<<<     ΛΛΛ     >>>   

"Украшение" в дальнейшем трактуется и как принадлежность ремесла или искусства. Наряду с уходом за телом или его лечением Платон говорит о таком же отношении к вещам вообще, выставляя термин "украшательное" ремесло (Soph. 227а). К этому "украшательному" искусству относятся валяльное, чесальное и шерстопрядильное дело (Politic. 282а). Заготовители женских украшений нужны будут в городе наряду с рапсодами, актерами, плясунами и т.д. (R.P. II 373bс). Особенно бдительно относится Платон к украшению речей и требует здесь избегать нарушения моральных требований. По этому поводу он влагает в уста Сократа весьма сильные, резкие и глубоко убедительные выражения (Apol. 17b). О принципе украшения в отношении пляски Платон говорит так (Legg. VII 796bc): "Дева-Владычица [Афина-Паллада], возрадовавшись хороводной забаве, не сочла должным ликовать с пустыми руками, но, украсившись полным вооружением, в нем исполнила свою пляску". То же – и в отношении архитектуры, когда мы читаем, что в Атлантиде постоянно возрастала забота об украшении города и храма, так что здесь каждый, "украшая украшенное", превосходил в этом отношении своего предшественника, пока "не отделали они этого жилища так, что величием и красотой работ поражал он зрение" (Critias 115cd). Общий принцип, которым руководствуется здесь Платон, отчетливо формулирован им в том месте, где, по его мнению, все художники прилаживают одно к другому для получения целого, которое упорядоченно и благоустроенно (Gorg. 504a-e).

Наконец, термин "украшение", захватив собою все области неодушевленного, одушевленного и духовного мира, доходит до космического обобщения, как это мы видели почти на всех внешних эстетических модификациях. По Платону, небо, украшенное по всему своему пространству звездами, "которые созданы из огня как нечто светлое и прекрасное", представляет собой "истинный космос" (Tim. 40а). Здесь слово cosmos, очевидно, уже перестает указывать только на украшение, но, скорее, выражает собою уже действительно космическое украшение. Термин этот, пожалуй, перестает обозначать собою внешнее украшение в тех местах у Платона, где заходит речь о красотах небесного мира. Так, небесная земля у Платона украшена чистыми драгоценными камнями, сердоликами, яшмами, смарагдами, а также золотом, серебром и прочими драгоценными металлами (Phaed. 110с-111а).

Но такого рода "украшение", достигшее своего идеального завершения на небе, отнюдь не изображается в полном отрыве от земных украшений. Подлинное украшение у людей, говорит Платон, – это мыслить согласно небу и космосу (Tim. 90с). Эрос – "украшение богов и людей, самый прекрасный и самый достойный вождь, за которым должен следовать каждый, прекрасно воспевая его и вторя его прекрасной песне, завораживающей помыслы всех богов и людей" (Conv. 197e). Эрос, таким образом, является украшением всеобщекосмическим и внутрикосмическим. Когда Платон хочет похвалить в совершенстве выполненное рассуждение, он сравнивает его с "некиим бесплотным космосом, прекрасно властвующим над одушевленным телом" (Phileb. 64b). Здесь "космос" если и является "украшением", то – чрезвычайно углубленным и художественно насыщенным.

Может быть, наилучшей формулой эстетической модификации "украшения", когда это последнее обнимает собою все существующее во всей его чувственной телесности и во всей его прекрасно оформленной духовности, являются такие слова: "И вот мы можем объявить, что рассуждение обо всем у нас приведено теперь уже к концу: ибо, приняв в себя существ смертных и бессмертных и пополнившись ими, этот космос, как существо видимое, объемлющее собой видимых, как чувственный бог, – образ бога мыслимого, – стал существом величайшим и благороднейшим, – вот это единое, единородное небо" (Tim. 92b).

