<<<     ΛΛΛ     >>>   

Третья утоленная тоска - тоска по уму. Она, наверное, самая важная. Многие интеллектуально развитые, одаренные люди испытывали в России "горе от ума". Пушкин писал в одном из своих писем: "Черт догадал меня родиться в России с умом и талантом". "Дураки и дороги" - вот источники наших российских бедствий. Мыслить в полную силу, самостоятельно русский человек чаще всего не мог. Интеллектуальные ресурсы русского народа огромны, но они никогда не были полностью востребованы. Мыслящий, умный человек, если он появлялся у нас, как литературный образ, не персонифицировался как профессионал, мастер, государственный руководитель. Печорин, Рудин - умные люди, но они - "лишние". Умен и Раскольников, но он - убийца, преступник. Умен Обломов, но он - бездеятелен. Мудр отец Зосима, но он - монах, отрекшийся от мира. Князь Мышкин, несомненно, очень проницателен, насквозь видит людей. Но он - "идиот".

И все-же, как это ни парадоксально, именно любовь к свободомыслию, то есть к спонтанному, даже анархическому, без практической нужды "мыслепорождению" - одна из характернейших черт русского человека. Особенности русского характера, негативно проявляющие себя в социальной жизни, оборачиваются достоинствами в жизни умственной, если для нее вдруг открывается свобода. Действительно, "анархия мысли" - это, строго говоря, богатство, широта, разнонаправленность ума, готовность мыслить каждый раз по новому. Неуважение к праву, собственности и авторитету - это проявления огромной свободы в интеллектуальной сфере. Русский человек готов вбирать в себя чужие мысли и вкладывать свои в чужой ум, забывая о первоисточнике. Игнорирование "границ личности" есть способность высказывать публично мысли потаенные, интимные, самые глубокие, придавая им общезначимую форму. Пренебрежение к общественному порядку есть склонность к творчеству, открытость ума к истине, которая важнее любых общественных установок и т.п. В социальном мире русский ум чувствует себя скованным; наталкиваясь на всякого рода каноны, догматы, идеологемы, он предпочитает "дремать". Но попадая в живое духовно-моральное пространства, он просыпается. Русский человек усматривает высший тип жизненной мудрости в образе Иванушки-дурачка, пренебрегая при этом настоятельными задачами практического жизнеустройства. Нам интересно думать о том, как подковать блоху, полететь в космос, повернуть северные реки на юг, стоит ли прогресс слезинки ребенка, но не о том, как наладить в стране производство хороших стиральных машин, башмаков и как утилизовать бытовой мусор. Можно сказать, что именно умствование (часто маниловское, хлестаковское), созерцание, размышление и фантазирование - есть аутентичный способ жизни русского ума, но никак не целенаправленное волевое мышление. Русский ум ориентирован скорее на мечту, а не на реальность; на будущее, а не настоящее. Он интуитивен, а не дискурсивен. Вряд ли какой-нибудь реальный социум даст русскому уму полную свободу. Русскому человек нужно оказаться в экстремальных условиях, чтобы ум его заработал в полную силу.

Изначальная недисциплинированность и асоциальность русского ума, его "антиправовой" характер создавали сложности при формировании русской государственности и слаженной экономической системы уже с древнейших времен. В советский период ум проявлялся в планах и проектах, но отсутствовал при их исполнении или же выдвигались заведомо "неумные" планы ("переделка природы"), которые, однако же, скрупулезно и настойчиво проводились в жизнь. Господствующая в советский период марксистско-коммунистическая идеология была внутренне противоречива, содержала в себе рационально несогласуемые моменты. С одной стороны - плановое хозяйство, централизованное управление, мобилизация всех материальных и человеческих ресурсов, а с другой - подавление естественных мотивов хозяйствования, наращивание паразитического аппарата бюрократии, который был призван заставить трудиться людей, в своем труде не заинтересованных. Теория Марка утверждала принципы исторической необходимости, логичности, разумного исторического процесса, а практика советской власти основывалась на изначальной иррациональности классовой борьбы, на представлении о несогласуемости с помощью разума и компромиссов классовых интересов.

Изъяны русско-советской рациональности, усиливающие исконно русскую "тоску по уму", были следствием многих причин. Так, в советское время повысилась среди населения доля образованных, грамотных и, можно сказать, "мыслящих людей", но выдвижение на командные посты людей "из низов", пролетарского происхождения, с уголовным прошлым, людей, любящих власть, но безответственных и некомпетентных, привело к усилению противоречия между глупостью, невежеством руководителей и крепнущим интеллектом народа.

