цели угнал. Но когда подумал он, что предстоит ему ехать до родного Лос–Анджелеса под одно радио только – кассеты в угнанной тачке эстетическим его потребностям не совсем соответствовали – так и возмутилась жаждущая высокого искусства душа. Отчего и двинул в магазин – по велению души и ввиду полной заторможенности всего прочего организма, включая, естественно, и головной мозг.

И вот во всех историях этих вроде как все не без повода получалось. Эстетизм там, хош непреодолимый, хладнокровие опять же, не говоря уже о неколебательном похренизме. Но я так скажу: мурдя все это, и собачья к тому же мурдя. Потому что все эти словесные выверты с потрохами в одно–единственное слово укладываются: ХУЦПА.
И поскольку я на слове этом настаиваю, то по всем правилам приличия должен своему читателю термин таковский разобъяснить. Причем вовсе не так, якобы я из олимпийского занебесья свысока с темной массой тут общаюсь. Я–то и сам слово это несколько всего лет назад для себя открыл, книжкой одной заинтересовавшись.
Слово это, между прочим, еврейское – хотя в Америке на удивление широкое хождение имеет. И вот один знающий человек, на мой интерес откликаясь, и пояснил мне, что оно, слово это, означает.
Сказать, что хуцпа это наглость – так он мне объяснял – значит почти ничего и не сказать. Это такая должна быть наглость, чтобы у другого человека, твою хуцпу наблюдающего, глаза не просто на лоб поперли, а чтобы к чертовой матери из орбит повыскакивали. И пример даже этот знающий человек привел.
Допустим, сказал он, наделать под чьей–то дверью – наложить, то есть, целую кучу (я, конечно, извиняюсь, но пример действительно в точку, и из этой песни мы слов выкидывать не будем) – так вот это будет наглость. Но ежели ты, кучу эту наложивши, тут же в дверь позвонишь и у открывшего дверь хозяина туалетной бумаги попросишь вежливо – вот это уже будет классическая и хрестоматийная хуцпа.
Я–то словом этим почему заинтересовался – на книжку одну, как я и говорил, набрел. Написал ее Алан Дершовиц, который мало что профессор Гарварда, так еще и адвокат. Из тех, кстати, что в бригаде по откачиванию денег у О.Дж.Симпсона работали. Так вот, книжка эта его так и называлась. "Хуцпа" – одно–единственное в титуле слово. А поскольку профессор этот меня давно интересовал, заело меня и с самой хуцпой разобраться. Разобрался, в общем.
А уже разобравшись, к литературно–публицистическому дару Дершовица проникся от всей души. У него первая фраза в книжке – самая первая! – звучала так: "Американским евреям нужно больше хуцпы". И теперь скажите, что не рукой мастера это написано – потому что после такого зачина кто ж книжку вообще отложит.
Но это я, конечно, отвлекся, поскольку не о Дершовице здесь – пока – речь. Речь у нас, если вы помните, о тех, на ком Дершовиц со товарищи зарабатывает.
Так вот я и говорю: хуцпа. Да вы и сами посудите: дом, скажем, ограбить, а потом в том же дому на кухне яичницу себе изобретать – чем оно структурно от того примера с кучей у двери и требованием туалетной бумаги отличается? То–то же, что ничем. Потому как – хуцпа.