В заключение этого раздела необходимо сказать, что Платон впервые только в "Горгии" (508а) заговаривает о космосе как о вселенной. Вообще же говоря, для вселенной у него существуют другие термины, "Целое", или "Все" (Lys. 214b и тексты из "Тимея"), и "Небо" (R.P. VI 509b, Phaed. 108e, ср. Crat. 396с). Об этом Небе – очень четкое рассуждение в "Филебе" (28с-29е), в котором Платон, теперь уже зрелый философ, трактует все частичное, что имеется на земле и в мире, как проявление всеобщего, а всеобщим является здесь для него – Ум, "царь неба и земли". Тут "космос" тоже оказывается таким "украшением", которое является принципом всего мироздания. Но текстов о "космосе" как о мироздании у Платона, вообще говоря, не так много (к предыдущему можно прибавить еще Phaedr. 245d, Politic. 269d, Legg. VII 821a, X 897c, 898b, Critias 121c). Ю.Кершенштейнер80 обращает наше внимание на то, что еще для Ксенофонта "космос" в значении мир является новым термином, потому что он говорит о "так называемом у софистов космосе" (Xen. Memor. I, 1, 11). И в другом месте (Cyrop. VIII 7, 22) Ксенофонт тоже вместо слов "целый космос" (или "весь космос") говорит о "порядке Всего" (he tön holön taxis). Однако не требует никаких доказательств то обстоятельство, что нововведенное у Платона слово "космос" в значении "мир", конечно, наделено яркими чертами художественной украшенности, чего не выражено ни в термине "Все", ни в термине "Небо".

12. Сводка предыдущего

Делая сводку предложенных выше наблюдений над внешними и внешне-чувственными эстетическими модификациями у Платона, можно сказать следующее. Эстетический предмет является для Платона, гладкой прямотой, которая вместе с тонкой и острой гибкостью образует собою легчайшее светоносное и пестрое тело, в котором неистощимая сила и здоровье объединяются с нежными и ласкающими чарами, чтобы создавать собою украшение, охватывающее всю действительность, начиная от ее неодушевленных областей и кончая всеобщекосмическим пределом и синтезом. Так "внешнее" растворяется у Платона во "внутреннем", а "внутреннее" во "внешнем", и, собственно говоря, по Платону, уже не существует ничего ни только "внешнего", ни только "внутреннего". Имеется единая "внутренне-внешняя" действительность, но действительность эта – иерархийна, она развивается от грубых земных форм к небесной легкости и проникновенности.

То же самое мы найдем и при обзоре внутренних эстетических модификаций у Платона. Если внешнее все время стремится у него стать внутренним, то внутреннее, в свою очередь, стремится стать внешним.

<< >>

§7. Общие субъективные (внутренние) модификации

Кажется, в этих субъективных модификациях современные языки больше всего отошли от античной терминологии, продолжая сохранять греческую или латинскую оболочку термина, но вкладывая в него совершенно новое содержание. Категории эти изучены в науке гораздо больше, чем большинство из приведенных у нас выше категорий. За известным исключением о них можно прочитать почти в каждом более или менее пространном изложении философии Платона. Главной новостью нашего изложения будет здесь только их эстетическая интерпретация. И все же говорить о них придется значительно меньше. Эти субъективные эстетические модификации Платона можно рассматривать в двух планах, из которых один больше основан на умственных способностях человека; другой – больше на разного рода переживаниях, выходящих далеко за пределы чисто умственной сферы. Начнем с первого плана.

1. Ощущение и восприятие

Как известно, европейские термины "эстетика" или "эстетическое" заимствованы из греческого, где они совершенно ничего эстетического в себе не содержат. Aisthësis y Платона, как и у всех других греческих писателей, означает только "чувственное восприятие" или даже просто "ощущение". Оно противопоставляется "рассудку" – "дианое" (R.P. VI 511с, Theaet. 195d), "рассуждению" (R.P. VIII 546b), которое получается только в результате определенного объединения ощущений (Phaedr. 249с), "мнению" – "доксе" (Tim. 28а, 52а), "науке" или "знанию" (Legg. X 901d), "уму" (XII 96ld), "памяти" (Epin. 977с). Здесь нет ровно ничего эстетического, и мы говорим об этом платоновском термине только потому, чтобы у малоподготовленного читателя при чтении нашей книги не возникало недоразумений.

