<<<     ΛΛΛ     >>>   

стория денег, по большей части, есть история инфляции, организуемых
правительствами
Временная или локальная дефляция в раннем Средневековье
Абсолютизм подавил попытки купцов создать стабильные деньги

Когда изучаешь историю денег, не перестаешь удивляться тому, как долго люди
мирились с правительствами, которые в течение 2000 лет пользовались
исключительной властью для того, чтобы постоянно эксплуатировать и обманывать
их. Это можно объяснить только тем, что миф о необходимости правительственной
прерогативы укоренился настолько прочно, что даже профессиональным
исследователям <включая, до недавнего времени, и автора этих строк -- F.A.
Hayek, The Constitution of Liberty (Routledge &Kegan Paul, London and Chicago,
I960), pp. 324 et seq.> не приходило в голову когда-либо поставить его под
сомнение. Но стоит только усомниться в истинности существующей доктрины, как
становится ясно, на какое непрочное основание она опирается.
Мы не можем проследить в деталях злостную деятельность правителей по
монополизации денег дальше эпохи греческого философа Диогена, который еще в IV
столетии до нашей эры назвал деньги политической игрой в кости. Но со времен
Древнего Рима вплоть до XVII столетия, когда бумажные деньги начали играть
значительную роль, история чеканки монеты -- это почти непрерывная цепь порчи
или постоянного снижения содержания драгоценного металла в монетах и
соответствующего роста всех потребительских цен.
История денег, по большей части, есть история инфляции, организуемых
правительствами
Никто еще не написал исчерпывающей истории этих событий. Это была бы чересчур
монотонная и унылая история. Но я думаю, не будет преувеличением считать, что
история человечества есть в значительной степени история инфляции, причем
инфляции, устраиваемых правительствами и ради выгоды правительств, хотя
открытие новых источников золота и серебра в XVI столетии произвело
аналогичный эффект. Историки вновь и вновь пытались оправдать инфляцию,
утверждая, что благодаря ей стали возможны периоды быстрого экономического
развития. Они создали даже ряд инфляционистских теорий истории <в особенности,
Вернeр Зомбарт [Wemer Sombart, Der moderne Kapitalismus, vol. II, 2nd Edition,
Munich and Leipzig, 1916/17], а до него Арчибальд Алисон [Archibald Mison,
History of Europe, vol. I, London, 1833] и другие. См. о них книги Поля Барта,
посвятившего целую главу "Истории как функции ценности денег", и Марианны Фон
Херцфельд [Marianne von Herzfeld, "Die Geschichte als Funktion der
Geldwertbewegungen", Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik, 56/3,
1926]>, которые, однако, явно опровергаются реальностью: цены в Англии и
Соединенных Штатах в конце периодов самого быстрого развития этих стран
остались почти на том же уровне, как и двумя столетиями раньше. Но люди,
заново открывающие для себя этот факт, обычно незнакомы с более ранними
дискуссиями.
Временная или локальная дефляция в раннем Средневековье
Начало Средних веков принято считать периодом дефляции, способствовавшей
экономическому упадку во всей Европе. Но даже этого нельзя утверждать с полной
уверенностью. Вообще говоря, похоже, что сокращение торговли привело к
уменьшению количества денег в обращении, а не наоборот. В исторических
источниках мы находим достаточно много жалоб на дороговизну товаров и порчу
монеты, чтобы считать дефляцию всего лишь локальным явлением в регионах, где
войны и миграции разрушили рынок и денежная экономика стала съеживаться по
мере того, как люди прятали свои сокровища. Но там, где, как в Северной
Италии, рано возрождается торговля, мы немедленно видим, как все мелкие
князьки начинают соперничать друг с другом в порче монеты -- идет процесс,
который, несмотря на ряд безуспешных попыток частных торговцев создать лучшее
средство обмена, продолжался в течение столетий, так что Италия завоевала
репутацию страны с наилучшими авторами, пишущими о деньгах, и с худшими
деньгами.
