<<<     ΛΛΛ     >>>   

Каждый руководитель в культуре 2 хочет иметь дело именно с индивидуальностью бригадира, а не с коллективом бригады. Внутренняя жизнь бригады,

157

связанной круговой порукой, его вообще не интересует. Он предоставляет ей известную самостоятельность или, если угодно, интимность. Та интимность, которой постоянно требует от архитектора культура 2, это в конечном счете пространственное выражение принципа круговой поруки: изолированное от окружающего мира пространство двора как бы изображает бригаду, а обращенный на улицу, по которой ездят на машинах вожди, фасад — ее бригадира.

Культура 2 требовала индивидуальности не только от людей, но и от каждого сооружения и каждого населенного пункта. На деле это означало иерархию: одни точки пространства (как и люди) были более ценны, чем другие, поэтому на них можно было строить более высокие и богатые дома, чем на других. Но параллельно в культуре продолжает жить идея идеального образца, который можно размножать в любом количестве, — и эта идея несет отголоски культуры 1. Настойчивые усилия культуры 2, направленные на стандартизацию и типизацию проектирования, выдают ее мечту однажды спроектировать самое совершенное архитектурное сооружение всех времен и народов и на этом архитектурное творчество вообще закончить, чтобы дальше только бесконечно воспроизводить этот образец (этих импликаций идея идеального образца была лишена в культуре 1).

Взаимно исключающие друг друга идеи идеального образца и иерархии могли сосуществовать в культуре 2, потому что предполагаемое совершенство образца было недостижимым: проектирование Дворца Советов в принципе никогда не могло закончиться. Но с того момента, как культура переносит центр внимания с проектирования этого образца на его размножение, начинается распад иерархии и, следовательно, культуры 2.

Дворец Советов еще не спроектирован до конца, еще не ясны все его детали, но многое уже ясно: это ступенчатое сооружение, иерархическое, устремленное ввысь и увенчанное фигурой человека. Всеми этими чертами начинают наделяться построенные после войны высотные здания. Семь высотных зданий (напоминающие те легендарные семь холмов, на которых стоит Москва) установлены в разных местах, но стремление культуры выявить индивидуальность каждого места уже уступило ее восхищению перед совершенством композиции Дворца Советов, поэтому все высотные здания почти одинаково воспроизводят этот образец (заменяя, правда, фигуру шпилями). Дело тут отнюдь не в том, что высотные здания образуют кольцо, все точки

158

которого равно удалены от центра (в этом случае иерархическая ценность всех семи точек была бы одинаковой), — как раз наоборот, они удалены от центра на разные расстояния: дальше всех на юго-запад выброшен университет, а еще дальше на запад, в Ригу и Варшаву (в точки, обладающие, казалось бы, совсем иной индивидуальностью), выброшены точно такие же, как и в Москве, высотные здания. Одно из двух: либо ценность точки пространства зависит не от ее геометрического отстояния от центра мира и с точки зрения культуры 2 все высотные здания находятся одинаково близко от строительной площадки Дворца Советов, либо идея идеального образца окончательно победила иерархию, а это означает возврат к культуре 1.

Культура 2 тратила много усилий на выявление специфики (или индивидуальности) разных типов архитектурных сооружений — жилые дома < следовало проектировать одним способом, общественные — другим. Одни архитекторы работали над образом жилого дома, другие — над образом учебного заведения, третьи — над образом советского учреждения. Но когда специфический образ каждого типа был, наконец, найден, оказалось, что эти образы почти невозможно отличить друг от друга: среди одинаковых высотных домов есть и жилые дома, и гостиницы, и министерства, и

159

университет. Одно из двух: либо функционально в культуре 2 не было разницы между гостиницей, жилым домом и учреждением, либо художественная функция высотных домов (создание «высотного силуэта Москвы») была для культуры 2 значительно важнее всех бытовых функций.

Архитектурной кульминацией эпохи и одновременно ее распадом можно считать проект реконструкции Люсиновской улицы, выполненный в 1953 г. Г. А. Захаровым. По этому неосуществленному проекту улица застраивалась шестью абсолютно одинаковыми 16-этажными ступенчатыми зданиями, увенчанными шпилями. Выстроенные высотные здания Москвы все-таки слегка отличаются друг от друга, их можно считать поисками окончательного варианта Дворца Советов. Высотные дома на Люсиновской улице должны были повторять друг друга до мельчайших деталей. Это, в сущности, последний эпизод проектирования Дворца Советов, последняя точка культуры 2. Но одновременно этот проект, где дома не образуют сплошного фасада, а расставлены на некотором расстоянии друг от друга, почти как в строчной застройке Эрнста Мая, принадлежит уже культуре 1.

