<<<     ΛΛΛ     >>>   

а) В дальнейшем мы будем доказывать сходство неоплатонической мифологии с мифологией Шеллинга, сходство, доходящее местами до полного тождества, а местами обусловливающее собою то, что рассуждения Шеллинга оказываются превосходным, совершенно незаменимым комментарием к мифологии Плотина и Прокла. Поэтому, чтобы не было никаких недоразумений, мы должны сейчас же, до всякого детального исследования, со всей отчетливостью формулировать и то несходство, то абсолютное различие, которое существует между Шеллингом и неоплатонизмом и в свете которого только и можно говорить о тождестве, оказывающемся, таким образом, лишь формально-методологическим и конструктивным.

Мы уже много раз говорили, что вся западноевропейская философия есть тот или иной субъективизм. У немецких идеалистов этот субъективизм расширился до того предела, когда уже невозможно стало говорить о каком-нибудь субъективно не данном объекте. Субъект расширился до того, что, по известному диалектическому закону, он перешел снова в объект, но зато внутренне и субъективно опознанный и формулированный. Шеллинг, это тот философ, который, как и Гегель, все превращает в логически-выведенную систему и, если чем отличается от Гегеля, то только не этим. Он дает не саму мифологию, как это делает неоплатонизм, но логику мифа, теорию мифа. И это-то и есть главная стилистическая особенность творчества Шеллинга в сравнении с Плотином и Проклом.

Во что бы то ни стало надо научиться понимать эти стили философских эпох. Плотин дает самый миф. Это значит, что он не будет гнаться за точным определением понятия мифа. Мы видели, что не только точного, но и вообще никакого определения мифа у него не дано. Он не будет гнаться и за логической системой.

Обратное этому мы находим в "Философии искусства" Шеллинга, которой мы сейчас и коснемся, минуя все необозримое множество суждений Шеллинга на эти темы в других томах его сочинений.

б) Прежде всего, Шеллинг начинает здесь с понятия бога, который является для него абсолютом, то есть решительно всем бытием, то есть он есть здесь нечто утверждающее, утвержденное и неразличимость того и другого. Кроме того, бог даже есть нечто высшее, чем эти три момента74. Другими словами, окончательным и предельным моментом в боге, по Шеллингу, является момент апофатический, и в этом нельзя не видеть полного сходства с плотиновским учением об Едином.

Далее, если попробовать избежать некоторой путаницы у Шеллинга и изложить его систему в том его порядке, который, по-видимому, и был подлинным намерением Шеллинга, то можно сказать, что после категории бога у него следует категория того, что он называет "вечная природа", или "разум". Шеллинг пишет: "Бесконечная утвержденность бога во всем или облечение его бесконечной идеальности в реальность как таковую есть вечная природа"75. Это значит, что бог существует не только сам по себе, но еще и утверждает себя во всем, то есть превращается в это все. Далее читаем: "Совершенное откровение бога есть лишь там, где в отображаемом мире даже отдельные формы растворяются в абсолютном тождестве, что происходит в разуме. Таким образом, разум в самом Всем есть совершенное отражение бога"76. Это суждение Шеллинга мы понимаем в том смысле, что нерасчленимость бога в связи с дальнейшим появлением универсума необходимым образом должна расчленяться, так что здесь мы получаем уже не категорию бога, но категорию его отображения в ином, покамест еще в предельно идеальном виде, то есть в "разуме". Этот "разум" мы склонны понимать как весьма определенный отголосок плотиновского учения об Уме. Мы находим возможным даже отождествлять у Шеллинга такие категории, как "разум", "вечная природа", "совершенное отображение бога", "идеальный универсум". Этот идеальный универсум, между прочим, нельзя иначе и перевести по-гречески, как cosmos noёtos, то есть умопостигаемый мир, что для Плотина является одной из ведущих категорий его системы.