Или такой, скажем, случай как вы себе классифицируете? Вызвали как–то гражданина одного, Тони Брайта – и, надо сказать, подозрительного весьма гражданина – повесткой в суд, в городе Вирджиния Бич. На слушание по его же, Тони Брайта, делу. По которому пытались его прищучить на предмет автомобильных краж – причем речь не о Тойоте Терсел или Форде Эскорт шла. В виду имелся солидняк – Мерседес, БМВ, Ауди, Вольво. Европейская все больше команда.
Ну, совсем уж крутых доказательств на его счет, видимо, не было – иначе б его не повесткой звали, а в наручниках без излишних экивоков в зал суда приволокли. Как бы там ни было, а на суд он пришел, чего–то там поогрызался, после чего дата следующего слушания назначена была. А пока он там огрызался, один из следователей, дело его крутивших, заинтересовался автомашиной Вольво, на которой Тони Брайт к зданию суда прибыл.
Заинтересовался, значит, Гари Нелсон – и решил номера этого Вольво проверить. Позвонил быстренько в родное отделение полиции. Компьютер и выдал: номера такие есть, но они ни от какого не от Вольво, а очень даже от Мерседеса. Уворованного.
Тогда Нелсон дал номер кузова самого Вольво (его через лобовое стекло хорошо видно). Компьютер говорит: а как же. И этот автомобиль из попертых. Вчера только и увели. Ну, тогда Нелсон ребятам своим в телефон говорит: брать будем.
А тут как раз и сам мистер Брайт гордой походкой из здания суда выходит, в Вольво этот садится – и поехал. И погонь с перестрелкой, кстати, никаких не было, поскольку гнаться ни за кем не пришлось. Отъехав от суда на ворованной машине – с номерами от другой ворованной машины – поехал Тони Брайт перекусить. В ресторанчик ПРЯМО НАПРОТИВ ПОЛИЦЕЙСКОГО УЧАСТКА – где его уже ждала целая куча радостно улыбавшихся людей в форме.
И если вот это вот – на свой же суд по поводу краж автомобильных на ворованной машине с номерами от другой ворованной машины приехать – так вот, если это не хуцпа, то я, выходит, со словом этим ни черта и не разобрался.

И еще один. Просто–таки зеркальный до йоты вариант – не считая того, что воришка помельче тут фигурирует. Но в прочем же – попробуйте сами отличия сыскать.
Вызвали некоего Чарлза Тейлора в суд в городе Вичита, штат Канзас. Обвинялся этот Тейлор в том, что с ножом в руках ограбил обувной магазин – взявши кассу, а заодно прихватив и пару крепких, удобных и красивых туристических ботинок.
Вышел тут к тумбочке на суде кассир, который, как он утверждал, этим злодеем Тейлором и был ограблен. Стал он было рассказывать, как оно все было – и вдруг застыл. Судья ему: давай, дескать, что там дальше–то было – а он онемел буквально. И вниз, в зал пальцем тычет.
Посмотрели туда, вниз. Сидит за первым столом – как оно и положено – обвиняемый Чарлз Тейлор с адвокатом своим. А из–под стола этого ноги его, Тейлора, торчат. В тех самых туристических ботинках – крепких, удобных и красивых.
Тут, конечно, и судья Джеймс Флитвуд на время дар речи потерял. Сказавши потом голосом ослабевшим: "Никогда не думал, что у кого–то может достать идиотизма на то, чтобы на суд явиться в ворованных башмаках..." Ботинки, конечно, сняли тут же, приобщив к делу – а хуцпистого Тейлора препроводили прямым ходом в тюряжку. В одних носках.

Оно и в целом у преступного этого элемента отношение к судам – где им, между прочим, пайку не на один год сплошь и рядом выписывают – самое наплевательское. Ну да опять–таки – кроме них самих никто за их хуцпу более и не платит.
И тут, может, не в одной только хуцпе дело. Хуцпа–то сама, как некоторые утверждают – да вон хоть профессор–адвокат Дершовиц упомянутый – дело полезное и нужное, отчего тот же Дершовиц, как вы знаете, ее рекомендует брать сколько унесешь. (Хотя опять–таки не всем оно, если я не напутал, рекомендовано было.) Но, видимо, в сочетании с тотальной безмозглостью дает она смесь прямо–таки взрывоопасную. Как, скажем, водород с кислородом. Которые порознь вроде и ничего – а вместе так прямо гремучая смесь.
Такая вот смесь и рванула, когда некоего Брэндона Хьюза на тумбочку в суде вызвали на предмет того, что оспаривал он какие–то выписанные на него дорожные штрафы.
Вызвали его, значит, на тумбочку, Библию подсунули. Теперь ему полагалось левую руку на эту Библию положить, а правую в торжественном жесте поднять, ладонь вперед выставив (в некотором подобии древнеримского приветствия, которое нам и по более свежим временам знакомо) – и произнести, что, дескать, обязуется он говорить "правду, только правду, и ничего, кроме правды, да поможет ему Бог".
Ну, Хьюз этот левую руку на Библию возложил и принялся правую из кармана штанов высупонивать. И вынул–таки эту свою правую руку, вслед за которой из широких штанин и вывалился прямо на пол суда – пакет кокаина.