Сложен и до конца не осмыслен опыт советского тоталитаризма для развития российского ума. Тоталитарный строй, очевидно, усилил воровскую, уголовную, начальническую "рациональность". Совершенствовалась "рациональная" система обращения с людьми как со скотом, с "человеческим материалом". Это, конечно, подрывало этическую мотивацию мышления. Но, одновременно, укреплялась, закалялась и изощрялась внутренняя независимость мысли у тех, кто не принимал "правил игры", навязываемых советским режимом. Массовый террор уничтожал мыслящую элиту страны, но опыт страданий, гонений, социальной неустойчивости, подобно опыту первых христиан, делал даже среднего человека более трезвым, умудренным, чувствительным к проявлениям добра и зла, справедливости, любви и милосердия.

Нарастание, высвобождение духовно-идеологических и интеллектуально-моральных противоречий в советском менталитете 60-х-70-х годов говорит о том, что в период оттепели в СССР назревала своего рода реформация. Она должна была открыть дорогу "новому человеку", который исподволь формировался усилиями советской власти. Эта власть в открытую ничему плохому не учила, но грешила тем, что не претворяли "добрые" идеи в жизнь. Это должен был быть "коммунист с человеческим лицом", "либеральный коммунист", не "левша" и не "подпольный мыслитель", а полноправный мыслящий гражданин, всерьез принявший задачу рациональной переделки общества и мира на гуманных основаниях. Новый тип советского человека явился нам в лице Сахарова, Солженицына, Высоцкого, Шукшина, Окуджавы, о. Александра Меня, других диссидентов и полудиссидентов, но так и был не допущен на легальную политическую сцену.

Теперь мы можем ответить на вопросы: какого рода ум, какая рациональность представлены Штирлицем и почему этот образ способен утолить русско-советскую тоску по уму. Мыслительная деятельность, анализ и разгадывание замыслов врага, немецкого руководства - основной вид занятий Штирлица. В своем мышлении он не стеснен ничьим авторитетом. Стоя "над идеологиями" он имеет возможность применять любые мыслительные ходы. Штирлиц как умственный тип "постоттепельной" застойной эпохи выражает соревновательный характер "двух идеологий" - западной и советской. И он, наконец, представляет новый тип глобального мышления, характерного для работников ООН, Римского клуба, ЮНЕСКО и других международных неправительственных организаций, берущих на себя определенную ответственность за человечество.

Четвертая утоляемая тоска - еще более удивительна. Живя в фашистском тоталитарном государстве, Штирлиц - свободен. Он не мечтает о свободе, о воле, которых не было ни в царской, ни в советской России. Ведь он свободен делать то дело, к которому призван, в которое верит, которое, не побоимся сказать, любит! Ведь свобода - это не удовлетворение мелких и беспорядочных хотений, а возможность найти и реализовать главную творческую потенцию личности. Такая возможность предоставляется не всем и не всегда, но Штирлицу - она дана.

Добавим к этому, что более свободный образ жизни Штирлица в Германии, чем у себя на Родине, связан с рациональностью немецкого политического порядка. Живи Штирлиц в СССР, он мог быть арестован и расстрелян, несмотря на все свои заслуги, то есть погиб бы вполне бессмысленно. Здесь же, если он даже и погибнет, то со смыслом. Помимо официального тоталитарного порядка в СССР было много всякого рода бытовых и психологических ограничений, которые мешали отдельной личности осуществить сколько нибудь широкие мероприятия. Поэтому большинство русских людей привыкло жить в полсилы. Штирлиц имеет возможность жить "в полную силу".

И, наконец, "пятая тоска" советского человека, от которой Штирлиц избавлен, это тоска о том, чтобы пожить настоящим, сегодняшним днем. Менталитет советских людей был скреплен Верой в Будущее, тогда как настоящее - заполненное "временными трудностями" - осознавалось как "переходный период", не имело экзистенциального наполнения. Конечно, была любимая работа, досуг, любимые люди. Советский человек наслаждался рыбалкой, охотой, ходил за грибами, часами философствовал дома в кругу друзей - всего этого у нас, русских людей, было больше, чем у немцев, англичан и французов вместе взятых. Но в политическом и профессиональном плане советский человек чувствовал себя "винтиком" гигантского социального механизма, промежуточным звеном между "темным прошлым" и "светлым будущим". Чем больше он вовлекался в общественную, государственно-партийную жизнь, тем больше оскудевал его досуг и тем больше душевных сил требовало выполнение социальной роли. Преуспевающие и высокопоставленные индивиды в советском обществе ощущали, что общая линия их жизни определяется не их внутренними желаниями и решениями, а кем-то свыше и чем-то, находящимся "вовне". Ощутив это, они старались еще больше "слиться с ролью", так как только она давала чувство общественной и исторической значимости, тогда как "свободные художники", грибники, рыболовы были блаженными анахоретами. Подобно Пастернаку они могли спрашивать у ближних: "Какое нынче тысячелетье на дворе"? Но за это счастье жить настоящим днем они расплачивались тем, что получали лишь минимум благ и имели минимальную защищенность.

