<<<     ΛΛΛ     >>>   

Бонхёффер убежден, что его критика направлена не на уничтожение христианства, а лишь на освобождение его от исторически преходящих и изживших себя в современную эпоху отдельных сторон и элементов. Он стремится доказать, что подлинное христианство не только не страдает от такой критики, но, напротив, наиболее глубоко, наиболее полно выявляет свое содержание, свою сущность.

В чем же видит Бонхёффер основное содержание христианства?

Как уже говорилось, он пытается отделить христианство от других религий. Он заявляет: Быть христианином не означает быть религиозным в определенном смысле... а означает быть человеком... (там же, стр. 244). Иисус призывает не к новой религии, а к новой жизни (там же, стр. 246).

Если отвлечься от некоторых туманных и не представляющих для нас интереса теологических идей Бонхёффера относительно христианского бога как бога страдающего и сострадающего человеку в отличие от богов иных религий, которые противостоят человеку как чуждые ему и могущественные существа, то сущность христианского вероучения Бонхёффер видит в евангельском учении о любви к ближнему. Наше отношение к богу не является религиозным, пишет Бонхёффер, не выступает как отношение к мыслимому наивысшему, наимогущественнейшему, наилучшему существу; наше отношение к богу есть новая жизнь в бытии для другого... Не бесконечные, недостижимые задачи, а постоянно достижимый ближний наш выступает как трансцендентное (там же, стр. 259260). Быть христианином, по мнению Бонхёффера, означает, во-первых, молиться и, во-вторых, делать справедливое для людей (там же, стр. 207).

Встает вопрос: какое же реальное социальное содержание вкладывал Бонхёффер в этическое учение о любви к ближнему, о делании справедливого и т. п.? Письма, написанные из тюрьмы и проходившие гитлеровскую цензуру, не дают конкретных указаний на этот счет. Однако многие высказывания Бонхёффера и особенно его практическое поведение позволяют заключить, что христианскую мораль он отнюдь не сводил к беззубой проповеди всеобщей любви, покорности и всепрощения. В отличие от официальных представителей церкви, Бонхёффер понимал любовь к ближнему прежде всего как ответственность христианина за все, что совершается в мире, в обществе, в государстве. Он высказывал надежду, что в будущем христианство сможет изменить и обновить мир (там же). И поэтому необходимыми качествами христианина должны быть не только покорность, но и сопротивление (см. там же, стр. 150151). Таким образом, этические взгляды Бонхёффера носят социально-активный характер. Христианскую этику последний пытается представить как учение, которое может и должно преобразовать земные отношения людей. Не случайно Бонхёффер очень часто апеллирует не к Новому, а к Ветхому Завету. Ему импонирует социальный дух Ветхого Завета, в котором постоянно речь идет о спасении народа, а не отдельной личности.

Для Бонхёффера христианство проявляется не в словах (время благочестивых слов прошло, утверждает он), а в делах, в поступках, в отношении к другим людям. По его собственному признанию, ему в тюрьме претила внешняя набожность некоторых заключенных верующих, их постоянные упоминания о боге и разговоры на религиозные темы. Он чувствовал себя свободнее и лучше в обществе неверующих людей. С последними он быстрее находил общий язык (см. там же, стр. 180181).

Для Бонхёффера суть христианства состоит не в признании бога, не в вере в него как в творца мира, а в реализации принципов христианской этики в поведении человека. Поэтому он приходит к парадоксальному выводу, что неверующий человек может быть большим христианином, чем верующий. Совершеннолетний мир, пишет он, является более безбожным (gottloser), чем несовершеннолетний, и поэтому он, быть может, как раз ближе к богу, чем последний (там же, стр. 246).