Но, хотя теологи и юристы дружно осуждали эту практику, она не прекращалась,
до тех пор, пока бумажные деньги не предоставили правительствам еще более
дешевого метода обмана народа. Разумеется, правительства не могли навязывать
народу плохие деньги, не прибегая к самым жестоким мерам. Вот как в одном
юридическом трактате кратко изложена история наказаний за простой отказ
принимать официальные деньги: "От Марко Поло мы узнаем, что в XIII столетии
китайский закон карал за отказ принимать императорские бумажные деньги
смертью. Двадцать лет каторги, а в некоторых случаях смертная казнь, были
наказанием за отказ принимать французские ассигнации. Раннее английское право
предписывает рассматривать отказ принимать правительственные деньги как
государственную измену. В эпоху американской революции отказ от приема банкнот
Континентального Конгресса рассматривался как враждебный акт и иногда вел к
потере права на взыскание долга" <A.Nussbaum, Money in the Law, National and
International (Foundation Press, Brooklyn, 1950), p. 53>.
Абсолютизм подавил попытки купцов создать стабильные деньги
Некоторые из первых банков в Амстердаме и других местах обязаны были своим
появлением попыткам купцов обеспечить себя стабильными деньгами. Однако
укреплявшийся абсолютизм вскоре подавил все усилия, направленные на создание
негосударственных денежных единиц. Вместо этого он покровительствовал развитию
банков, выпускавших банкноты, выраженные в официальных правительственных
деньгах. На этом примере можно показать, как подобное развитие событий открыло
двери новым политическим злоупотреблениям, причем показать нагляднее, чем на
материале истории металлических денег.
Говорят, китайцы, наученные своим горьким опытом с бумажными деньгами,
пытались навсегда запретить их (разумеется, безуспешно), еще до того, как их
изобрели европейцы. <См. On Chinese Currency. Coin and Paper Money (Willem
Vissering, Leiden, 1877) и "Taper Money -- A Cycle in Cathay" (Cordon Tullock,
Economic History Review, IX/3, 1956), которые, однако не упоминают часто
повторяемой истории об "окончательном запрете".> Конечно, европейские
правительства, узнав о новой возможности, начали безжалостно ее
эксплуатировать, но не для того, чтобы обеспечить людей качественными
деньгами, а чтобы получить для казны как можно большую прибыль. С тех пор как
в 1б94 г. британское правительство продало Банку Англии ограниченную монополию
на выпуск банкнот, главная забота всех правительств состояла в том, чтобы не
дать власти над деньгами, ранее основанной на прерогативе чеканки монеты,
ускользнуть из их рук, перейдя к действительно независимым банкам. На
некоторое время господство золотого стандарта и вера в то, что его поддержание
есть важный элемент престижа, а вынужденный отказ от него -- национальный
позор, существенно ограничили эту власть. Это дало миру единственный
продолжительный период (около 200 лет) относительной стабильности, в течение
которого могла развиться современная промышленность, страдавшая, впрочем, от
периодических кризисов. Но как только около 50 лет назад мир осознал, что
конвертируемость в золото есть просто способ контроля за количеством денег, и
что это и было реальным фактором, определявшим их ценность, правительства
начали предпринимать отчаянные попытки уклониться от соблюдения дисциплины, и
деньги сделались, более чем когда-либо, игрушкой в руках политиков. Лишь
немногие великие державы сохранили на время хоть какую-то стабильность денег,
привнеся ее также в колонии, входившие в состав их империй. Но, например, ни
Восточная Европа, ни Южная Америка никогда не знали длительных периодов
денежной стабильности.
И хотя правительства никогда не использовали свою власть для обеспечения
устойчивости денег на сколько-нибудь длительное время и могли воздерживаться
от грубых злоупотреблений, только когда их дисциплинировал золотой стандарт,
причина, которая должна заставить нас отказаться долее терпеть
безответственность правительств, состоит в том, что сегодня мы знаем о
возможности контролировать количество денег таким образом, чтобы предотвращать
сильные колебания их покупательной способности. Более того, хотя есть все
основания не доверять правительству, не связанному золотым стандартом или
чем-то подобным, нет оснований сомневаться, что частное предприятие,
процветание которого зависит от успеха его деятельности, может обеспечить
стабильную ценность выпускаемых им денег.
