|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Изобретение алфавита, как и изобретениеколеса, было
редукцией сложного, органического взаимодействия пространств
к единому пространству. Фонетический алфавит
редуцировал одновременноедействие всех чувств, которое
мы видим в устной речи, к визуальному коду. Сегодня такой
переход осуществляется туда и обратно через множе-
67
ство пространственных форм, которые мы называем «средствами
коммуникации». Однако каждое из этих пространств
обладает особыми свойствами и каждое по-своему
отражается на остальных наших чувствах.
Сегодня нам легко понять, как был изобретен алфавит,
ибо, как указал А.Н.УаЙтхед в своей книге «Наука И современный
мир», величайшим открытием девятнадцатого столетия
стало открытие метода открытий:
Величайшим достижением девятнадцатого столетия
явилось открытие метода исследования. Новый метод
прочно вошел в жизнь. Для того чтобы понять нашу
эпоху, мы должны пренебречь всеми деталями происходящих
изменений, такими, например, как железные
дороги, телеграф, радио, прядильная машина, синтетические
красители. Мы должны сосредоточить внимание
на методе, ибо он представляет собой то нововведение,
которое разрушило основы старой цивилизации... Одним
из элементов нового метода является открытие того, как
совершить переход от научных идей к конечному продукту
их реализации. Этот процесс представляет собой
организованную атаку на возникающие одно за другим
препятствиях''.
Метод исследования, как показал Э.По в «Философии
творчества», состоит в том, чтобы начать с решения проблемы
или с эффекта, которого намереваются достичь, а затем
шаг за шагом пройти в обратном направлении до той
точки, откуда следует начать, для того чтобы достичь разгадки
или эффекта. Таков метод построения детективной
истории, символистского стихотворения и работы современной
науки. Однако требуется еще один шаг, совершенный
двадцатым столетием за пределы этого метода, для
того чтобы понять происхождение и действие таких форм,
как колесо или алфавит. И этот шаг заключается не в обратном
движении от продукта к исходной точке, а в том,
чтобы проследить процесс, отделив его от продукта. Именно
это происходит в психоанализе, и такой метод является
единственным способом уйти от продукта процесса, скажем,
невроза или психоза.
30 Уайтхед А.Н. Избранные работы по философии. - М., 1990.
- С.156. - Прим, пер.
68
Цель настоящего труда - исследовать прежде всего печатную
фазу алфавитной культуры. Однако сегодня эта
фаза столкнулась с новыми органическими и биологическими
формами электронного мира. Иными словами, теперь,
достигнув вершины своего механического развития,
она переплелась с бисэлектронными технологиями, как заметил
Тейяр де Шарден. И именно это возвратное движение
делает нашу эпоху, так сказать, «соприродной- бесписьменным
культурам. Мы больше не испытываем трудностей
с пониманием сознания туземцев, или бесписьменных
народов, просто потому, что мы воссоздали его посредством
электроники в нашей собственной культуре. (Однако
постписьменное состояние есть совершенно иная форма
взаимозависимости, чем дописьменное.) Таким образом,
мои рассуждения о ранних стадиях развития алфавитной
технологии вполне уместны по отношению к эре Гутенберга.
Вот что писал Колин Черри по поводу ранней стадии
развития письма:
Нет смысла излагать подробную историю разговорного
и письменного языков для целей нашего исследования,
однако есть некоторые интересные моменты, которые
мы можем использовать в качестве исходной точки.
Ранняя письменность средиземноморской цивилизации
представляла собой рисунки, или «логографическое»
письмо: для представления объектов, а также по ассоциации
идей, действий, имен и прочего использовались
обыкновенные рисунки. А что еще важнее, было создано
фонетическое письмо, в котором звуки обозначались
символами. С течением времени рисунки превратились
в более формальные символы, что было обусловлено
трудностями использования резца или тростниковой
палочки, а фонетическое письмо упростил ось до набора
двух-трех десятков алфавитных букв, разделившихся
на гласные и согласные.