Точно так же и термин aisthêticos, который так соблазнительно перевести буквально как "эстетический", у Платона тоже не имеет никакого отношения к эстетике и означает просто "чувственный". Обзор текстов с термином aisthëton, "чувственно-воспринимаемый", тоже ничего не дает для эстетики Платона. К этому мы заметим еще и то, что различие "чувственно-воспринимаемого" и "эстетического" вообще отсутствует в истории философии вплоть до XVIII века. Только с Баумгартена и Канта различие между Empfindung, "ощущение", и Gefühl, "чувство", начинает занимать ведущее место в эстетике. Однако даже и Кант в своей "Критике чистого разума" дает теорию "трансцендентальной эстетики", понимая под эстетикой не что иное, как все ту же самую область внешне-чувственных ощущений и восприятий. Таким образом, желая обозначить субъективный акт эстетического восприятия, Платон без всякого стеснения продолжает употреблять общегреческий термин "чувственное ощущение".

2. Представление

Тут прежде всего мы встречаемся тоже с замечательным европейским термином phantasia. У Платона он тоже не имеет никакого отношения к европейской "фантазии". Это – то же самое обыкновенное "чувственное представление", и даже подчеркивается его существенная связь с "чувственным ощущением" (Theaet. 152с, ср. Soph. 264а). Употребляется он, например, наряду с доксой (Theaet. 16le, ср. Soph. 260e), о чувственно-образном значении которой мы уже знаем. Самое большее термин phantasia попадается у Платона в значении "иллюзия", "обманчивый образ" (R.P. II 382e, Soph. 260c). Но, конечно, и тут нет никакой эстетики, поэтому нет нужды для нас создавать здесь обширный аппарат ссылок и цитат. Вся эта терминология относится гораздо больше к теории познания, и о ней можно прочитать в любых изложениях философии Платона. То же самое необходимо сказать и о других платоновских терминах того же корня: phantasticos, phantasma, phantasis. Углубленная семасиология этих терминов ничего нам не дала бы.

Что касается термина "докса", то он имеет, как мы видели, большое значение для эстетики Платона как один из результатов применения принципа середины. Однако по своему содержанию он, как и дианоя, содержит в себе весьма мало эстетических элементов. Сюда же мы отнесли бы и термин phronêsis, который обозначает собою мышление в практическом смысле слова в отличие от теоретических основ мышления.

3. Воспоминание

Это – знаменитый платоновский термин anamnêsis. Он имеет гораздо более близкое отношение к эстетике, обозначая собою то душевное и духовное состояние человека, когда он "вспоминает" вечные идеи и на основании этих идей судит о земных вещах, лицах и событиях. Как известно, этому посвящается у Платона диалог "Менон", где понятие воспоминания закреплено терминологически (ср. особенно 8le, 82b, 85d, 87b). Сюда же примыкают и другие известнейшие тексты Платона о воспоминании (Phaedr. 249cd, Phaed. 60с, 72е, 75с, Phileb. 34b). Здесь воспоминание является не просто "наплывом убывающей разумности" (Legg. V 732), но оно организует все наше знание, и, что является особенно важным, именно научное знание. В "Меноне" изображается мальчик, который никогда не обучался геометрии, но который в результате наводящих вопросов приходит к точному уразумению геометрических истин, что, по Платону, возможно только благодаря припоминанию этим мальчиком истин, виденных им в предыдущей жизни. Вопрос об этом платоновском "воспоминании" настолько подробно изучен в литературе, что мы не станем подробно разрабатывать его здесь.

Изучение литературы о платоновском "воспоминании" приводит нас к трем весьма важным выводам.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Образует экономическое основание общества в лучшие времена классической древности2
Эта книга исследует почти нею доплатоновскую литературу
Где мы привели все главнейшие тексты из платона на эту тему
С этим значением анализируемого термина у платона то
Платоновская идея