<<<     ΛΛΛ     >>>   

Хотя, быть может, и верно то, что в длительной перспективе модернизирующий аспект нового марокканского государства будет преобладать над автократическим, именно автократический аспект все последнее десятилетие находился на подъеме. Король (Хасан II ) приостановил действие конституции и распустил в 1965 г . парламент после того, как мятежи в Касабланке привели к гибели, главным образом от рук правительственных военных, от тридцати (по официальным данным) до нескольких сот человек. Король установил прямой контроль над правительством, управляя посредством королевских указов и систематически ослабляя влияние двух главных партий — исламистской Istiqlal и социалистической Union National des Forces Populaires 14* — и городских арабских масс, которые составляли большую часть их избирателей. Именно в этот период усилился неотрадиционализм, поскольку Хасан попытался установить прямые, основанные на личной преданности трону связи с различного рода местными аристократами, многие из которых были берберами, и армейскими офицерами, среди которых берберы составляли подавляющее большинство. В 1970 г ., когда король обнародовал новую конституцию и объявил о всеобщих выборах, так называемое «исключительное» положение, по крайней мере номинально, закончилось. Однако партии (за исключением Mouvement Populaire 15* , где доминируют берберы) нашли конституцию недостаточно демократичной, а выборы недостаточно свободными, и посчитали весь этот маневр попыткой короля институционализировать и легитимизировать ту ориентированную на особую роль трона неотрадиционную систему управления, которую он ввел в первые десять лет своего правления. Таким образом, хотя выборы состоялись и конституция получила одобрение — в не совсем честной, по всеобщему мнению, обстановке, — модель политики, построенной на непосредственной связи короля и знати, продолжала существовать. Достаточно драматичным концом этого положения вещей стала попытка военного переворота в июле 1970 г . во время пикника по случаю дня рождения короля, отмечавшего свое 42-летие, на котором были убиты около ста из приблизительно пятисот гос-

344

тей (среди которых было много иностранцев). Один майор, пять полковников и четыре генерала почти тотчас же были казнены (несколько военных, включая руководителя заговора, погибли еще во время перестрелки), а ряд других офицеров заключены в тюрьму. Неясно, сколь большую роль в этом нападении сыграли изначальные настроения (почти все руководители были берберами, главным образом из области Рифских гор, и большинство их пользовалось особой благосклонностью короля при проведении прежней, ориентированной на трон политики), но после этого нападения (за которым в августе 1972 г . последовало еще одно, тоже закончившееся провалом) король изменил направленность своей политики: он попытался уменьшить роль берберов в армии и сделать своей главной социальной опорой арабоговорящее население крупных городов, которое претендуют представлять две главные политические партии, объединившиеся теперь в Блок национального действия. Таким образом, существовала ли когда-нибудь в действительности противоположность между bled al makhzen и bled as siba или нет (а теперь я склонен считать, что она никогда не была такой прямой или ярко выраженной, какой ее представляла европейская наука), различие между «арабским» и «берберским» — отчасти культурное, отчасти языковое, отчасти социальное, отчасти — своего рода этнополитический миф, традиционный, почти инстинктивный способ распознавания групповых отличий — остается важным, хотя часто и ускользающим от нашего внимания фактором марокканской национальной жизни.

Нигерия

Отличительной чертой нигерийской политической жизни в том виде, к котором она сложилась после окончания Второй мировой войны, стало то, что Коулмен назвал «регионализацией национализма» 46 . Тогда как в большинстве других новых государств на заключительных этапах борьбы за независимость наблюдалось все возрастающее объединение различных элементов в чрезвычайно сплоченную оппозицию колониальному правлению, а открытые разногласия возникали только после того, как ослабевали и шли к неминуемому разрыву узы революционного товарищества, в Нигерии напряженность между различными изначальными группами увеличилась в последнее десятилетие колониального режима. После 1946 г . борьба нигерийцев за свое освобождение была не столько борьбой против иностранного господства, сколько борьбой за установление границ, создание капиталов и распределение власти таким образом, чтобы охладить и сдержать обостряющуюся

345

этнорегиональную враждебность еще до исчезновения этого господства. Эта борьба была отмечена не столько ростом повстанческого движения, которое заставило бы британцев уйти из страны, сколько лихорадочными переговорами, как в Лагосе, так и в Лондоне, с целью создания между йоруба, ибо и ха-уса-фулани такого modus vivendi , при котором британцы могли бы уйти.