В египетской иероглификс мы сталкиваемся с исключительным
примером того, что можно назвать избыточностью
языка и кода; одна из трудностей в расшифровке
надписи на Розетском камне заключалась в том,
что в целях достижения полного пони мания многосложного
слова каждый слог может обозначаться не одним
символом, а несколькими различными символами, име-
69
ющими хождение в обыденном словоупотреблении (т.е.
если зто переводить буквально, то получается что-то
вроде заикания). С другой стороны, в семитских языках
мы видим раннюю попытку уйти от избыточности.
Древнееврейское письмо не имело гласных, равно как и
современное, кроме как в книгах для детей. То же можно
сказать и о многих других древних письменах. Славянское
русское письмо сделало следующий шаг в плане
уплотнения: в религиозных текстах вместо часто
употребляющихся слов использовались сокращения из
нескольких букв, подобные нашим современным аббревиатурам.
Однако суть фонетического алфавита и его воздействия
на человека и общество не в бегстве от избыточности. «Избыточность
» как «содержательное» понятие само является
следствием алфавитной технологии. Иными словами, всякое
фонетическое письмо представляет собой визуальный
код речи. Речь никоим образом не есть «содержание» фонетического
письма, как, впрочем, и любого другого. Пиктографическая
и идеографическая разновидности письма
суть гештальты или моментальные снимки различных ситуаций,
индивидуальных или социальных. Получить представление
о неалфавитных формах письма нам могут помочь
математические уравнения, наподобие Е = тег, или
фигуры древнегреческой и древнеримской риторики. Такие
уравнения или фигуры не имеют содержания и представляют
собой структуры, подобные некой мелодии, пробуждающей
к жизни свой собственный мир. Такие риторические
фигуры, как гипербола, ирония, литота, уподобление
или парономазия суть определенные положения ума.
Пикториальное письмо всех видов - это своего рода балет
из таких положений, который восхищает нас в силу нашей
тяги к синестезии и аудиотактильному богатству опыта в
гораздо большей степени, чем просто абстрактные алфавитные
формы. Было бы весьма полезно, если бы дети в
школе изучали китайские идеограммы и египетские иероглифы
в целях расширения их взгляда на наш алфавит.
Колин Черри упускает из виду ту уникальную черту
нашего алфавита, что он не только диссоциирует, абстрагирует
видимое и слышимое, но и отделяет всякое значение
от звука, обозначаемого буквой, так что лишенные зна-
70
чения буквы относятся к лишенным значения звукам. До
тех пор пока вид или звук наделяется каким-либо значением,
распад визуального и других чувств остается неполным,
так обстоит дело со всеми формами письма, кроме
фонетического алфавита.
Современное движение за реформу правил
чтения и орфографии свидетельствует
о смещении акцента с визуального на слышимое
Уместно отметить тот интересный факт, что в сегодня
возрастает беспокойство по поводу разобщения чувств, вызванного
нашим алфавитом. На рисунке 1 приведен образец
попытки создания нового алфавита, который бы придал
нашему письму более фонический характер. Пожалуй,
самой примечательной особенностью этого примера является
ощутимость его текстуры, тактильный характер, благодаря
чему он напоминает древний манускрипт. Желание
восстановить некое единство взаимодействия между нашими
чувствами на ощупь ведет нас в направлении древних
рукописных форм, которые предполагают чтение вслух.
Бок о бок с этими усилиями развиваются практики быстрого
чтения. Суть обучения ему заключается в том, чтобы
научиться видеть страницу без всякого проговаривания и
микродвижений артикуляционного аппарата, сопровождающих
наше кинематическое движение глаза справа налево
и создающих мысленный звуковой ряд, который мы и называем
чтением.