С этим вот, кстати, делом – с дурью всякой да наркотой в здание суда приволакиваться – у них тоже ситуация в просто–таки эпидемических пропорциях, как у тех воров насчет подремать на работе. Да, пожалуй что, и еще хлеще. За один только 1996 год в Калифорнии – и не во всей даже Калифорнии, а в одном не самом крупном ее городе Фримонте – более ПЯТИДЕСЯТИ человек было прямо в залах суда арестовано, когда рентгеновские аппараты (а они у входа в суд обязательны) всякую дрянь от героина до крэка в их сумках да портфелях обнаруживали.
И ведь так даже бывает, что предупреждают иного на том суде. Ты, дескать, подумай – а то как бы хуже не вышло. Куда там думать–то – когда хуцпа паровым катком под черепной коробкой катит, последние извилины распластывая вчистую.
С Фредериком Ланди судья тоже по–человечески пытался. Его, этого Ланди, в суд вызвали из–за нарушения им правил условного освобождения. Там с этим вот как обстоит. Ежели ты досрочно освободился, срок твой недосиженный на тебе висеть продолжает. И в течение этого срока ни в штат другой тебе выезжать ни–ни, ни там, скажем, в буйстве каком поучаствовать. Ну и целый ряд других прочих требований, законом для такого случая установленных. А иначе – извини, брат, но будь любезен на нарах оставшееся тарабанить.
И я, честно говоря, не знаю, что уж там Ланди этот нарушил – да оно тут и неважно. Но даже и в той ситуации выбор у него был. Либо заявить, что никаких таких нарушений я не признаю – и временно домой, до следующего суда, идти. Либо сказать, что – да что уж тут туда–сюда бегать, виноват, дескать. Ведите уж на досидку.
Что этот вот Ланди и заявил. (Я так думаю, потому, что сидеть ему оставалось всего и ничего.) Судья, конечно, удивился несколько. Вы, говорит, подумайте. Но Ланди уперся – дескать, хрен ли тут думать, прыгать надо. Ладно, судья говорит. Тогда ведите его, голубочка, прямиком.
Ну, повели. А уже в дверях этот Ланди руки в карманы сунул, да как заорет: нет, дескать, желаю по первому варианту! На что судья головой покачал и сказал, что ушел поезд, потому как при всей же публике он своим судейским молотком и стукнул, дело припечатав.
Но справедливо, конечно, и Ланди в дверях–то заорал. Потому что везли его в городскую тюрягу, где, прежде чем в камеру отправить, полагалось ему из карманов все на стол повытряхивать. Все – включая СОРОК ОДНУ ПОРЦИЮ КРЭКА, по этим карманам рассованную. Ну, а что ж делать–то – коли упорно не захотел он это хозяйство дома спокойно выложить...

Да, это та еще смесь – хуцпа вкупе с безмозглостью. И упаковка, в которой эта смесь в жизни предстает, буквально мириадами оттенков сияет. Сути самой, конечно, ни на копейку не меняя. А так – сплошной калейдоскоп, что для нашей задачи как нельзя более кстати. Да вот вам пригоршня – отдохновения ради.
Судили некоего Денниса Ньютона в Оклахома Сити за дерзкое вооруженное ограбление. Взял он там на гоп–стоп магазин один с обрезом в руках – но суду рассказывать об этом своем подвиге Ньютон этот как–то не стремился. Какие такие, сказал, ограбления – да еще и с обрезом. Я, дескать, и вообще никакого оружия в жизни в руках не держал.
Бил он неутомимо на полную свою непорочность, пока кассир того магазина, что Ньютон предположительно ограбил, на тумбочку не вышел. И когда прокурор спросил его, находится ли человек, магазин ограбивший, тут же, в помещении суда, кассир уверенно в сторону Ньютона пальцем и ткнул: да вот же он, дескать.
Тут разъяренный Ньютон вскочил и заорал, побагровев от гнева: "Надо мне было все–таки дуплетом тебе башку разнести!" После чего обвел покрасневшими глазами притихший зал и добавил, пиджак одернув: "Это если бы я там, понятное дело, был."
Так вот и рванула упоминавшаяся нами гремучая смесь. Обойдясь Ньютону (однофамильцу, конечно же – нашего идиота прошибить яблоко еще не выросло) ровнехонько в тридцать лет.