Однако при переходе к универсуму Шеллинг не забывает того, что этот универсум есть только отображение бога и что, следовательно, он содержит в себе такую раздельность, которая в каждом своем отдельном моменте содержит все целое. Другими словами, универсум тоже есть бог в том смысле, что каждый момент этого расчленения содержит в себе все целое. Мы читаем: "Ведь универсум сам по себе = богу. Если бы в каждом не было единства, заключающего универсум сам по себе, если бы, таким образом, и в природе в свою очередь не было всей полноты бесконечной утвержденности, то есть всего существа бога, то бог оказался бы разделенным в универсуме, что невозможно. Таким образом, каждое из единств, заключающихся во Всем, со своей, стороны есть отпечаток всего мирового целого"77.

Отсюда начинается у Шеллинга определение мифологии, а мифологию он дальше рассматривает как материю искусства. Чтобы понять существо мифологии по Шеллингу, необходимо строго учитывать одно противопоставление, связанное с наличием бога в каждом моменте универсума. Бог присутствует в каждом моменте универсума, так как иначе отдельные моменты универсума ничем между собой не объединялись бы и весь универсум (и, стало быть, и бог) распался бы на дискретное множество неизвестно чего. Но как бог присутствует в каждом моменте универсума? Выражаясь не языком Шеллинга, а нашим собственным языком, мы бы сказали, что каждый момент божественного универсума, во-первых, содержит в себе весь этот божественный универсум в своем единичном и чисто смысловом, идейном преломлении. С другой стороны, однако, каждый отдельный момент универсума является оригинальной единичностью не только по смыслу, но он есть единичная оригинальность всего универсума и по своей субстанции, потому что сам божественный универсум тоже есть не просто смысл, но также и субстанция. И вот каждая отдельная единичность всеобщего универсума, отражающая на себе по своему смыслу весь всеобщий универсум, есть то, что Шеллинг называет идеей, а поскольку каждая отдельная единичность всеобщего универсума отражает на себе весь всеобщий универсум по своей субстанции, постольку она есть отдельный бог. Нам кажется, что этот способ выражения яснее, чем у Шеллинга. Существует универсальная всеобщность и существуют ее отдельные единичные проявления. И каждая единичность этой всеобщности, если ее брать только по ее смыслу, есть идея, поскольку она отражает эту универсальную всеобщность, и каждая единичность универсальной всеобщности, если ее брать не только по ее смыслу, не только в том, что она отражает универсальную всеобщность, но и в том, что она и есть самая эта универсальная всеобщность, продолжая быть по своему смыслу единичностью, есть уже не просто идея, но тот или иной бог. Посмотрим, что сам Шеллинг пишет на эту тему, и читатель тут же убедится в правильности, но в то же самое время и в гораздо большей ясности нашего изложения.

Шеллинг пишет:

"Особенные вещи, поскольку они абсолютны в своей особенности и поскольку они, следовательно, представляют, оставаясь особенными, универсумы, называются идеями"78. "Эти продукты воссоединения общего и особенного, рассматриваемые сами по себе, суть идеи, то есть образы божественного, рассматриваемые же реально – суть боги"79.

Совершенно ясно, что наши указания на смысловой характер идей есть то же самое, что и слова Шеллинга о продуктах воссоединения общего и особенного, взятых "самих по себе". А наше указание на субстанциальную природу каждого бога есть не что иное, как указание Шеллинга на "реальность" продуктов того же самого воссоединения. Но Шеллинг так часто употребляет слова "идеальное" и "реальное", что реальность, о которой он говорит в последней цитате, не очень ясна, в то время как наша интерпретация этой реальности как субстанциальности звучит гораздо яснее. Но так или иначе, а Шеллинг в предыдущих цитатах уже дошел до понятия единичного бога. Отсюда уже всякому становится ясным, как Шеллинг доходит до понятия мифологии.

По Шеллингу,

"боги с необходимостью образуют между собой некоторую целокупность, некоторый мир"80. "Отношения зависимости между богами неизбежно складываются в отношения порождения (теогония). – Ведь порождение является единственным видом зависимости, где зависимое все же остается абсолютным в себе. Но и идее богов как раз и предъявляется требование, чтобы они как особенные были бы абсолютными"81.