Прежде чем мы покажем, как работает такая система, необходимо разобраться с
двумя предрассудками, которые могут служить возражениями против нашего
предложения.

Глава V. Мистика "законного платежного средства"

Суеверие, опровергаемое существованием спонтанно возникающих денег
Частные деньги предпочтительнее
"Законное платежное средство" как источник неопределенности
Налоги и контракты

Первое недоразумение касается понятия "законного платежного средства" или
"legal tender". Для нашего исследования это понятие не имеет большого
значения, но оно широко используется при объяснении или оправдании
правительственной монополии на выпуск денег. Первый испуг, вызванный
обсуждаемым здесь предложением, обычно сопровождается такой реакцией: "Но
должно же быть законное платежное средство". Как будто это замечание
доказывает незаменимость единых правительственных денег для нормальной деловой
жизни.
В своем строго юридическом значении "legal tender", или законное средство
платежа означает не более, чем деньги, выпускаемые правительством, от которых
не может отказаться кредитор при уплате этими деньгами причитающегося ему
долга <Nussbaum [Money in the Law, National and International, Foundation
Press, Brooklyn, 1950] и Breckinridge [Legal Tender, University of Chicago
Press, Chicago, 1903]>. Даже при таком определении важно отметить, что этот
термин не имеет общепринятого толкования в английском законодательстве <F.A.
Mann, The Legal Aspects of Money, 3rd Edition, Oxford University Press,
London, 1971, p. 38>. С другой стороны, отказ английских судов (до недавнего
времени) выносить решения по платежам в любой валюте, кроме фунта стерлингов,
сделал этот аспект законного тендера особенно значимым в Англии. Но положение
должно, вероятно, измениться после недавнего судебного решения <Milliangos V.
George Frank Textile Ltd. (1975)>, установившего, что английский суд может
выносить решения об уплате в иностранной валюте по денежным искам, выраженным
в такой валюте, так что теперь в Англии можно, например, требовать через суд
выплаты доли от продаж в швейцарских франках <Financial Times, 6 November
1975, отчет воспроизведен в: F.A. Hayek, Choise in Currency, Occasional Paper
48, Institute of Economic Affairs, London, 1976, pp. 45--46>. В иных
источниках он просто означает средство расплаты по долговым обязательствам,
измеряемым согласно договору, в денежных единицах, выпускаемых правительством,
а также по иным обязательствам, налагаемым решениями суда. Поскольку
правительство владеет монополией на денежную эмиссию и использует ее, чтобы
навязать один единственный вид денег, оно должно, вероятно, также иметь власть
приказывать, какими предметами может быть уплачен долг, измеренный в его
денежных единицах. Но это не означает ни того, что все деньги должны быть
"законным средством платежа", ни даже того, что все предметы, которым закон
присваивает статус "legal tender", должны быть деньгами. <Есть исторические
примеры, когда суды обязывали кредиторов принимать в уплату денежных исков
такие товары, как табак, который вряд ли можно назвать деньгами, Nussbaum,
Money in the Law, National and International, Foundation Press, Brooklyn,
1950, pp.54--55.>
Суеверие, опровергаемое существованием спонтанно возникающих денег
В сознании публики, однако, термин "законное платежное средство" окутан
туманом смутных представлений о необходимости государства как источника
снабжения деньгами. Это пережиток средневековой идеи о том, что именно
государство каким-то образом придает деньгам ценность, которой они сами по
себе не обладали бы. А это, в свою очередь, является верным лишь в том, очень
узком смысле, что правительство может заставить нас принимать в уплату долга
все, что посчитает нужным, вместо того, о чем мы договаривались первоначально;
лишь в этом смысле оно может придать заменителю ту же ценность с точки зрения
должника, что и та, которой обладал объект, первоначально фигурировавший в
договоре. Но суеверное представление о том, что правительству (обычно, для
пущей важности именуемому "государством") надлежит определять, что должно быть
деньгами, как будто оно создало деньги, которых без него не существовало бы,
коренится, вероятно, в наивном убеждении, что такое орудие, как деньги, должно
было быть "придумано" и передано нам неким первоначальным изобретателем.