***

Нетрудно заметить, что взгляды Бонхёффера насквозь противоречивы. С одной стороны, он подвергает уничтожающей критике все основные религиозные идеи и представления; он убедительно доказывает, что современное общество, современный человек чужды и враждебны религии. С другой стороны, Бонхёффер считает, что спасение человечества в христианстве. При этом им признается необходимость не только христианской этики, но и христианского культа, молитвы, то есть поклонения христианскому богу. Хотя Бонхёффер и старается доказать, что христианский бог не похож на всех остальных, что он преодолевает разрыв трансцендентного и реального миров, что он потусторонен в гуще нашей жизни (там же, стр. 182) и т.п., все эти его рассуждения выглядят туманно и не позволяют выявить четко, что собой представляет христианский бог в трактовке Бонхёффера. Но даже если отвлечься от подобных его высказываний и считать, что он сводит христианство лишь к этическому учению, то и в таком случае слабость его позитивной программы очевидна. В этой части он абсолютно не оригинален. Сходные идеи уже давно высказывались и Фейербахом, и Огюстом Контом, и многими другими философами, социологами, политиками и теологами. Все они пытались поставить на место традиционного бога абстрактного человека, человека вообще и поклонение последнему объявить истинной религией. Теоретическая несостоятельность подобных взглядов давно уже вскрыта марксизмом, и вряд ли есть необходимость останавливаться в настоящей статье на этой стороне дела.

Для нас важнее и интереснее другое. Противоречия Бонхёффера нельзя считать только личными противоречиями его мировоззрения. Не случайно его взгляды получили столь значительный общественный резонанс в современной Европе. Бонхёффер выразил умонастроения той части близкой к церковным кругам интеллигенции, которая мучительно размышляет над судьбами религии в нашу историческую эпоху. Эти люди достаточно проницательны, чтобы видеть бесперспективность религии в ее традиционных формах. Они не могут не почувствовать настроений современных прихожан, которые, по выражению одного протестантского проповедника, хотят в проповеди услышать не столько о том, как благочестиво умереть, сколько о том, как правильно жить. Часть подобных церковных деятелей и богословов участвовала в борьбе против фашизма, ныне связана с прогрессивными общественными организациями. Те из них, которые живут в социалистических странах, наглядно убеждаются в неодолимости социальных сил, борющихся за коренное преобразование общества.

В то же время эти люди не могут и не хотят порвать с христианской религией. Они искренне верят, что только христианство содержит в себе этические принципы, необходимые для человечества и способные преобразовать облик людей. Поэтому, освобождая христианство от собственно религиозных элементов, последователи Бонхёффера пытаются свести его к этическому учению.

В нашей популярной атеистической литературе содержание и социальная направленность христианской этики трактовались нередко упрощенно. Авторы некоторых брошюр и статей сводили критический анализ христианской этики к тому, что подчеркивали ее роль в упрочении господства эксплуататорских классов. Не подлежит сомнению, что христианская нравственность объективно играла роль духовного оружия в руках эксплуататоров, воспитывала в людях рабскую покорность, превозносила страдания, проповедовала кротость и терпение. Но было бы неправильно не видеть некоторых особенностей ее исторического возникновения и содержания, которые позволяли в ряде случаев использовать ее и прогрессивным социальным силам.

Христианская этика, как и все христианское вероучение, весьма многолика и противоречива. Было бы ошибкой считать ее чем-то цельным и последовательным. В Новом Завете, как и в Библии в целом, мы можем обнаружить несколько исторических слоев, причем каждый из них отличается своими специфическими идейными устремлениями. В наиболее древнем отрывке Нового Завета, в Апокалипсисе, нет и следа последующих евангельских идей о непротивлении злу, о кротости и покорности, о любви к врагам и т. п. Апокалипсис весь пронизан идеями беспощадной борьбы против угнетателей, мести им за все лишения и страдания. В Апокалипсисе очень сильны также хилиастические тенденции: он утверждает неизбежность тысячелетнего царства божия на земле. Идея равенства всех людей еще не сводится в Апокалипсисе к их равенству перед богом: она имеет и реальное социальное содержание. Не случайно В. И. Ленин в свое время говорил о революционно-демократическом духе первоначального христианства (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 33, стр. 43).

В более поздних текстах Нового Завета эти социально-бунтарские мотивы отходят на задний план, а то и исчезают вовсе. Центральное место в них занимают идеи всеобщей любви, всепрощения, покорности и спасения в потустороннем мире. Следует учитывать, однако, что и в позднейших новозаветных текстах порой находили своеобразное отражение стремления трудящихся и эксплуатируемых к социальному равенству, справедливости и подлинной человечности. Христианство победило в свое время все другие религии и с необычайной быстротой распространилось в массах потому, в частности, что оно в иллюзорной, мистифицированной форме шло навстречу этим стремлениям. Жестокости и насилию, царившим в мире, оно противопоставило учение о всеобщей любви, социальным и этническим перегородкам, разделявшим людей, идею их равенства перед богом, земной несправедливости и социальному гнету учение о божественном возмездии и справедливости.