Однако складывающаяся в 50-х годах культура 1 не признала этот проект своим. Г. Захаров и его проект были одним из главных объектов критики на Всесоюзном совещании строителей в декабре 1954 г. А 13 апреля 1955 г. Г. Захарову уже пришлось написать заявление с просьбой освободить его от обязанностей секретаря ССА «На бюро МГК КПСС и Всесоюзном совещании строителей в Кремле моя творческая деятельность была справедливо подвергнута резкой критики?, которая мною глубоко осознана и воспринята» (ЦГАЛИ, 674, 2, 25, л. 88). Захаров был назначен проректором Строгановского училища, а ректором — бывший ученик А Родченко по ВХУТЕМАСу 3. ?. Быков. Около 1967 г. Г. Захаров стал ректором училища, а в 1969 г., когда я защищал дипломный проект — универсальный набор радиоблоков в стиле ульмского функционализма, Захаров недовольно морщился и говорил: — Не вижу здесь красоты!

Сейчас я понимаю, что его смущала не одинаковость моих радиоблоков, не отсутствие в них индивидуальности, а скорее отсутствие на них шпилей.

3. Грамматика подлинника сохранена.

160

6. Неживое — живое

Культура 2 постоянно прокламирует свою заботу о живом человеке. «В чем же заключается грубейшая ошибка Мая и его сподвижников, — писал А. Мостаков, — в чем органическая порочность его «системы»? Прежде всего в том, что Э. Май исключает из своей «архитектурной* концепции... человека. Он подменяет человеческую личность некоей суммой биологических и технологических требований» (Мостаков, 1937, с. 62). Культура 2 очень ясно различает биологическое и живое. Биология для нее вообще равнозначна технологии. Живое имеет какую-то особую внебиологическую природу.

Строго говоря, теория «живого человека» принадлежит писателям РАППа. Лозунг «показа живого человека» бьи провозглашен в 1928 г. на Первом съезде пролетарских писателей, и после ликвидации РАППа в 1932 г. эта теория упоминалась только с эпитетом «пресловутая». Но, уничтожив РАПП и (частично) его идеологов, культура 2 как бы приняла знамя «живого человека» из слабеющих рук поверженного противника.

В культуре 2 «живое» постоянно употребляется с положительным знаком и противопоставляется при этом «механическому» предыдущей культуры. В известном смысле культура 2 права, потому что пафос механического в той культуре действительно присутствовал. «После электричества, — писал в 1922 г. Маяковский, — совершенно бросил интересоваться природой. Не усовершенствованная вещь» (Маяковский, 1, с. 11). Одержимость культуры электричеством можно увидеть даже в ленинском плане электрификации страны (1920). Одержимость культуры 1 техникой можно увидеть даже в сталинском лозунге «Техника решает все» (4 февраля 1931 г.), но этот лозунг очень быстро сменяется другим: «Кадры решают все» (4 мая 1935 г.). Кадры — это люди, культура 2 противопоставляет их технике, а культура 1 с ними вообще старалась иметь как можно меньше дела. Мейерхольд превращал актеров в кукол, заставляя их заниматься биомеханикой (а в культуре 2 такое отношение к актеру пародировалось в сказке Алексея Толстого «Золотой ключик» в образе Карабаса Барабаса — см. Петровский, с. 245). Архитекторы противопоставляли человеку технику (или архитектуру, понятую как технику). «Прабабушки верили, — писал в 1926 г. член АСНОВА Лисицкий, — что... человек — мера всех вещей» (ПА, с. 8)

161

«В сущности лучшая библиотека по современной архитектуре, — писал в том же году член ОСА Гинзбург, — собрание последних каталогов и прейскурантов технических фирм» (СА, 1926, 2, с. 44). Пафос техники, противопоставленной человеку, разделяют враждующие архитектурные направления. Когда А. Мостаков писал в 1937 г. о человеке как «сумме биологических и технологических требований», он, кроме Эрнста Мая, безусловно, имел в виду и конструктивистов и рационалистов, все хорошо помнили тогда слова Гинзбурга об «экономии живой силы человека» (Гинзбург, 1927, с. 18) и слова Ладовского об «экономии психической энергии» (МСАА /I/, с. 353). И в том и в другом случае человек, его биология и его техника трактовались чисто технически.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Имя в культуре 1 было скорее чем то вроде символа
Так поступала культура 1 1960 х годов с постройками враждебной ей культуры 2
Где сказано о троцкистской сущности рационализма возмущении журнале
Паперный В. Культура Два истории культуры 10 деятеля
Беседуя с писателями на квартире м говорит памятника