Эта вера была полностью подорвана нашим пониманием спонтанного возникновения в
процессе социальной эволюции никем не проектировавшихся институтов,
хрестоматийным примером которых могут служить деньги. Другими важнейшими
примерами такого рода являются язык, закон и мораль. Когда многоуважаемый
немецкий профессор Кнапп возродил в нашем столетии средневековую доктрину
valor impositus, она проложила путь политике, которая в 1923 г. довела
германскую марку до 1/1000 000 000 000 ее прежней стоимости!
Частные деньги предпочтительнее
Разумеется, деньги могут существовать (и существовали) без какого-либо участия
правительства. Они даже оказывались вполне удовлетворительными, хотя им и
редко удавалось просуществовать в течение длительного времени. (Эпизодические
попытки властей торговых городов обеспечить деньга хотя бы с постоянным
содержанием драгоценного металла (такие, как создание Амстердамского Банка) в
течение долгого времени были вполне успешными и их деньга использовались
далеко за пределами национальных границ. Но даже в этих случаях власти рано
или поздно начинали злоупотреблять своим квазимонопольным положением.
Амстердамский Банк был государственным учреждением, услугами которого люди
должны были пользоваться в определенных случаях, а его деньга были
единственным законным средством платежей, превышающих некоторую сумму. Его
услугами нельзя было пользоваться при обычных мелких сделках и местных
операциях за пределами города. То же самое, в общем, относится к аналогичным
экспериментам в Венеции, Генуе, Гамбурге и Нюрнберге.) Нужно, однако, помнить
урок, содержащийся в работе столетней давности одного голландского автора,
посвященной Китаю. Он заметил о бумажных деньгах, обращавшихся тогда в той
части мира, что "поскольку они не являются законным средством платежа и не
предоставлены попечению государства, они повсюду принимаются как деньги"
[Willem Vissering, On Chinese Currency. Coin and Paper Money, Leiden, 1877].
Именно правительствам мы обязаны тем, что сегодня в пределах данных
национальных территорий общепринятым является только один вид денег. Но
желательно ли это, и могут ли люди, поняв собственную выгоду, получить лучшие
деньги безо всякого шума вокруг "законного тендера" -- вопрос открытый. Более
того, "законное средство платежа" (gesetzliches Zahlungsmittel), не
обязательно должно быть точно определено законом. Достаточно, если закон
позволяет судье решать, в каких именно деньгах должен быть уплачен тот или
иной долг.
80 лет назад с позиций здравого смысла дело очень ясно изложил выдающийся
сторонник либеральной экономической политики, юрист, статистик и
высокопоставленный государственный чиновник лорд Фаррер. В работе, написанной
в 1895 г. <Lord Farrer, Studies in Currency, London, 1898, p.43>, он признал,
что если нации "...ограничиваются введением стандартной единицы законного
платежного средства (принятой ценности), не будет ни нужды, ни возможности для
действия какого-то специального закона о законных платежных средствах. Обычное
договорное право делает все необходимое безо всякого закона, приписывающего
особое значение тем или иным видам денег. Допустим, мы приняли за единицу, или
стандарт ценности, золотой соверен. Если я обещал уплатить 100 соверенов, нет
нужды в каком-то специальном правовом акте о законном тендере, гласящем, что я
обязан уплатить 100 соверенов и что, если у меня потребуют уплаты 100
соверенов, я не могу расплатиться по этому обязательству чем-либо еще".