Наиболее значительный труд, посвященный фонетическому
алфавиту, - книга Дэвида Диринджера «Алфавит»,
в начале которой он пишет следующее:
Алфавит представляет собой последнюю, наиболее
развитую, наиболее удобную и легче всего поддающуюся
освоению систему письма. Алфавитное письмо получило
универсальное употребление среди цивилизованных
людей; оно легко осваивается в детском возрасте.
По-видимому, буквенное письмо, обозначающее отдель-
71
Рисунок 1
НОВЫЙ АЛФАВИТ ИЗ 43 СИМВОЛОВ
Это страница из работы
под названием «Иисус Спаситель», напечатанной в Британии
с использованием экспериментального расширенного римского алфавита.
Этот алфавит опирается, главным образом, на фонетику и
содержит основные буквы, исключая «q» И «х», С добавлением девятнадцати
новых. В нем не используются большие буквы. В рамках
предложенной системы буква «о» обозначает неизменяющийся
звук, как в «long», но, например, слово «ago» пишется как «agoe» С
добавлением к «о» - «е». Еще одно нововведение - перевернутая
буква «я» для таких звуков, как в слове «тгеез». Обычное «s» используется
в словах, подобных «вее». Среди других новых букв - «]»
и «е», соединенные дефисом, для таких слов, как «blind»; соединенные
«о» И «и» для таких слов, как «flowers», а также два соединенных
вместе «о». В сентябре около тысячи британских детей
начнут учиться читать с помощью этого фонетического, экспериментального
алфавита (New York Tiтes, July 20, 1961).
72
ные звуки, а не представления или слоги, обладает
огромным преимуществом. Ни один синолог не может
похвастаться знанием всех восьмидесяти с чем-то тысяч
китайских символов, но и овладеть девятью или
около того тысячами иероглифов, используемых образованными
китайцами также нелегко. Насколько проще
обходиться алфавитом, в котором всего лишь двадцать
два или двадцать четыре знака! Кроме того, алфавит
без особой трудности переходит из языка в язык; один
и тот же алфавит используется в английском, французском,
итальянском, немецком, испанском, турецком, польском,
голландском, чешском, хорватском, валлийском,
финском, венгерском и других языках, к тому же он
произошел от алфавита, использовавшегося в древности
евреями, финикийцами, арамейцами, греками, этрусками
и римлянами.
Благодаря простоте алфавита письмо получило широкое
распространение; оно больше не является уделом
жреческого сословия и привилегированных классов, как
в Египте, Месопотамии и Китае. Образование в значительной
степени стало делом обучения чтению и письму и
теперь доступно всем. Тот факт, что алфавитное письмо
просуществовало без особых изменений на протяжении
трех с половиной тысячелетий, несмотря на изобретение
книгопечатания, пишущей машинки и широкое использование
стенографии, есть лучшее свидетельство
его способности служить нуждам всего современного
мира. Простота, адаптируемость и удобство обеспечили
алфавиту триумф перед другими системами письма.
Алфавитное письмо и его происхождение - это целая
история; здесь открывается самостоятельное поле
для исследований, которое американские ученые уже
успели окрестить «алфавитологией». Ни одна другая
система письма не имеет такой долгой, сложной и интересной
истории.
Утверждение Диринджера о том, что алфавит в наше
время «получил универсальное употребление среди цивилизованных
людей», несколько тавтологично, поскольку
именно благодаря алфавиту люди преодолели племенное
устройство общества и перешли к «цивилизации». Многие
культуры, например Китая и Японии, значительно превосходят
цивилизацию в своих художественных достижениях,
73
но без фонетического алфавита они остаются племенными
обществами. Необходимо подчеркнуть, что наша цель осветить
процесс разделения между чувствами, в силу которого
человек преодолел племенное состояние. «Плохо»
это или «хорошо» - пусть каждый определяет сам. Однако
признание реальности этого явления поможет освободить
его от миазматического морального тумана, который его
пока еще окутывает.