А то арестовали как-то гражданина Альберта Лероя Розье с приятелем его за нанесение некоторым другим гражданам серьезных телесных повреждений. Препроводили их, как и положено, в КПЗ – суда дожидаться. Но эти двое и впрямь из крутых были, потому что на следующий же день у охранника пистолет слямзили, этого же охранника связали и из КПЗ дернули. И, конечно, ушли бы с концами – кабы не упоминавшаяся выше гремучая смесь.
Вспомнил Альберт Лерой, что ему в день ареста чек по безработице полагался, поскольку, как и подавляющее большинство уголовного элемента в той человеколюбивой стране, кормился он и с вэлфера активно. Раз, говорит, государство мне должно – нехорошо было бы не взять.
Ну и пришли, конечно. Как раз в тот момент, когда полицейские у того же окошка папочку с данными на мистера А.Л.Розье получали. С самим, как выяснилось, Розье в придачу. Такая вот история в городе Язу, штат Миссиссипи, в 1993 году произошла.

Кстати о Миссиссипи. Тоже вот в Алабаме случай был (я тут не заговариваюсь, а Миссиссипи еще всплывет) с неким Карлосом Мануэлем Пересом – в 1997 году. Вот уж у кого была смесь – так смесь. И не знаешь даже, какой компонент и перевешивал – хуцпа или безмозглость. Такое ощущение, что и той, и другой процентов по 95 было.
Заехавши на ворованной машине – без номеров – в город Эннистон, двинул сеньор Перес прямиком к муниципалитету. И первого же встречного стал выспрашивать, где бы ему тут удостоверение личности получить, поскольку прав водительских у него нет, а не хотелось бы в какую–нибудь историю вляпаться.
С последним он, конечно, бессовестно соврал. Поскольку вляпаться ему не просто хотелось, а, похоже, даже жаждалось. Тот самый первый встречный, к которому он подрулил, был Ларри Эймерсон, местный шериф. И такой, каких в кино показывают: форма, блямба на груди с надписью полагающейся, револьвер у пояса, шляпа "стетсон", очки темные. За версту, то есть, видно – шериф.
Ну, шериф Эймерсон удивился – стоит человек, из машины без номеров вылезший, да еще расстраивается, что прав у него нет. И требует при этом какую–нибудь бумаженцию, чтобы у него документом работала. А вы, говорит шериф, абсолютно уверены, что так уж мечтаете с нами дела бумажные затеять? Абсолютно, сеньор Перес говорит. А то что ж, без прав, да еще и без бумажки.
Шериф, конечно, шляпу на затылок сдвинул, и говорит: ну тогда покажите, что у вас с собой. На основании чего, то есть, мы вам странный ваш требуемый документ выписывать будем. Тут этот Карлос Мануэль Перес вынул карточку социального страхования.
Шериф еще больше изумился, взгляд с карточки на Переса переводя – и обратно на карточку. Сеньор Перес выглядел–то как положено – латиноамериканских кровей, с очень смуглой даже для ихнего брата кожей, да еще и с акцентом безошибочным. А на карточке красовалось имя "Мэтью Новаковский", что для шерифа со всем прочим как–то неважно стыковалось.
Шериф и говорит: точно, мол, Новаковский? А как же, говорит Карлос Мануэль Новаковский. Вот у меня и свидетельство о рождении даже есть. Вывалил свидетельство. Где пара пунктов была откровенно вручную замазана и кривым почерком подправлена. Включая место рождения, которое было представлено как "штат МиСССисипи" (я ж говорил – всплывет).
Конечно, завели на него документ. Когда в КПЗ определяли. А шериф, между прочим, на все это еще и обиделся крепко. Так газетам и сказал: "Я, конечно, знаю, что мы из Алабамы, что вроде как бы провинция. Но не тотальные же мы идиоты!"
Тут шериф прав, конечно. Но штука–то в том, что идиоты типа Карлоса Мануэля Новаковского – те, что из тотальных – они ведь в силу именно этого факта не склонны существования нормальных людей предполагать...

