Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Паперный В. Культура ДваВячеслав Иванов. О книге Владимира Паперного Культура 2 . 5От автора .................................. 9предисловие ............................... 11введение .................................. 27глава ПЕРВАЯ. растекание — затвердевание1. Начало — конец ..................... 412. Движение — неподвижность ............ 603. Горизонтальное — вертикальное. . 724. Равномерное — иерархическое .. 100глава вторая. механизм — человек5. Коллективное — индивидуальное . 1456. Неживое — живое................... 1607. Понятие — имя ..................... 1828. Добро — зло ....................... 191глава ТРЕТЬЯ. лирика — Эпос9. Немота — слово .................... 21910. Импровизация — ноты. .............. 23911. Целесообразное — художественное ..... 25812. Реализм — правда .................. 28113. Дело — чудо ...................... 295Заключение. разрушение — созидание .................... 309Хронологическая таблица .............. 319Список иллюстраций .................. 365Сокращения. ......................... 371Библиография........................ 375
Об автореВладимир Паперный родился в 1944 году в Москве. В 1969 году окончил Московское высшее художественно-промышленное училище (Строгановское). Был дизайнером, театральным художником, киносценаристом, журналистом. С 1975 по 1979 гг. работал в Центральном научно-исследовательском институте теории и истории архитектуры. Там он написал диссертацию, которая и составила основу этой книги. С 1981 года живет в США Работал художником в журнале «Апельсиновое побережье». В 1984 году был стипендиатом Кеннановского института в Вашингтоне. Возглавлял отделы рекламы нескольких калифорнийских компаний. Преподавал русскую культуру в университете Южной Калифорнии. С 1988 года работает в собственной студии графического дизайна в Лос-Анджелесе. Имеет многочисленные награды и труды. Культура 1 ориентирована на будущее, «возврата к прежнему нет» — такими словами закончит свое первое обращение к населению нарком просвещения Луначарский (СУ, 1917, 5, прил. 1). Культура обрывает свои связи с прошлым, отказывается от наследства прошлого, что отчасти видно уже в ликвидации самой процедуры юридического наследования (СУ, 1918, 34, 456). От прошлого культура отграничена ясно выраженной точкой начала, где все начинается заново и как бы на пустом месте. Все, что было до этой точки, однородно, оно обобщается негативным отношением к себе. Его следует бросить с «парохода современности» (Пощечина, с. 3). Характерна сама история слова «бросить». Участники альманаха обсуждали несколько вариантов — «выбросить», «сбросить», — но Маяковский сказал: «Сбросить — это как будто они там были, нет, надо бросить с парохода...» (Маяковский, 13, с. 418). Чувство разрыва с прошлым, как видим, настолько сильно, что сама мысль о каком бы то ни было родстве с ним кажется Маяковскому нелепой, — его при этом мало волнует, что для бросания с «парохода современности» Пушкина, Достоевского и Толстого пришлось бы сначала втаскивать их на этот пароход, но это кратковременное и насильственное втаскивание с последующим бросанием с его точки зрения не так опасно, как предположение о возможности естественного попадания классиков на борт парохода. Сброшенное с парохода погружается на дно, превращаясь в утраченные (и даже, может быть, оплакиваемые) сокровища. Но даже сама горечь утраты наполняет сердце культуры радостью. «Мы прекрасны, — торжественно заявляет газета «Искусство коммуны», — в неуклонной измене своему прошлому» (1919, 17, с. 1). «Прошлое мы оставляем позади как падаль», — настаивает «Реалистический манифест» Габо и Певзнера1 (Хазанова, с. 19). Все сделанное культурой, по ее 42 I Строго говоря, Габо и Певзнер противопоставляют прошлому не будущее, которое они отдают хиромантам», а сегодняшний день. Тем не менее отрицание прошлого («подолы) в этом тексте все-таки сильнее, чем отказ от будущего. 