Гарольд Иннис первым показал, что алфавит
является агрессивной и воинствующей
формой, поглощающей
и трансформирующей культуры
Другое наблюдение Диринджера, заслуживающее комментария,
состоит в том, что технология, использующая
буквы для «репрезентации отдельных звуков, а не идей
или слогов», доступна для всех народов. Иными словами,
любое общество, использующее алфавит, способно подтолкнуть
любую соседнюю культуру к принятию алфавитного
письма. Но этот процесс односторонний. Ни одна неалфавитная
культура не в силах одержать верх над алфавитной.
Алфавит не поддается ассимиляции, он может выступать
только в роли ликвидатора. Тем не менее в наш век
электроники становится очевидной ограниченность алфавитной
технологии. Сегодня уже не кажется странным то,
что такие народы, как древние греки и римляне, которые
пользовались алфавитом, стремились к завоеванию новых
пространств и «дистанционному управлению». Гарольд Иннис
в книге «Империя И коммуникации» первым исследовал
эту тему и подробно разобрал известный миф о Кадме.
Греческий царь Кадм, который ввел в Греции фонетический
алфавит, по преданию, посеял зубы дракона, давшие
всходы в виде вооруженных воинов. (Зубы дракона могут
быть указанием на древние иероглифические формы.) Иннис
также объяснил причину того, почему печатание стимулирует
развитие национальной, а не племенной формы
единства и почему печатание вызывает к жизни ранее не
74
существовавшие системы цен и рынки. Словом, Гарольд
Иннис первым вскрыл процесс изменений, таящийся в
формах коммуникационной технологии. Данная книга в
определенном смысле - всего лишь пояснительная сноска
к его труду.
Диринджер восторгается только одним качеством алфавита,
не задаваясь при этом вопросом, как или когда оно
сформировал ось :
Следует сказать, что величие этого изобретения состоит
не в создании энское. Оно заключается в принятии
чисто алфавитной системы, где каждому звуку соответствовал
только один знак Каким бы простым ни
казалось нам сейчас это изобретение, его автора или авторов
следует считать величайшими благодетелями человечества.
Ни один другой народ в мире не сумел создать
подлинно алфавитное письмо. Более или менее
цивилизованные народы Египта, Месопотамии, Крита,
Азии, Китая, Центральной Америки достигли высокой
ступени в развитии письма, но не сумели преодолеть
эту ступень. Некоторые народы (древние киприоты,
японцы и другие) выработали силлабическое письмо. Но
только гений сирийско-палестинских семитов создал
алфавитное письмо, от которого произошли все прошлые
и настоящие алфавиты.
Каждая значительная цивилизация модифицирует
свои письмена, так что не всегда легко обнаружить их
связи с ближайшими родственными формами. Так,
брахманы, великое материнское письмо Индии, корейский
алфавит, монгольские письмена произошли из того
же источника, что и греческий, латинский, рунический,
еврейский, арабский, русский алфавиты, хотя для неспециалиста
практически невозможно увидеть действительное
сходство между ними (р.216, 217).
На основе связи лишенного значения знака с лишенным
значения звуком сформировался западный человек Далее
мы попытаемся хотя бы схематично проследить воздействие
алфавита в рукописной культуре древнего и средневекового
миров, а затем более внимательно рассмотрим
трансформацию алфавитной культуры вследствие изобретения
печатного пресса.
75
Развитие индивидуального «я» приводит
гомеровского героя к расколу психической
жизни
в книге «Искусство И иллюзия» Э.Гомбрих пишет
(p.116):
Если бы мне нужно было бы свести последнюю главу
к короткой формуле, то она звучала бы так: «творчество
предшествует воспроизведению». Желанию художника
воспроизвести предметы внешнего мира предшествует
желание создать их в их истине... Та непримиримость,
с которой Платон разоблачает этот обман, заставляет
нас вспомнить о том важном обстоятельстве,
что в его эпоху история мимесиса только начинала разворачиваться.