И вот этот весьма характерный ихней хуцпы оттенок – не просто чтобы повыпендриваться, а всенепременно с тем человеком, что законом по другую от преступника сторону шахматной доски посажен. Тут Карлос Мануэль совсем, конечно, не одиночка.
В Канзас Сити свиснул вор один, Дейл Ричардсон, сумочку у дамы одной – пока эта дама с подружкой в ресторанчике обедала беззаботно. Ну, свиснул, домой приволок, стал добычу разглядывать.
И видит, что, помимо пятидесяти долларов наличными, в сумочке документы содержатся. На имя Клэр Маккаскил. Окружного... прокурора. С фотографией той самой дамочки, что за столом ресторанным с подружкой своей щебетала, пока Ричардсон сумочку ее изымал. И тут же, в сумочке, жетон прокурорский – навроде полицейского – покоится.
Понимаю, читатель, что ты, конечно не вор какой – но эксперимента ради поднапрягись да и поставь себя на его место. Какие такие твои будут действия? Правильно, шугануть эту чертову сумочку с моста подальше в речку. (При том, что мнения насчет оставлять наличный полтинник или нет, у нас могут и разойтись.) Потому что приличному вору от такой сумочки чем дальше, тем здоровее.
И это все правильно, если, конечно, чисто по логике двигаться. Без учета находящейся на грани взрыва смеси хуцпы и идиотизма. Которая в данном случае рванула с тем результатом, что Дейл Ричардсон к телефону потянулся. Так он себе рассудил, что документы этой Клэр нужны поболее даже полтинника. А посему накрутив номер, в удостоверении указанный, сказал он прокурорше, что готов и с сумочкой, и с содержимым расстаться за вполне умеренную сумму в двести пятьдесят зеленых. На что она, понятное же дело, с радостью согласилась и даже дала домашний свой адрес.
Куда этот идиот в самом деле и явился.