В условиях, когда в обществе господствовали гнет, насилие, жестокость, некоторые евангельские поучения приобретали определенное гуманистическое звучание, хотя такой гуманизм носил абстрактный и расплывчатый характер. В общей системе христианского вероучения эти гуманистические элементы получили извращенную и уродливую направленность. Главным объектом мыслей, чувств и стремлений верующего христианина с точки зрения ортодоксальной церковной доктрины является не человек, а бог. Любовь к человеку в христианстве подчинена любви к богу. Бог в христианском вероучении выступает как необходимый посредник в отношениях между людьми. Реальные земные проблемы подчинены иллюзорным потусторонним целям. Поэтому традиционную христианскую этику никак нельзя назвать гуманистической в подлинном смысле этого слова. Вернее употребить здесь понятие мнимого гуманизма, или псевдогуманизма.

Каждая историческая эпоха и даже каждый класс толковали христианство по-своему. Если у идеологов господствующих классов христианская этика принимала вид учения, примирявшего эксплуатируемых с эксплуататорами и требовавшего у первых безоговорочного повиновения последним, то во многих движениях социальных низов на первый план выступали идеи царства божьего на земле, социально-революционные тенденции первоначального христианства.

К анализу концепции Бонхёффера следует подходить конкретно-исторически. Объективно она представляет собой попытку очистить христианскую этику от компрометирующих ее в наше время чрезмерно архаичных религиозных представлений, придать ей земную, социальную направленность. Не удивительно, что последователями Бонхёффера являются, как правило, люди прогрессивных политических взглядов. Для многих из них, особенно живущих в социалистических странах, концепция Бонхёффера явилась той идейной платформой, которая позволяет сочетать приверженность к христианству с признанием безрелигиозного и антирелигиозного мира, с активным участием в его делах и проблемах.

***

Последователи Бонхёффера проявляют активность во многих странах. Так, в ГДР за последние годы вышло несколько книг, в которых развиваются взгляды Бонхёффера. К числу их, например, относится книга протестантского священника Германа Вагнера Миф и слово (Hermann Wagner. Der Mythos und das Wort. Leipzig, 1957). В ней подробно излагаются взгляды Бультмана и Бонхёффера и предпринимается попытка своеобразного синтеза тех и других. Наибольший интерес представляет глава, под названием Неосознанное христианство. Вагнер считает, что христианскую веру не следует трактовать как принятие всеобщих, вневременных истин. Сущность ее составляет любовь, а последняя не есть идея, не есть абстракция, она всегда событие... Она образует критерий христианства как исторической религии (там же, стр. 153).

Вагнер уподобляет положение христианства в современном обществе его положению в первые века существования в языческом мире. Так же, как в свое время христианство отказалось от узких рамок иудаизма, от внешнего соблюдения иудейского ритуала и обратилось ко всем племенам и народам со своей проповедью, так-де и сейчас христианство должно освободиться от некоторых своих традиционных элементов, чтобы проникнуть в среду безрелигиозных людей и найти действенные пути влияния на них. Поскольку суть христианства, по мнению Вагнера, состоит в любви к людям, то следует учитывать наличие многих бессознательных христиан, которые, отрицая христианство на словах, в то же время действуют в духе христианской морали. Вагнер призывает к сотрудничеству и близости с такого рода людьми, к которым он, как явствует из текста книги, относит и марксистов. Конечно, причисление марксистов к бессознательным христианам может вызвать среди последних лишь улыбку. Но за этими наивными в теоретическом плане рассуждениями кроется важный практический, социальный смысл: призыв к сотрудничеству христиан и марксистов в решении общественных задач. И эта вторая сторона куда важнее первой.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Для современного человека неактуальна проблема отношения его к богу христианства христианство
Делаются бесчисленные попытки доказать необходимость религии для современного человека