<<<     ΛΛΛ     >>>   

<< >>

Лекция 1
Кальвинизм как система воззрений на мир

Путешественник из старой доброй Европы, высаживаясь на берег Нового Света, чувствует себя ошеломленным. По сравнению с бурлящим потоком вашей жизни его прошлое кажется почти застывшим и безжизненным. На американской земле он впервые видит, как дарованные Богом многочисленные возможности, которые были сокрыты в человеке от самого нашего сотворения, и которые наш Старый Свет не сумел развить, проявляются здесь во всем своем внутреннем величии, что свидетельствует о еще более великом и удивительном будущем.

И все же не просите меня забыть об определенном превосходстве, на которое Старый Свет все еще может претендовать и в моих, и в ваших глазах. Европа остается хранительницей более длительного исторического прошлого, и потому предстает перед нами словно глубоко укорененное дерево, скрывающее в своей листве более зрелые плоды жизни. У вас еще весна, у нас — осень, а у осенней жатвы есть свое очарование.

Я полностью признаю все преимущества, которые есть у вас, поскольку (если использовать еще одно сравнение) поезд жизни движет вас вперед гораздо быстрее, чем нас; и все-таки мы чувствуем, что старушка Европа не совсем отделена от жизни у вас. Через оба континента протекает один и тот же поток человеческого бытия.

Благодаря нашему общему происхождению вы можете называть нас костью от вашей кости, а мы вас — плотью от нашей плоти. Хотя вы далеко опередили нас, вам никогда не забыть, что колыбель вашей замечательной жизни — в нашей старой Европе, и ее заботливо взлелеяла моя некогда могущественная отчизна.

Мало того, наши интересы будет объединять еще один фактор, даже если различия между нами станут еще больше. Для нас важнее всего даже не развитие человеческой жизни, а то, что ее венчает и облагораживает. Корона эта, благородный венец жизни для вас и для меня — христианство, наше общее наследие. Человеческая жизнь стала возрождаться не в Греции или в Риме, но в Вифлееме и на Голгофе; и если, говоря еще конкретней, мы так искренне преданы делу Реформации, то лишь потому, что она рассеяла мрак обрядоверия, вновь явив во всем ее величии славу Креста. Теперь с христианским наследием борется новый враг, ненавидя самое имя христианства и его спасительное воздействие на все сферы жизни. На нас, со всей своею силой, идет ураган модернизма.

В 1789 году наступил поворотный момент. Безумный крик Вольтера «Раздавите гадину!» направлен непосредственно против самого Христа, но он лишь выражал те сокровенные мысли, которые привели к Французской революции. Фанатичный девиз другого философа «Мы больше не нуждаемся в Боге» и одиозный шибболет Конвента «Ни Бога, ни господ» стали богохульным паролем, который возвестил, что человек свободен от Божественной Власти. Быть может, в Своей бесконечной мудрости Бог использовал Революцию, чтобы уничтожить тиранию Бурбонов и совершить суд над феодалами, которые терзали Его народы, тем не менее сам принцип этой революции был антихристианским, и, распространяясь с тех пор, она уничтожала, подобно раку, все твердое и незыблемое в нашей христианской вере.

Без сомнения, христианство столкнулось с очень серьезной опасностью. Две системы воззрений на мир1* сошлись друг с другом в смертельной схватке. Модернизм стремится построить собственный мир, исходя из представлений о естественном человеке, а самого человека сконструировать из данных природы; те же, кто смиренно преклоняет колени пред Христом и поклоняется Ему как Сыну Бога живого и как Самому Богу, стремятся сохранить «христианское наследие». Эта главная битва разворачивается в Европе, в Америке, ею охвачена моя страна, да и сам я отдал ей почти сорок лет.