Вы только не подумайте, что таковский народ исключительно в Америке водится. Мы уже Бог знает сколько страниц тому назад подметили: географически идиотизм распределяется подозрительно равномерно. Так что и старая мудрая Европа ни за что по этой части не отстанет. И не только что не отстанет, но еще нет–нет, да и хорошую фору даст.
Вот вам такой Филипп Тома, француз до мозга костей – и весьма преуспевающий грабитель. Банковский, между прочим, грабитель. Когда полиция его все–таки взяла в 1997 году, изъяли у него полмиллиона франков припрятанных – добыча с нескольких его лихих на банки наездов. (Оно что–то около ста тысяч долларов получается – серьезные вполне деньги.)
Ну, его в каталажку, деньги к вещдокам приобщили. А тут тебе век компьютерный свое веское слово сказал. Если кто компьютер под рукой имеет, того и убеждать не приходится. Прочим же скажу, что эта железяка сколько нервов экономит, на столько же крови и пьет. Совершая ошибки в местах самых неожиданных и малоприятных. (Правда, и то в оправдание железки сказать можно, что работает она все–таки по принципу GIGO – "garbage in – garbage out". Что можно бы перевести как МуВМуИ – "мусор в – мусор из". В смысле, дерьмо в нее сунешь – дерьма она тебе и насчитает.)
Ну, это мы несколько отвлеклись. А вышло в общем и целом так, что какой–то уж там компьютер совершил (не думаю, конечно, чтобы так уж и без помощи подключенного к нему человека) какую–то там ошибку – и в каталажку поступила информация, что махрового разбойника Филиппа Тома полагается... выпустить. Охранники, конечно, головой покрутили – но бумажка–то вот она. Пришлось выпускать. И вышел месье Тома вольной птицей на свободу.
И вот вышел он, значит – и задумался. Если кто решил, что задумался он на тему, куда ему из родной Франции когти рвать – поскольку дураку же ясно, что козырная ошибка вышла, с которой не сегодня, так завтра разберутся, и совсем не в его пользу – так вот, ежели кто так себе решил, то на все сто прокололся. Поскольку задумался Филипп Тома о несправедливости в целом.
И в такой вот задумчивости в полицию и явился. Я, сказал, теперь человек кругом свободный, а посему извольте вернуть денежки, при обыске изъятые, так как они есть плод нелегкой и небезопасной работы. А мне, сказал, и о старости думать надо.
Полицейские, конечно, обалдели. Ладно, говорят, посиди пока тут, а мы наверх звякнем. Звякнули. Говорят: так что нам теперь с деньгами этими награбленными делать? Наверху – истерика. Дескать, какие деньги, тут железка дурака наваляла, а мы разбойничка на волю отпустили, и где, дескать, теперь его ловить. Тут те, что снизу, и говорят: да вот же он, тут же сидит. Тогда все как–то сразу и успокоились. Ну раз так, говорят, то пусть и сидит.
И – сидит.

Спору нет, случаи такие не только в совсем уж негативном свете рассматривать следует. Это преступнику оно боком – а работу полиции, которая нас от него бережет, облегчает значительно. Оно, конечно, удобно, когда следы там и сям. Еще того лучше, когда даже имя с фамилией и адресом разыскивать не приходится. Но уж, согласитесь, совсем лафа, когда он сам тепленьким прямо по месту назначения и является.
Чисто развлечения для – вот вам еще случай. Совсем с другого конца линейки. До того, то есть, был в доску серьезный банковский налетчик – а тут будет просто пьянчуга. Но – за рулем. Что его, как вы понимаете, в разряд правонарушителей помещает автоматически.
Поздним довольно вечером в полицейское отделение города Медфорд, штат Пенсильвания, с большим трудом ввалился гражданин Джеймс Авалон. С не меньшим трудом он и изъяснялся, поскольку лыко если и вязал, то прилагая нечеловеческие прямо–таки усилия.
В общем, промычал, так мол и так, а прибыл я сообщить о дорожно–транспортных происшествиях. На такой–то и такой–то улице, сказал, машина в дерево воткнулась. Может, сказал, даже и повредив, я не проверял. А потом, сказал, та же самая машина фонарь снесла. Со столбом вместе. Так что столб на дороге валяется, и вы, сказал, убрали бы его от греха подальше.
Ну, стали его выспрашивать – не знает ли, дескать, что за машина все это проделала. Как же, сказал, знаю. Моя. Да вон она, у вас во дворе стоит – и до чего же помя-я-я-ятая...
Тогда они права у него потребовали. Он чуть было не протрезвел – но передумал и ржать начал. Какие такие, сказал, права. У меня их за пьянку черт–те когда отобрали. Они было этому Авалону трубочку стали совать, дыхни, дескать – а он и вовсе в хохот. Понасажали вас тут, говорит, дураков. Вам, говорит, без трубочки, что ли, не видно, что я и так в сиську?
И ведь прав насчет дерева и столба оказался. Столб так–таки поперек дороги и лежал.