Исследовав типичные случаи применения понятия законного платежного средства,
лорд Фаррер заключает: "Глядя на приведенные случаи применения закона (или,
скорее, злоупотребления законом) о законном платежном средстве... мы видим,
что в них есть одна общая черта -- а именно, что закон во всех случаях
разрешает должнику .уплатить и требует от кредитора принимать другое средство
платежа, не предусмотренное контрактом. В сущности, это насильственная и
неестественная конструкция, навязанная людям, заключающим сделки, произвольной
властью". <Ibid., р. 45, Locus classicus 110 этому вопросу -- это рассмотрение
Карлом Менгером в 1892 г. [Carl Menger, "Geld" (1892), Collected Works of Carl
Menger, ed. by the London School of Economics, London, 1934] законного
средства платежа под более подходящим немецким эквивалентом Zwangskurs,
(навязанный курс) работа, которая, несомненно, повлияла на формирование моих
взглядов, хотя я забыл об этом, когда писал первый вариант настоящего доклада.
См. стр. 98--106 репринта, особенно стр. 101, где Zwangskurs описан как
"средство, навязанное обращению или искусственно удерживаемое в нем,
посредством осуществляемых вопреки воле населения злоупотреблений монетной или
банкнотной прерогативой, вызывающих к жизни патологические средства
обращения", и стр. 104, на которой Менгер определяет его как "узаконенное
принуждение принимать в уплату денежного долга виды денег, относительно
которых между сторонами не было ни письменных, ни подразумеваемых
договоренностей, и обладающих такой установленной ценностью, которую бы они не
имели в случае свободного обращения". Особенно интересна также первая сноска
на стр. 102, где Менгер указывает, что в течение первой половины 19-го
столетия на этот счет существовало почти полное единство мнений среди
либеральных экономистов, тогда как во второй половине под влиянием юристов
(по-видимому, германских) экономисты ошибочно начали рассматривать legal
tender как атрибут совершенных денег.>
К этому лорд Фаррер добавляет несколько строк, о том, что любой закон о
законном платежном средстве по природе своей "является подозрительным" <Ibid.,
р. 47>.
"Законное платежное средство" как источник неопределенности
Истина состоит в том, что "legal tender" есть просто дозволенное законом
средство заставить людей принимать в уплату по контракту что-то, что они не
собирались принимать, когда заключали контракт. При некоторых обстоятельствах
это становится фактором, усиливающим неопределенность деловых операций и
состоит, как заметил в этой связи лорд Фаррер "...в подмене свободного
заключения добровольных контрактов и закона, просто обязывающего соблюдать
условия таких контрактов, искусственной конструкцией, которая никогда не
пришла бы в голову сторонам, если бы не навязывалась им произвольным законом".
Все это ясно видно на примере того исторического периода, когда выражение
"legal tender" стало широко применяться в качестве определения денег. На
печально известных "процессах о законном средстве платежа" в Верховном Суде
Соединенных Штатов после Гражданской войны, стоял вопрос о том, должны ли
кредиторы принимать доллары по текущему курсу "доллар за доллар" в уплату за
деньги, данные взаймы, когда доллар имел намного более высокую ценность <cр.
Nussbaum, Money in the Law, National and International, Foundation Press,
Brooklyn, 1950, pp. 586--592>. Та же проблема стала еще острее в конце эпохи
великих европейских инфляции после Первой мировой войны, когда, даже в крайнем
случае с немецкой маркой, принцип "марка есть марка" применялся до самого
конца -- хотя позже были предприняты некоторые попытки предложить ограниченную
компенсацию наиболее пострадавшим. <В Австрии после 1922 г. имя "Шумпетер"
стало среди простых людей почти ругательством из-за следования принципу "крона
есть крона". Экономист И. Шумпетер в течение своего краткого пребывания на
посту министра финансов дал свое имя указу правительства, лишь кратко
излагавшему действующий в то время закон и гласившему, что долги, взятые в
кронах тогда, когда крона имела более высокую ценность, могут быть выплачены в
обесцененных кронах, имевших, в конечном счете, лишь 1/15000 первоначальной
стоимости.>
Налоги и контракты
Правительство, конечно, должно быть вправе определять, в каких денежных
единицах должны уплачиваться налоги, и заключать контракты в любых единицах по
своему выбору (таким образом, оно может поддерживать валюту, которую выпускает
или желает укрепить). Но трудно найти объяснение тому, почему оно должно
отвергать другие счетные единицы в качестве основы при определении налогов. В
недоговорных платежах, таких, как возмещение ущерба или компенсация в случае
гражданского правонарушения, валюту, в которой надлежит выплачивать
компенсацию, должен был бы определять суд, возможно вырабатывая при этом новые
правила. Однако здесь нет необходимости в каком-либо специальном
законодательстве.