Результатом всех этих переговоров стало глубоко федеративное государственное устройство (зафиксированное в 240-страничной, прекрасно отпечатанной конституции), с тремя крупными регионами — Северным, (юго-) Восточным и (юго-) Западным, в каждом из которых — своя собственная столица, свои собственные парламент, правительство и верховный суд и свой собственный бюджет. В каждом регионе доминирующие позиции занимала одна из этнических групп — соответственно, хауса, ибо и йоруба, одна из политических партий — Северный народный конгресс (СНК), Национальный совет Нигерии и Камеруна (НСНК) и Группа действия (ГД), одна из крупных политических фигур — сэр Хаджи Ахмаду Белло, сардауна («султан») Сокото, д-р Ннамди Азикиве и вождь Обафеми Овалово. На вершине этой опирающейся на регионы конструкции в достаточно неустойчивом положении располагалось федеральное правительство в Лагосе, ставшее ареной коалиционной политической деятельности по принципу «двое против одного» (что естественно было ожидать от игры, в которой участвуют трое) и местом, где происходят политические процессы, которые со временем, как предполагалось, должны были привести к созданию авторитетного руководства, способного заполнить вакуум в центре системы.

Какую форму должно было принять это руководство, кто должен был его обеспечить и как при таком работающем словно швейцарские часы правительственном механизме его можно было бы создать на практике, оставалось, однако, совершенно неясным. Тем временем в стране в полном объеме оформилась тройственная модель изначальной идентификации, так как племенные сообщества традиционной Нигерии постепенно преобразовались в регионально-языковые (а на мусульманском Севере и в религиозные) народные сообщества современной Нигерии. Но хотя значение этой модели в качестве этнического каркаса страны становилось все более важным, она не исчерпывала всего разнообразия прочно укоренившихся вариантов «сознания своей особости», поскольку в каждом регионе за пределами исконных областей проживания хауса, ибо и йоруба оставалось большое количество меньших по

346

численности групп, в той или иной мере сопротивляющихся включению в эти более крупные субнациональные общности. Во время выборов, как правило, именно в этих маргинальных областях — южной половине Севера, на восточном краю Запада и на южных и восточных границах Востока — происходило самое напряженное соревнование между главными этническими группами, поскольку все представляющие их партии пытались, и весьма успешно, нажить политический капитал на чувстве обиды меньшинств внутри оплотов своих оппонентов. То, что в центре выглядело как соревнование трех субнаций, а в региональных столицах (все более и более) как однопартийная этнократия, в глубинке было представлено гораздо более сложной и разветвленной сетью племенных коалиций и противостояний 47 . Это была многоярусная система, в которой местные привязанности оставались организованными главным образом на традиционных началах, провинциальные начинали организовываться на началах партийно-политических, а национальные едва ли были организованы вообще.

Таким образом, хотя процесс регионализации национализма и привел к установлению партийной системы и кон-ституционнного устройства, в рамках которых могли какое-то время достаточно мирно сосуществовать несколько сотен нигерийских изначальных групп, численно варьирующихся от почти шестимиллионного народа хауса до осколков племен всего из нескольких сотен человек, он одновременно привел и к тому, что в самом сердце национальной политической жизни образовалась пустота и страна оказалась в той или иной мере обезглавленной.

После получения (в октябре 1960 г .) независимости взоры политиков обратились, естественно, к федеральной столице, Лагосу, поскольку партии и их лидеры торопились занять стартовые позиции, с которых можно было начать свои кампании за исправление этого положения. После того как попытка сформировать правящий альянс между экономически и политически более развитыми восточным и западным регионами, из которого был бы исключен более традиционный Север, натолкнулась на укоренившуюся враждебность между мобильной и агрессивной интеллигенцией ибо и флегматичными и богатыми деловыми людьми йоруба — а также между легковозбудимым д-ром Азикиве и высокомерным вождем Оволово, — такой альянс образовали Север и Восток, исключив из него Запад. Азикиве ушел с поста премьер-министра на Востоке и стал генерал-губернатором, надеясь превратить эту чисто символическую должность в нечто большее; сардауна Сокото, пожелавший остаться первым человеком на Севере в качестве регионального

347

премьер-министра, послал своего заместителя, сэра Хаджи Абу-бакара Тафава Балева, выполнять вместо него обязанности федерального премьер-министра, а Оволово, третий лишний в этой первой коалиции «двое против одного», отказался от своего поста премьер-министра Запада, чтобы стать лидером оппозиции в федеральном парламенте.