Историю–то эту я больше для смеха тут впаял, потому что вряд ли такой уж идиотизм тут в работе. Может, даже, наоборот – обострившееся под влиянием алкоголя гражданское чувство. Теории, конечно, всякие строить можно – но вот то лишь смущает чуточку, что в Америке это произошло. Потому что чем–то неистребимо родным от всей этой истории веет...
Хотя и в соседней с Америкой Канадщине такие вещи – нет–нет, да и случаются. К отделению полиции в Торонто тоже вот машина подрулила как–то. И славно так подрулила – с ходу в полицейский патрульный автомобиль впаявшись. Себя, конечно, отрихтовав как следует – но и машине с мигалками перепало тоже по первое число. А когда наличные полицейские на улицу повыскакивали и к месту происшествия кинулись, навстречу им из виноватого автомобиля вылез, крепко покачиваясь, гражданин – качавшийся, как оказалось, ни от каких не травм, слава Богу.
Гражданин этот, Норман Ньюмарк, полицию увидев, очень обрадовался, сказав, что к ним он и ехал. И нельзя ли ему, дескать, в трубочку подышать. Потому что очччень он не уверен, что достаточно трезв для того, чтобы своим транспортным средством управлять. (Прав, кстати, в своих подозрениях оказался...)

А вот этот случай я вам для симметрии расскажу. Про другого нетрезвого за рулем правонарушителя, который в отличие от подозрительно русского Авалона отпирался и в несознанку играл до последнего. В октябре 1995 года дорожный полицейский Джозеф Фонтено, патрулируя движение в Редондо Бич, штат Калифорния, узрел вдруг престранный автомобиль.
Нет, марка–то машины была из обычных – Мазда МХ. Но когда на капоте ее разглядел Фонтено столб, на которых светофоры крепятся – со светофором вместе – принялся он вслед за этой Маздой ехать и мигалками своими ей сигналить на предмет остановиться. После чего Мазда скорость и прибавила.
Ну, поиграли они там маленько в кошки–мышки, но на то ж он, Фонтено, и профессионал был, чтобы догнать. Подошел к водительскому окошку, зашатался от паров винных, оттуда хлынувших – и услышал традиционное: "А что, собственно, случилось, офицер?" Стал Фонтено насчет столба да светофора выспрашивать – водитель плечами только пожимает. Какой такой, дескать, столб?
Вывел его кое–как полицейский из машины. Подвел к капоту. Вот, говорит, столб. А вот светофор. Прямо, говорит, под твоим носом поперек капота расположившиеся. Ах, ээээээти, водила сказал. Так они тут век были. Я машину так с ними и купил.
И тут, конечно, не в том дело, что сшиб он его несколькими милями раньше, заехав на разделительную полосу, где светофор на столбе и мигал весело. Тут – помимо симметрии с предыдущей историей – интересует меня тот факт, что нет ни единого анекдота, каким бы сюрреалистическим он ни был, чтобы его жизнь во всей красе не воспроизвела. И я в связи с этим случаем не мог не вспомнить один из своих любимых, который ежели кто не знает, милости прошу подогреться, а знающие могут, конечно, и дальше листать.
Это вот когда браконьер подстрелил себе кабанчика – подсвинка, то есть – на плечо его взвалил и прет, потом обливаясь, по лесу. А тут на него охотнадзор и выходит.
Ты где ж, говорит, его взял–то? Браконьер удивленно: кого? Как кого – кабанчика. Какого такого кабанчика? Инспектор говорит: а что у тебя, по–твоему, на плече? Взгляд на левое плечо: Где? Да не на этом, на правом. Взгляд на правое – и с ужасом: "А–а–а–а–а!!!"

Кстати, истории, подобные этой со столбом да светофором, вполне постоянный элемент повседневно разыгрывающейся партии между полицией и правонарушителем – а то и попросту преступником. Не так давно два дуболома в городе Колумбус, штат Огайо, нацелились было банковский автомат взять. Из тех, что населению прямо на улице деньги выдает – ежели они у такого населения на счету имеются.
Подъехали эти двое, Тимоти Лебо и Чарлз Кинсер, глубокой ночью к автомату намеченному – и давай его ломать, чтобы до кишок, до денег, то есть добраться. Пыхтели они так с час, если не больше. И не о том тут, конечно, речь, что видеокамера над автоматом, изображение на пленке, улики и все такое прочее. Они себе всей этой плесенью голову не морочили. А попотели еще чуток – и порешили дома дело это нудное завершить.
Зацепили проклятую железку тросом, да и дернули грузовичком своим. Натуральным образом его и выдернув. Потом на тот же грузовичок взвалили и поехали себе. А поскольку сигнализация при выдирании сработала, то и полиция уже мчалась по всем близлежащим кварталам.
Одна из патрульных машин наперерез разбойной парочке и выехала. Тормознули, говорят: а что это у вас в кузове? Те говорят: да вроде ничего там не было. Как же не было, полиция говорит, а вот это что? Тимоти с Чарлзом тогда посмотреть вылезли. Ах, это, говорят. Так это машина стиральная. Полицейские удивились. И как же, говорят, на ней стирать? А те двое: мы, говорят, забыли, куда белье совать полагается, но вылезать оно будет вот через эту щель. Глаженное уже.
И так до самого КПЗ упорно на своей теории и стояли.