И в наше время многие критики по разным
причина м разделяют негативную позицию Платона,
но даже они не смогут не признать, что во всей истории
искусства найдется немного столь волнующих явлений,
как ранняя греческая скульптура и живопись в
период между шестым и концом пятого столетия (эпоха
молодости Платона) дО Р,х.
Этьен Жиль сон также подчеркивает различие между
творением и воспроизведением в своей книге «Живопись И
действительность». И если до Джотто живопись сама воспринималась
как некая действительность, то начиная от
Джотто и до Сезанна она стала отображением действительности
(см. главу восьмую «Подражание И творение»),
Как мы увидим далее, подобным же образом развивались
поэзия и проза: в направлении отображения и прямолинейного
повествования. Однако для понимания этого
процесса существенно то, что мимесис в платоновеком
смысле (но не в аристотелевском) есть необходимое следствие
выделения визуального восприятия из его обычной
включеннести в аудиотактильное взаимодействие чувств.
Именно этот процесс, вызванный опытом освоения фонетического
письма, меняет мир древних обществ, изгоняя из
него «священные», или космические, пространство и время
и формируя лишенное родовых черт, или «мирское», пространство
и время цивилизованного и прагматичного чело-
76
века. Именно это составляет тему работы Мирче Элиаде
«Священное и мирское: природа религии».
В книге «Греки И иррациональное» И.р.доддс рассматривает
эмоциональную неустойчивость и навязчивые идеи
гомеровских героев: «Мы можем также спросить себя, почему
такие цивилизованные, здравомыслящие и рациональные
люди, как ионийцы, не избавились в своем национальном
эпосе от связей с Борнео и первобытным прошлым
подобно тому, как они избавились от страха перед мертвыми
...» (р.lЗ). Но уже на следующей странице мы находим
ответ на этот вопрос:
«Его собственное поведение... становится чуждым
ему самому. Не перестает понимать себя. Оно перестает
быть частью его "Я"». Это поразительно верное наблюдение,
и, мне кажется, оно, несомненно, связано с рассматривавшимися
нами феноменами. Я думаю, Нильссон
также прав в том, что опыт такого рода сыграл
свою роль (наряду с другими моментами, такими как
минойекая традиция богинь-покровительниц) в построении
машинерии физического вмешательства, к которой
постоянно прибегает Гомер и, по нашему мнению, часто
без глубоких оснований. Ибо божественная машинерия
во многих случаях, как нам кажется, лишь дублирует
естественно-психологическую каузальность. Но, может
быть, следует говорить о том, что божественная машинерия
скорее не дублирует психологию, а представляет
ее в конкретной зримой форме? Тогда упрек в нессновательности
отпадает, поскольку только таким образом
можно сделать ее яркой для воображения слушателей.
Гомеровские поэты не располагали языком, достаточно
развитым для выражения чисто психологических явлений.
Поэтому они прибегали к вполне естественному
приему - подстановке, а затем замещению старой истершейся
формулы flEV0C; Еflрал.Е 8Uflro31 явлением живого
бога в виде физического существа, увещевающего
своего любимца в непосредственном обращении. Насколько
более яркой, чем внутреннее рассуждение, выглядит
знаменитая сцена в «Илиаде», где Афина одергивает
Ахиллеса за волосы и предостерегает его против того,
чтобы нанести удар Агамемнону! При этом она види-
31 Влить В сердце гнев (др.-гр.). - Прим, пер.
77
ма только для Ахиллеса. Это прямое указание на то, что
она - проекция, выраженная во внешнем образе, внутреннего
предостережения, которое Ахиллес мог бы описать
такой невыразительной фразой, как EYE1tYEUcrE фреcrt
8аЧ..lOу32. Я полагаю, что внутреннее предостережение,
неожиданное необъяснимое чувство самоконтроля
или неожиданная необъяснимая потеря рассудительности
и есть тот зародыш, из которого развилась божественная
машинерия.