"Генеалогические отношения между богами опять-таки и есть символ того, как идеи пребывают друг в друге и исходят одна из другой. Так, например, абсолютная идея, или бог, заключает в себе все идеи, и, поскольку они, как в нем заключенные, мыслятся в то же время как абсолютные для себя, они рождаются из него; поэтому Юпитер есть отец богов и людей, и даже существа, уже рожденные, вновь порождаются им, так как от него лишь начинается жизнь мира, и все должно быть в нем, чтобы Существовать в мире"82.

Здесь необходимо пояснить то, почему отношения между богами Шеллинг понимает как взаимное их порождение, то есть генеалогически. Тут, может быть, не сразу понятно тождество Шеллинга с неоплатонизмом. Дело в том, что и неоплатонизм и Шеллинг отождествляют мифологию и логику. Для них мифология без логики и диалектики сводится только на пустые и детские сказки. А логика без мифологии – только на пустые рассудочные и далекие от всякого реализма рассуждения. В этом безусловное тождество неоплатонизма с Шеллингом и, как дальше мы увидим, также и с Гегелем. Но тут есть и большая разница. Неоплатонизм хочет мифологию объяснить через логику, и поэтому если не у Плотина, то, во всяком случае, у Прокла, она окажется чисто понятийной диалектической системой. Шеллинг же, наоборот, чувствуя отвращение к абстрактной логике, хочет понять ее в жизненном смысле и потому видит в ней не что иное, как мифологию. Но как в неоплатонизме мифологическая генеалогия трактуется в качестве чисто диалектического процесса, так и у Шеллинга диалектический процесс трактуется мифологически, то есть прежде всего генеалогически. В этом можно находить большую разницу обоих воззрений, однако порождение в мифологии и логическая зависимость категорий в логике и для неоплатонизма и для Шеллинга есть одно и то же. Поэтому в корне ошибаются те исследователи, которые склонны в неоплатонизме находить абстрактную схоластику, а в шеллингианстве – романтическую игру с мифологической фантастикой. Поэтому то определение мифологии, которое дает Шеллинг в 1802-1805 гг., требует к себе весьма осторожного и логически острого отношения: "Замкнутая совокупность сказаний о богах, поскольку последние достигают совершенной объективности или независимого поэтического существования, есть мифология"83.

в) Получив понятие мифологии, Шеллинг проводит очень твердо и убежденно ту точку зрения, что мифология есть подлинная материя искусства; и тут он, очевидно, уже прямо переходит к эстетике. "Мифология есть первичное условие и первичный материал для всякого искусства"84. "Мифология есть не что иное, как универсум в более торжественном одеянии, в своем абсолютном облике, истинный универсум в себе, образ жизни и полного чудес хаоса в божественном образотворчестве, который сам для себя в то же время есть материал и стихия поэзии. Она (мифология) есть мир и, так сказать, почва, на которой только и могут расцветать и произрастать произведения искусства. Только в пределах такого мира возможны устойчивые и определенные образы, через которые только и могут получить выражение вечные понятия. Произведениям искусства должна быть свойственна такая же, если не большая, реальность, чем творениям природы, образам, которые имеют такое же необходимое и вечное бытие, как людские поколения и растения, обладая одновременно индивидуальной и родовой жизнью и таким же бессмертием"85.

Однако, для того чтобы сопоставление Плотина и Шеллинга стало окончательно ясным, нужно еще сказать, что такое, по Шеллингу, гений и что такое у него фантазия. "...Вечное понятие человека в боге как непосредственная причина его [человеческого] продуцирования есть то, что называют гением, как бы genius, обитающее в человеке божественное"86.

"Мир богов не есть объект ни одного лишь рассудка, ни разума и должен постигаться единственно фантазией"87.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

На проповедь у плотина любой свободы для любой индивидуальности
Исследование одейли кладет конец всяким сомнениям относительно принципа самости у плотина
Попытки изложения философии филона
Ибо его прообраз заключает в себе все живое
Только движение