Для Штирлица - личная жизнь, работа, историческая миссия - слиты воедино, он не только может, но и должен жить мгновеньями, не отвлекаясь от настоящего ни на минуту. Все силы его души уходят на выполнение Задания, от успеха которого зависят судьбы его Родины, Европы и Человечества. Поэтому его долг - жить Настоящим. Он должен быть предельно открыт, внимателен, восприимчив к Настоящему, тогда как мечта о будущем для него - непозволительная роскошь. Счастливые советские люди имеют время, располагают достаточным душевным простором для того, чтобы мечтать о будущем. Штирлиц же, можно сказать, жертвует мечтой о коммунизме - этим духовным сокровищем советского человека - ради необходимости жить настоящим.

В ряду художественных образов, созданных советским искусством, Штирлиц замечателен "реформированностью" своей идеологии. Реформация советской большевистской квази-религии назревала в Советском Союзе в послевоенный период как в силу внутреннего имманентного ее развития, так и под влиянием изменений в социальной структуре, в уровне культуры населения. Но этот процесс всячески тормозился правящей элитой. Идеология - окостеневала, усиливала либо сухой прагматизм, либо цинизм. Штирлиц же - живой, человек, "коммунист-гуманист", никак не ограничиваемый в своих действиях и развитии застойным политическим окружением. По психологическому типу Штирлица уже можно в какой-то мере судить о "реформированном" коммунизме. Для него должны быть характерны две черты. Во-первых, сближение идеала и действительности, мечты и реальности (Хрущев обещал построить коммунизм уже в 80-е годы), а значит, перенос главных усилий на сегодняшнее жизнеустройство. Во-вторых, связанные с этим "обмирщением" коммунистической мечты утрата Надежды и вторичное "обезбожение" мира (первичным можно считать утверждение атеизма как государственной религии). Штирлиц живет мгновеньями, живет мужественно, достойно, хотя его бытие безнадежно и безблагодатно. Это есть именно "бытие к смерти" - прямо по Хайдеггеру. Штирлиц не надеется на "спасение" ни в каком смысле. Если бы он ждал только той минуты, когда можно будет стряхнуть с себя пыль чужбины и вернуться домой, он не смог бы выполнить своей исторической миссии, которая осуществляется в решающий момент истории и требует абсолютного внимания к настоящему. Штирлицу в этот момент необходимо "вернуться в Берлин", слиться с Германией, с немецким Рейхом в чудовищном военно-любовном симбиозе. Германия - то последнее Реальное, что ему осталось в жизни и что ему предстоит убить. "Центр", с которым он по-прежнему выходит на связь, становится для него лишь точкой, светлым пятном на горизонте Будущего. Это особенно ясно ощущается, когда Штирлиц после вывоза Кэт в Швейцарию возвращается в Берлин уже не по приказу Центра, а добровольно. У него, выходит, уже нет никакого конкретного задания, он вполне свободен и предоставлен самому себе. Вишни, созревшие в саду на Родине, грибные дожди, даже жена, сидящая в пяти метрах напротив, которой он смотрит в глаза несколько мучительных минут - все это грезы, иллюзии, которым не суждено сбыться.

Приходиться признать, что психология Штирлица в канун Победы - вполне кальвинистская. Мы уже отмечали, что в нем нет ни "советскости", ни "русскости", ни "коммунистичности". Теперь добавим, что в нем нет и ничего православного. Штирлиц - полный антипод России. Его кальвинистский облик явственно проступает в его повседневном быту. Он ведет жизнь монаха, не ведая радостей любви и дружбы, не зная праздника. Режиссер и автор хотят нам сказать, что Штирлиц все же празднует День Советской Армии. Но можем ли мы поверить в это? Штирлиц делает глупое лицо и пьет коньяк в своем особнячке. Он имитирует праздник для самого себя и для зрителя. Вообще, вся его физиологическая жизнь редуцирована к чему-то показному, даже если он ест, пьет, заказывает кофе или коньяк, то не просто так, не по внутреннему импульсу, а в ситуации какого-то заданного общения. Он и спать научился по внутреннему "приказу" в течение заданных 20-ти минут. Нет у него никаких излишеств, ничего спонтанного и в духовной жизни. Ни книг, ни театра, ни философии. Никакой маниловщины, обломовщины, хлестаковщины. Возможна ли жизнь, столь чуждая натуре русского человека?