Апологетика в этой борьбе нам не помогает. Апологеты неизменно начинают с того, что, отказавшись от наступления, малодушно отступают под защиту оборонительных сооружений. Поэтому я всегда, с самого начала, говорил себе: «Если мы хотим бороться достойно, если мы хотим победить, принцип надо противопоставить принципу. Кроме того, надо осознать, что против нас выступает могучее, целостное и всеохватывающее мировоззрение, и мы должны понять, что нам нужна система воззрений на мир не меньшего масштаба и не меньшей мощи. Такую могучую систему мы не должны выдумывать, ее следует взять и использовать такой, какой она явила себя в истории». Так пришел я к заключению, которого придерживаюсь и сейчас: проявление христианского принципа в истории — это кальвинизм. В кальвинизме обрело покой мое сердце. Он вдохновляет меня на то, чтобы погрузиться в самую гущу великой борьбы принципов. Когда ваш факультет оказал мне честь, пригласив прочитать в этом году цикл лекций, я ни на миг не сомневался, какой теме их посвятить. Моя тема — кальвинизм, единственно действенная, законная и последовательная защита протестантских народов против наступающего модернизма.

Позвольте мне поэтому посвятить эти шесть лекций кальвинизму. Говорить я буду:

1. О кальвинизме как системе воззрений на мир.
2. О кальвинизме и религии.
3. О кальвинизме и политике.
4. О кальвинизме и науке.
5. О кальвинизме и искусстве.
6. О кальвинизме и будущем.

Для ясности я должен в первой лекции определить исторически понятие кальвинизма. Чтобы избежать недоразумений, нужно с самого начала выяснить, что именно мы будем понимать под этим словом. Начав с его современного смысла, я обнаружил, что он совсем не одинаков для разных стран и разных сфер жизни. Прежде всего термин «кальвинизм» используется в наше время как обозначение секты, и не только в протестантских, но и в католических странах, особенно в Венгрии и во Франции. Реформатские церкви Венгрии насчитывают около двух с половиной миллионов верующих; папистская и иудейская пресса этой страны постоянно именует их «кальвинистами», применяя это неофициальное наименование даже к тем, кто уже давно отошел от веры отцов. Во Франции, особенно на Юге, слово «кальвинист» звучит еще более подчеркнуто как сектантское обозначение, которое свидетельствует не о вере или религиозных убеждениях, но лишь о принадлежности к Реформатской церкви, даже если человек — вообще атеист. Жорж Тьебо, известный своим антисемитизмом, возродил во Франции и антикальвинизм; даже в деле Дрейфуса он объединил «евреев и кальвинистов» как две чужеродные силы, враждебные «галльскому духу».

Полностью противоположно второе употребление слова «кальвинист», которое я называю конфессиональным. В этом значении кальвинист — это прежде всего убежденный приверженец догмы о предопределении. Те, кто не одобряет столь сильную приверженность этой доктрине, сходятся с папистскими критиками в том, что, называя вас «кальвинистом», приписывают вам догматическую узость, и, что еще хуже, считают, что вы несете серьезную опасность нравственной жизни. Этот ярлык настолько вызывающ, что подействовал даже на таких теологов, как Ходж, которые убежденно и прямо проповедовали предопределение и считали за честь исповедовать кальвинизм; они до такой степени были подавлены неприязнью к наименованию «кальвинист», что для того чтобы не мешать распространению своих идей, стали говорить не о кальвинизме, а об августинианстве.

На третий смысл термина «кальвинизм» указывают названия некоторых баптистских и методистских деноминаций. Сам Сперджен принадлежал к тем английским баптистам, которые называют себя «баптистами-кальвинистами», а методисты Уитфилдовского2* толка в Уэльсе и по сей день называют себя «методистами-кальвинистами». Определенным образом это указывает на конфессиональные различия, но применяется к конкретной деноминации. Без сомнения, Кальвин резко бы это осудил. В его время ни одна Реформатская церковь не собиралась называть себя чьим-либо именем. Лютеране пошли на это, реформаты — нет.