Любят они это дело – в заблуждении своем упорствовать. Как, впрочем, и любой другой смертный. С той, конечно, разницей, что в их работе оно самим результатом не поощряется.
В Линкольнвуде, штат Иллинойс, заявились два типчика, Эдвард Лопес и Эрик Харб, в магазин. Большой такой магазин, торговой сети "Саммит". Подошли к кассиру и говорят: мы тут кой–чего выбрать хотим, так как насчет кредитной карточкой расплатиться? Кассир говорит: так это всегда пожалуйста. Они мяться начали. Да мы–то, дескать, знаем, что это окей, но только у нас карточка ворованная. Кассир им тогда и объяснил: вы бы, братцы, шли отсюда. От греха подальше. Те в уговоры пошли: тебе, дескать, кассиру, что за разница. Не с твоего ж счета деньги–то снимут.
Ну, препирались они так, пока кассир и не плюнул. Ладно, сказал. Идите берите что уж вам там надо. На кассе разберемся.
И разобрались. Когда они к кассе с тележкой своей подъехали, кассир их знакомый, как и обещал, на месте был. С двумя ребятами в темно–синей форме.

Другая такая упорная – Сидония Уильямс – в Нью–Йорке в историю влипла. Сама же ее, конечно, историю эту, и состряпав. Пришла как–то Сидония в банк "Лорд энд Тейлор" и возжелала открыть счет. Кассирша ей говорит: с превеликим удовольствием мы вам это сделаем. Надо только положить на новый счет доллар–другой, и все дела.
Зачем же доллар–другой – это Сидония говорит. Я уж вложусь посолиднее. И вываливает на стойку банкноту – в... один миллион долларов.
Кассирша, конечно, аж вспотела. Взяла купюру эту рукой дрожащей, разглядывает. Потом вспомнила, что в обращении такого номинала и нет вовсе. Начисто, то есть, нет. Присмотрелась еще: вроде, лицо знакомое. Самый что ни на есть первый президент ее страны, известный масонский деятель Джордж Вашингтон, который в окружении прочей масонской символики на однодолларовых бумажках красуется.
Ну, когда еще внимательнее всмотрелась да банкнотой этой пошуршала, то и все остальное понятно стало. Повырезала Сидония ноликов откуда–то, на однодолларовую купюру налепила в количестве шести, да и пересняла такой мастерски изготовленный макет на цветном ксероксе.
Стала ее кассирша уговаривать с миром уйти. Сидония при таком обороте дела возмутилась образом самым искренним. Как, сказала, уйти – а счет открыть с мильоном моим кровным?
В общем, нажала кассирша положенную кнопочку. Люди в форме подошли, интересоваться деталями стали. А Сидония на своем стоит как та скала: мои, говорит, праведными трудами обретенные деньги. Да вот у меня в сумочке и еще пара сотен таких же купюр – на текущие расходы.
Самый, конечно, махровый идиотизм в этой истории в том заключался, что отвезли ее все–таки в полицию. Что, как вы понимаете, сугубо не по адресу было.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Президент рейган порадовал собравшихся следующим афоризмом факты
Пойду ка я в президенты
Конечно
Вершовский М. А другого глобуса у вас нет
Вершовский М. А другого глобуса у вас нет 5 человек