Посты были заняты, началось политическое маневрирование. Федеральный парламент решил образовать четвертый штат, Средний Запад, из областей в западном регионе, где проживали меньшинства; Оволово сменил свою идеологическую позицию с преимущественно правой на преимущественно левую в стремлении потрясти достаточно консервативное правительство и въехать во власть на коньке антинеоколониализма, раскалывая при этом Группу действия; противостояние внутри НСНК между становящейся все более приспособленческой старой гвардией и остающимися все еще радикальными младотурками возросло и т. д.

Но все это не столько проясняло, сколько еще больше запутывало ситуацию, скорее, усложняло проблемы, чем упрощало их. Независимая (как записано в конституции) менее года, Нигерия, самое молодое из всех рассматриваемых здесь новых государств, предоставляет в наше распоряжение пока еще крайне сырой материал для оценки сущностного характера этого государства и прогнозов относительно его будущего. Обладая тем, что производит, вероятно, впечатление чрезвычайно громоздкого набора политических институтов, наспех собранных вместе при лихорадочном создании конституции в последние годы перед получением независимости, не имея общенациональной партии, выдающегося политического лидера, объединяющей религиозной традиции или общего культурного основания, а также, по-видимому, своих собственных, оригинальных представлений о том, что же делать со свободой, полученной как почти само собой разумеющееся, дальше, Нигерия отличается чересчур экспериментальным, даже для нового государства, характером, чересчур большой «подвешенно-стью в воздухе».

И все-таки переход Нигерии к независимости был продуман лучше, а государственное строительство осуществлялось более планомерно, чем в случае с теми новыми государствами, которые рассматривались нами выше. В настоящее время положение Нигерии представляется одновременно и наиболее обнадеживающим, и наиболее угрожающим. Обнадеживающим, так как ей удалось, по-видимому, избежать обычных трудностей, связанных с деколонизацией, так как это достаточно большая страна, что позволяет ее экономике быть жизнеспособной, и так как она

348

унаследовала хорошо обученную, опытную элиту с умеренными политическими взглядами; угрожающим, так как напряженность в отношениях между ее изначальными группами чрезвычайно велика, а сами эти отношения невероятно запутаны. Последнее ощущение оказалось пророческим. Произошедший в январе 1966 г . военный переворот привел к гибели ряда политических лидеров Севера, включая сэра Абубакара Тафава Балева, и установлению военного режима, возглавляемого представителями народа ибо. Второй переворот, во главе с полковником Якубу Говоном, принадлежащим к одному из племен, составляющих меньшинство на Севере, т. е. не относящимся к хауса, закончился массовой резней, в которой погибло от десяти до тридцати тысяч ибо, проживавших на землях хауса на Севере, а еще от двухсот тысяч до полутора миллионов ибо бежали из Северного в родной для них Восточный регион. В мае 1967 г . полковник Говон ввел чрезвычайное положение и попытался разделить Восточный регион на три штата для того, чтобы увеличить влияние тех, кто жил в Восточном регионе, но не относился к ибо, и уменьшить влияние проживающих там ибо. Ибо, объединившись в составе созданной ими республики Биафра, восстали, и после примерно трех лет одной из самых кровопролитных войн современности (было, по-видимому, убито более двух миллионов человек и бесчисленное множество умерло от голода) их восстание было подавлено федеральным правительством во главе с Говоном, который теперь является генералом и руководителем страны. После всего, что произошло, а это, безусловно, один из самых драматических примеров силы изначальных привязанностей и антипатий (хотя опять-таки причины переворотов и гражданской войны лежали не только в плоскости изначальных ориентации, что показывает вовлеченность в эти события великих держав), страна сохраняет характер «экспериментальности», «подвешенности в воздухе», как сохраняется и отличающая ее сложная, пронизанная внутренними напряжениями и далекая от сбалансированности модель группового недоверия.

V

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Борзунова глава 8 идеология как культурная система пер
Гирц К. Интерпретация культур культуры 13 университете
332 каким образом из
В превратностях истории индонезийской политической системы
Компонгах небольших городов эта ранняя