Реальная трудность, возникающая при замене выпускаемой правительством денежной
единицы другой, имеет место в случае, когда правительство перестает
существовать в результате завоевания, революции или распада страны. Новое
правительство обычно устанавливает специальный правовой режим для частных
контрактов, выраженных в единицах исчезнувшей валюты. Если частный эмиссионный
банк прекращает операции и становится неспособным выкупить эмитированные им
обязательства, скорее всего его "валюта" лишается ценности и ее держатели не
могут предъявить требование о возмещении, обеспеченное правовой санкцией.
Суды, однако, могут решить, что в подобном случае обязательства, выраженные в
данной денежной единице, по контрактам между третьими лицами, заключенными еще
в тот период, когда были основания надеяться на ее стабильность, должны быть
исполнены в какой-то другой валюте, использование которой в наибольшей степени
соответствует предполагаемым намерениям участников контракта.

Глава VI. Путаница вокруг закона Грэшема

Непонимание так называемого закона Грэшема приводит к убеждению, что
правительственная монополия необходима из-за существования тенденции к
вытеснению хороших денег плохими. Именно для того, чтобы доказать этот тезис,
выдающийся экономист У.С. Джевонс выразил Закон Грэшема в очень категоричной
форме: лучшие деньги не в состоянии вытеснить худшие. Правда, он утверждал
это, возражая философу Герберту Спенсеру, который предлагал сделать чеканку
золотых монет открытой для свободной конкуренции в то время, когда допускалось
только два вида различных валют -- золотые и серебряные монеты. Возможно,
Джевонс, которого привел в экономическую науку опыт работы пробирным мастером
на монетном дворе, еще меньше, чем большинство его современников, принимал
всерьез возможность существования какого-либо иного вида денег. Но как бы то
ни было, негодование по поводу спенсеровского предложения о том, что мы могли
бы доверить "какой-нибудь Heaton and Sons, или какой-нибудь другой
предприимчивой бирмингемской фирме снабжать нас соверенами и шиллингами на
свой страх и риск и ради собственной прибыли подобно тому, ...как мы доверяем
бакалейщику снабжать нас пачками чая, а булочнику -- булками хлеба" <W.S.
Jevons, Money and the Mechanism of Exchange, Kegan Paul, London, 1875, р. 64,
о его возражениях Герберту Спенсеру [Gasparo Scaruffi, Social Statics (1850),
Abridged and Rev. Edition, Williams &Norgate, London, 1902]>, привело Джевонса
к категоричному заявлению, что, по его мнению, вообще "нет ничего, менее
подходящего для конкуренции, чем деньги". <Ibid., p. 65. Еще раньше
характерную попытку оправдать неприменимость к банковской деятельности и
эмиссии банкнот общего принципа защиты свободного предпринимательства можно
найти в датированных 1837 г. работах С.Дж. Лойда (позднее лорда Оверстоуна)
[Hayek (later Lord Overstone), Further Reflections on the State of the
Currency and the Bank of England, London, 1837], р. 49: "Обычные преимущества
конкуренции для общества состоят в том, что она возбуждает изобретательность и
усердие производителей, и, таким образом, обеспечивает наилучшее снабжение
общества товарами в должном количестве и по самой низкой цене, в то время как
беды, возникающие из-за ошибок или просчетов производителей, падают на них
самих, а не на публику. В отношении бумажных денег общественный интерес,
однако, заключается совсем в ином: последовательное и равномерное
регулирование их объема твердым законом есть цель, к которой следует
стремиться, а вредные последствия любой ошибки или просчета в этом случае
падают в гораздо большей степени на публику, чем на эмитента". Очевидно, что
Лойд думал только о возможности выпуска одной и той же валюты различными
агентствами, а не о разных валютах, конкурирующих между собой.>
Интересно, что даже Герберт Спенсер проповедовал ограниченный принцип,
согласно которому частному предприятию должно быть позволено производить тот
же вид денег, что и выпускавшийся тогда правительством, а именно золотую и
серебряную монету. Видимо, он считал их единственным видом денег, который
имеет смысл принимать во внимание. Как следствие этого, Спенсер считал, что
между правительственными и частными деньгами должны быть установлены
фиксированные обменные курсы (а именно 1:1 для монет одного веса и пробы). В
этих условиях, если какой-нибудь производитель начнет поставлять низкопробные
деньги, закон Грэшема, действительно, должен сработать. Совершенно очевидно,
что Джевонс имел в виду именно это, так как он обосновывал свое осуждение
предложения Спенсера следующим образом: "...хотя во всех других делах люди,
руководствуясь собственным интересом, выбирают лучшее и отвергают худшее, в
случае денег они, как представляется, парадоксальным образом сохраняют худшее
и избавляются от лучшего" <Ibid., p. 82. Фраза Джевонса неудачно построена,
так как в буквальном смысле закон Грэшема, конечно, проявляется в том, что
люди избавляются от худшего, приберегая лучшее для иных целей>.