Герой переживает внутренний раскол, по мере того как
в нем развивается индивидуальное «я». «Раскол» здесь подразумевает
внешне выраженные модели или «машинерию
» сложных ситуаций, там, где племенной человек культуры
слуха не стремится к визуализации. Иными словами,
стирание племенных свойств, индивидуализацияи визуализация
суть одно и то же. Магический способ восприятия
исчезает пропорционально тому, как внутренние события
проявляются визуально. Однако такая манифестация также
представляет собой искажение сложных отношений,
одновременного взаимодействиявсех чувств.
Если Аристотель в своей «Поэтике» сделал мимесис
главным понятием когнитивного и эпистемологического
подхода, не ограничивая его привязкой к какому-то одному
чувству, то для Платона мимесис являлся разновидностью
именно визуального представления.В наступлении письма
и, следовательно, визуальности, абстрагированнойот других
чувств, Платон видел угрозу ослабления онтологического
сознания, Т.е. обеднения Бытия. Бергсон в одном месте
задается следующим вопросом: если бы некая сила удвоила
скорость всех процессов в мире, как мы могли бы узнать
об этом? Очень просто, отвечает он. Мы бы ощутили,
что наши переживания стали значительно беднее. Нечто
подобное, по-видимому, ощущал Платон в связи с письмом
и визуальным мимесисом.
В начале десятой главы «Искусства И иллюзии» Гомбриха
встречаем следующие наблюдения относительно визуального
мимесиса:
Предыдущая глава подвела нас к той старой истине,
что открытие внешности состоялось благодаря не столь-
32 Они вселяют в душу демонов (др.-гр.). - Прu.м. пер.
78
ко тщательному наблюдению над природой, сколько выработке
изобразительных эффектов. Я думаю, что античные
авторы, которые были исполнены удивления
перед человеческой способностью создавать обманы
зрения, гораздо лучше понимали суть этого достижения,
чем многие позднейшие критики... но, если мы отбросим
теорию видения Беркли, согласно которой мы
«видим» лишь плоский экран, «конструируя» при этом
тактильное пространство, то мы, пожалуй, избавим историю
искусства от ее чрезмерной озабоченности пространством
и выведем на передний план другие достижения,
такие, например, как свет, текстура или умение
изображать выражения лица.
«Новая теория зрения» (1709 г.) Беркли в наше время
получила поддержку среди психологов в плане объяснения
жизни наших чувств. Однако цель Беркли состояла в том,
чтобы опровергнуть Декарта и Ньютона, которые полностью
абстрагировали визуальное чувство от взаимодействия
с другими чувствами. С другой стороны, подавление
визуального чувства в ПОЛЬ,зу аудиотактильного комплекса
производит искаженные формы, напоминающие о первобытном
обществе: джаз, имитации примитивного искусства,
которые обрушиваются на нас одновременно с радио,
хотя радио как таковое здесь ни при чем 3 3 .
Гомбрих не только приводит всю информацию, нужную
для понимания развития изобразительности, но и правильно
указывает на все трудности. «Искусство И иллюзия» завершается
следующим комментарием (p.1l7, 118):
Именно история греческой живописи, представленной
в росписи ваз, рассказывает нам об открытии перспективного
изображения и завоевании пространства в
начале пятого столетия и света в четвертом... Эмманюэль
Леви на рубеже веков первым разработал свою теорию
о передаче природы в греческом искусстве и подчеркнул
ведущую роль концептуальных моделей и их
постепенное врастание в изображение природы ... Но са-
33 Статья Джорджа фон Бекеши «Сходства между слуховыми и
кожными ощущениями» (Psychological Review, Jan., 1959, рр.I-22)
дает ключ к пониманию того, почему никакое чувство не может
функционировать изолированно, равно как и претерпеть видоизменение
под действием других чувств
79
мо по себе это мало что объясняет. Например, почему
произошло так, что этот процесс начался в истории человечества
сравнительно поздно? В этом отношении наша
перспектива значительно изменилась. Для греков
архаический период был зарей истории, и классическая
наука не всегда могла отряхнуть это наследие. С этой
точки зрения каJКется вполне естественным, что пробуждение
искусства от примитивных форм совпало с
формированием всех тех видов деятельности, которые
для гуманиста относятся к цивилизации: развитие философии,
науки и драматической поэзии.