2 Не исключено, что в этом стремлении культуры к сжиганию трупов есть элементы неосознанной полемики с «Философией общего дела» ? ? Федорова, одна из идей которого состояла в оживлении всех умерших. словам, «сделано для крематория», ее принцип — «строить творчество, сжигая за собой свой путь» (Малевич /а/). Крематорий и сжигание — любимые темы культуры 1. «Во имя нашего Завтра — сожжем Рафаэля», — воскликнет в декабре 1917 г . пролеткультовский поэт Владимир Кириллов (Кириллов, с. 228), а Маяковский подарит ему за это свою книгу, подписавшись «однополчанин по битвам с Рафаэлями» (3. Паперный, с. 29); впрочем, возможно, что Маяковского привлек в стихах Кириллова не столько Рафаэль, сколько сам процесс сжигания, ибо пафос огня Маяковский разделяет вполне: «Только тот коммунист истый, кто мосты к отступлению сжег« (Маяковский, 2, с. 14). Журнал «Строительство Москвы» поместил в 1925 г . целую статью под названием «Сжигание людских трупов». Она начинается энергичным заявлением: «Сжигание людских трупов завоевывает себе все больше и больше сторонников» (№2, с. 14). К статье дано много иллюстраций. Рядом другая статья — «Мусоросжигание в городах Западной Европы». Через два года в журнале «Строительная промышленность» появится статья — «Трупосжигание и кремация». Ее начало не менее оптимистично: «Предстоящее открытие московского крематория естественно создает повышенный интерес к кремации и среди населения, и среди специалистов» (1927, 5, с. 376). Следующая статья в этом же номере — «Прогниватель для навоза и других органических отбросов». Крематорий в культуре 1 постоянно противопоставляется кладбищу. Слово «кладбище» — употребляется с негативным значением, например. «Москва — не кладбище былой цивилизации..» (Попов). Казимир Малевич даже пытается ввести в это противопоставление своеобразный рационализм «Сжегши мертвеца, — деловито рассуждает он, — получаем 1 грамм порошку, следовательно, на одной аптечной полке может поместиться тысячи кладбищ» (Малевич /а/)2. Пророческие слова Малевича о сжигании, сказанные в Петрограде 1919 г ., страшным образом реализовались в ту же зиму в Москве. Москва тогда была погружена по ночам в полную темноту, улицы не освещались. Из строя вышла вся система отопления, в домах появились так называемые «буржуйки», «пчелки» и «лилипутки». Эти печки надо было чем-то топить, и на топливо шло абсолютно все. «Я сжег свою мебель, — вспоминает В. Шкловский, — скульптурный станок, книжные полки и книги, книги без числа и меры. Если бы у меня были деревянные руки и ноги, я топил бы ими и оказался бы к весне без конечностей» (Шкловский, 1922). 43 Но и книг не хватало в ту зиму. В июле 1919 г . Моссовет принял решение пустить на топливо деревянные дома. Практически их начали разбирать, не дожидаясь постановления. С 1918 по 1920 гг. около 5000 домов разобрали на дрова. Одни дома сгорали в печах других домов, но и эти другие горели тоже. Новые жильцы, не знающие, что вентиляционные короба изнутри обиваются войлоком, выводили туда трубы своих «пчелок» и «лилипуток», и дома, как это прекрасно описано М. Булгаковым в рассказе «Дом № 13», вспыхивали и сгорали, превращаясь в те самые граммы «порошку», которые можно было бы разместить на аптечной полке, если бы аптечные полки не сгорели к тому времени в «буржуйках». За одну зиму 1919/20 г. в Москве сгорело таким образом 850 домов (Кузнецова, с. 142). Стремление культуры оборвать свою связь с прошлым, сбросить с себя его бремя было, по-видимому, настолько заразительно, что ему поддавались люди, которым это было, казалось бы, противопоказано. «Какое бы счастье кинуться в Лету, — написал в 1921 г . историк литературы М. Гершензон, — чтобы бесследно смылась с души память о всех религиях и философских системах, обо всех знаниях, искусствах, поэзии, и выйти на берег нагими... помня из прошлого только одно — как было тяжело и душно в тех одеждах и как легко без них» (Гершензон и Иванов). Но эта легкость сбрасывания старых одежд оборачивалась в иных случаях могильным холодом. 31 августа 1926 г . «Известия ВЦИК» меланхолически сообщили: «В практике жилищной секции Цекубу имеется уже несколько тяжелых случаев, когда волнения, страдания и мытарства, вызванные жилищными осложнениями, приводили к преждевременной смерти научных работников (известный профессор-литератор Гершензон)». Мутные воды «революционного жилищного передела» оказались для Гершензона той самой Летой, в которой он искал забвения, ради которой сбрасывал одежды памяти. И не его одного поглотили эти волны. Пафос огня, пафос сжигания пройденного пути захватил и другого великого представителя старой культуры, Александра Блока: Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем, Мировой пожар в крови — Господи, благослови! Паперный В. Культура Два истории культуры 12 министров |
|
|
|
|