Джевонс, как и многие другие, проглядел или счел несущественным, что закон
Грэшема применим только к различным видам денег, твердый обменный курс между
которыми устанавливается законом <ср.: Hayek, Studies in Philosophy, Politics
and Economics (Routledge &Kegan Paul, London and Chicago, 1967) и Fetter,
"Some Neglected Aspects of Gresham's Law" (Quarterly Journal of Economics,
XLVI, 1931/2)>. Если закон делает два вида денег полностью взаимозаменяемыми
при выплате долгов и заставляет кредиторов принимать монету с меньшим
содержанием золота вместо монеты с большим содержанием, должники, разумеется,
будут уплачивать долги только монетами первого типа и найдут более прибыльное
применение для второго.
В отличие от случая с установленными законом фиксированными обменными курсами,
при плавающих обменных курсах деньги худшего качества будут цениться ниже, и
люди будут стараться избавиться от них как можно быстрее, в особенности, если
существует угроза дальнейшего падения их ценности. Процесс отбора будет
продолжаться до тех пор, пока люди не придут к наилучшему виду денег среди
выпускаемых разными агентами. В ходе этого процесса быстро произойдет
вытеснение тех денег, которые считаются неудобными или ничего не стоящими.
<Если Грэшем, как его иногда цитируют, действительно утверждал, что лучшие
деньга вообще никогда не могут вытеснить худшие, он был просто не прав во всех
отношениях, если только мы не примем в расчет его нигде явно не
сформулированное допущение о принудительно устанавливаемом фиксированном
обменном курсе.> Действительно, во всех случаях, когда инфляция раскручивается
по-настоящему, любые предметы, обладающие более стабильной ценностью, от
картошки до сигарет и коньяка, от яиц до иностранной валюты (например,
долларовых банкнот), начинают все шире использоваться в качестве денег. <Ср.:
Bresciani-Turroni, The Economics of Inflation (1931), Alien &Unwin, London,
1937, р. 174: "В условиях, характеризующихся большим недоверием к национальной
валюте, принцип закона Грэшема превращается в свою противоположность и хорошие
деньги вытесняют плохие, а ценность последних постоянно падает". Но даже
Брешиани-Туррони не указывает, что решающее отличие состоит не в "большом
недоверии", а в наличии или отсутствии принудительно установленных и
эффективно контролируемых фиксированных обменных курсов.> Так происходило к
концу великой германской инфляции, когда было признано, что закон Грэшема
ошибочен. Но это неверно. На самом деле он не ошибочен. Просто этот закон
имеет место лишь в том случае, когда между различными видами денег установлен
фиксированный обменный курс.

Глава VII. Ограниченный исторический опыт с использованием параллельных валют
и торговых монет (trade coins)

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Серебряными монетами с завышением ценности золота
Сторонники имен называть государственной комитета
Априорной является только его логика логика индивидуального действия
Валюте с какой ценностью