Авторы фильма, искусно перемежая художественные эпизоды с исторической хроникой, не дают зрителю "забыться", насладиться фильмом, как шпионским боевиком. Они постоянно взывают к историческому чувству зрителя, напоминая, что перед ним - решающие мгновенья его недавней национальной истории. Штирлиц оторван от Родины, но он разделяет судьбу рядового участника войны. Напомним последние кадры фильма. Проводив Кэт в безопасную Швейцарию, Штирлиц едет в Берлин. Ведь он, по существу, выдал себя, организовав побег русской радистки. До конца войны - всего несколько месяцев. Исход ее предрешен. Но лицо Штирлица, отдыхающего на обочине, не выражает радости, а только заботу и решимость. И вот наступает День Победы, но мы уже не видим Штирлица в кадре. Что с ним сталось?

Он, как и большинство солдат, сражавшихся на передовой, не вернулся с войны. Не должен был вернуться. Историческая правда вытеснила здесь "правду" шпионского боевика, который всегда имеет счастливый конец. Но физическая смерть Штирлица из-за какого-то просчета также выглядела бы неправдоподобно. Он - мастер своего дела и не мог просчитаться. Нам остается только размышлять о символике эпилога: "ветхий" советский человек не убит, но окончательно умер в конце войны естественной смертью. Родится ли новый советский человек, каким он будет? Кем будет Штирлиц после войны? Грядущее России - таится во мгле и жребий Штирлица на его темном челе - невидим.

Какова же реальная жизненная перспектива для Супершпиона? Что это за фигура, родившаяся путем мутации русского большевика, оказавшегося в экстремальной ситуации, в интимной близости со своим любимейшим Врагом?

Фильм дает повод поразмышлять о том, почему в XX веке шпион - то есть соглядатай, предатель, выведыватель чужих тайн вдруг стал героем, начал вызывать к себе всеобщий интерес. Никогда раньше порядочный, уважающий себя человек не становился добровольно шпионом. Никогда массы, жаждавшие зрелищ, не согласились бы почитать как героя презренного доносчика, нарушителя всех заповедей и моралей ("не убий", "не лги", "молись за врага своего", "не относись к другому, как к средству, но всегда - как к цели"). Почему человек, сделавший своей профессией воровство информации, обман, предательство и вредительство стал фигурой мирового масштаба?

В книге "Герои, почитание героев и героическое в истории" английский писатель и философ Томас Карлейль описал шесть типов героя, которому люди поклонялись, которого выбирали в качестве идеала. Хронологически ряд героев Карлейля выглядит так: Божество, Пророк, Поэт, Духовный пастырь, Писатель, Вождь. Каждый герой имеет свое призвание, обусловленное требованиями эпохи, но суть героизма - всегда одна и та же. Герой - это человек, который благодаря своей духовной силе, мужеству, отзывчивости и, главное, Вере - способен видеть Истину Жизни и возвестить о ней людям. Из глубины своей искренней души Герой обращается к народу с проповедью, призывом, пророчеством. Он рисует перед людьми образ Будущего, пробуждает в них совесть, желание жить Подлинной Жизнью. Он находит отклик в душах, своим словом и действием облагораживает, возвышает Человечество. Но в чем же состоит героика шпионажа, чем облагораживает наши души Супершпион, хотя бы столь добрый и благородный, как Штирлиц? Ведь шпион как раз никого ни к чему не призывает, его жизнь - тайна, он не может знать и проповедовать общую для всех Истину, поскольку он всегда шпионит в пользу кого-то и против кого-то, он всегда пристрастен и партиен.

Но не будем судить сгоряча и попытаемся открыть ту "правду", которую несет миру, человечеству Супершпион. Верно, что моральный кодекс шпиона радикально противоречит рыцарскому кодексу, лежащему в основе европейской нравственности. Верно, что сама профессия шпиона, почти легализованная, является откровенным вызовом "правовому государству", насмешкой над ним. Но можно ли обойтись без шпионов и лучше ли мы будем жить, если запретим шпионаж?

Фундаментальной чертой нового, только еще нарождающегося "мирового порядка" является преобладание в нем информационно-политических, а не военно-силовых взаимодействий и методов решения международных проблем. Это означает, что политика государства может стать эффективной лишь при условии ясного понимания им как собственных целей, так и выгод всех других государств. А поскольку наивно было бы думать, что государства в ближайшем будущем откажутся от своих собственных интересов, во имя процветания Человечества как целого, очень вероятно, что информационная война придет на смену военным вторжениям, бомбардировкам и ракетным ударам.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Одиноко живущий человек
Русским человеком