Пример древних греков - наглядное
объяснение того, почему до интериоризации
алфавитной технологии людей
не интересовала визуальная внешность
Открытие того факта, что репрезентация «естественной
внешности» не нормальна и непонятна для людей дописьменной
культуры, вызвало в наше время некоторое интеллектуальное
замешательство. Ведь те же самые искажения
реальности, которые мы связываем с нашими конвенциями
абстрактного визуального восприятия, про никли
в математику, науку, логику и поэзию. Прошедшее столетие
-- столетие неевклидовой геометрии, символических
логик, символистской поэзии -- раз за разом переживало
повторение этого открытия. Иными словами, плоскостная
линейная, визуальная и последовательная кодификация
опыта глубоко конвенциональнаи имеет свои границы. Сегодня
она оказалась под ударом во всех сферах опыта западного
человека. Мы уже давно свыклись с восхвалением
древних греков за то, что именно они выработали визуальный
способ репрезентации в скульптуре, живописи, науке,
а также в философии, литературе и политике. Однако сегодня,
научившись владеть каждым из наших чувств изолированно,
ученые скорее склонны упрекать древних греков
в малодушии: «Как бы там ни было, но становится очевидным,
что искусства и геометрия древних греков основывались
на одних и тех же тактильно-мышечныхчувст-
80
венных интуициях, что их развитие шло параллельными
путями и что этими-то интуициями И обусловлена их ограниченностьь-
ё.
С точки зрения той интенсивности, которой достиг визуальный
компонент в нашем опыте, опыт древних греков
выглядит робким и неуверенным. Но на рукописной стадии
существования алфавитной технологии ее воздействие было
еще не настолько сильным, чтобы полностью оторвать
визуальное от тактильного. Даже письмо древних римлян
не было способно на это. Лишь опыт массового однотипного
производства привел к расщеплению чувств и отпадению
визуального измерения от чувственного комплекса.
Освальд Шпенглер в «Закате Европы» с первобытным
энтузиазмом говорил об упразднении визуального сознания
в новой физике и приветствовал возврат к невидимому:
После того как элемент пространства -- точка утратила
наконец все еще оптический характер координатного
пересечения в наглядно представляемойсистеме и
стала определяться группой трех независимых чисел,
ничто уже не мешало тому, чтобы заменить число 3 общим
числом п. Происходит обращение самого понятия
измерения: уже не размерные числа обозначают оптические
свойства какой-либо точки относительно ее положекия
в данной системе, но неограниченное множество
измерений являет совершенно абстрактные свойства
некой группы чисел...З5
«Совершенно абстрактные свойства» означает невизуальное,
резонирующее взаимодействие аудиотактильного
комплекса, посредством которого электричество и радио
возвращают к жизни то, что Конрад назвал «Африкой
внутри» опыта западного человека.
Можно сказать, что расширение какого-либо из наших
чувств с помощью механических средств, подобных фонетическому
письму, действует, словно поворот калейдоско-
34 Ivins, Art and Geometry, р.59.
35 Шпенглер о. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории:
1. Гештальт и действительность. - М.: Мысль, 1993. -С.
245. -- Прu.м. пер.
81
<<< ΛΛΛ >>>
В средние века чтение было по своей сущности чтением вслух 124 рукописная культура была разговорной уже потому
Древние греки часто ссылаются на прошлое
Таким образом
человека искусства стало важным
Но прежде всего он был человеком своего времени
|
|