Помимо сектантского, конфессионального и деноминационного значений существует и четвертое, научное использование термина и в историческом, и в философском, и в политическом смысле. Исторически слово «кальвинизм» обозначает основное течение Реформации, отличное от лютеранства, анабаптизма и социнианства. В философском плане оно обозначает систему взглядов, которая, под воздействием такого могучего разума, каким обладал Кальвин, утвердила свое господство в нескольких сферах жизни. А в политическом смысле кальвинизм — это движение, которое обеспечило народам свободу, введя конституционное правление сначала в Голландии, затем — в Англии, а с конца XVIII века и в Соединенных Штатах. В этом научном значении слово «кальвинизм» особенно распространено среди немецких ученых. Не только те из них, кто сочувствует кальвинизму, но и те, кто давно ушел от христианства любого исповедания, признают, что он сыграл большую роль. Это видно из свидетельства трех наших крупнейших ученых, один из которых, д-р Роберт Фрейн, говорит: «Кальвинизм принес в Нидерланды стройную и логичную систему теологических знаний, демократическую систему церковного устройства, способствующую нравственной строгости, и стремление к нравственной и религиозной реформации человечества». Другой историк, еще более известный своими симпатиями к рационализму, пишет: «Кальвинизм был величайшим достижением религиозной и политической мысли XVI века». Третий авторитетный ученый признает, что именно кальвинизм освободил Швейцарию, Нидерланды и Англию, а отцы-пилигримы заложили основы процветания Соединенных Штатов. Точно так же у вас Бэнкрофт признает, что у кальвинизма есть учение «…и о бытии, и о морали, и об общественном благополучии, и о человеческой свободе, берущее свое начало от Бога»3. Я буду говорить с вами о кальвинизме только в этом, строго научном смысле, как о самостоятельной общей тенденции, которая на собственной основе смогла развить независимую форму и нашей жизни, и нашей мысли среди народов Западной Европы и Северной Америки, а теперь — даже в Южной Африке.

Сфера кальвинизма гораздо шире, чем может показаться, если судить со строго конфессиональных позиций. Не желая называть церковь именем человека, французские протестанты стали именовать себя «гугенотами», нидерландские — «беггарами», английские и шотландские — «пуританами» и «пресвитерианами», североамериканские — «отцами-пилигримами». Все эти наследники Реформации, и на вашем, и на нашем континенте принадлежащие к реформатам, имеют кальвинистское происхождение. Но область кальвинизма не надо ограничивать самыми чистыми его проявлениями. Никто ведь не пытается ограничивать так христианство — оно охватывает не только Западную Европу, но и Россию, Балканы, армян и даже империю Менелика в Абиссинии. Точно так же в число кальвинистов можно включить и те церкви, которые в той или иной степени отличаются от чистых форм. В своих «Тридцати девяти статьях» Церковь Англии придерживается строго кальвинистских позиций, хотя в литургии и церковной иерархии эта церковь отошла от чистоты реформатской традиции; результатами такого серьезного отступничества стали пьюзеизм и ритуализм. Индепенденты тоже исповедуют кальвинизм, хотя в своем учении об устройстве церкви они заменили индивидуализмом органичное единство. Под водительством Уэсли большинство методистов отошло от теологических построений кальвинизма, но в самой их духовной реакции на отмирание церковной жизни проявился его дух. Следовательно, в определенном смысле можно сказать: все, что подверглось влиянию Реформации, но не стало лютеранским или социнианским, в принципе находилось под влиянием кальвинизма. Даже баптисты находили пристанище в шатрах кальвинистов. Именно свободный дух кальвинизма позволил зародиться и самим этим течениям, и реакциям на их крайности. В силу своего иерархического устройства католицизм всегда остается однородным. Однородно и лютеранство, зависящее от светской власти; «князья» в их церкви — те же епископы, определяющие доктрину. Кальвинизм же, не допускающий ни церковной иерархии, ни вмешательства светских властей, не мог не развить множество форм и направлений, подвергаясь при этом, конечно, и опасностям упадка, провоцирующим самые различные тенденциозные реакции. При свободном развитии жизни, которую и предусматривает кальвинизм, непременно возникнет различие между основным течением, обладающим полнотой и чистотой жизни и силы, и множеством боковых течений, которым присущи те или иные радикальные уклоны. Но само противостояние чистого центризма и менее чистых течений обеспечивает кальвинизму постоянный созидательный дух.

Понимаемый таким образом кальвинизм представляет собой особую форму религии. Из этого религиозного сознания вначале развилась собственная теология, затем — особое церковное устройство, а затем и определенные формы политической и общественной жизни, которые дали возможность определенным образом проинтерпретировать нравственный миропорядок, отношения природы и благодати, христианства и мира, церкви и государства, и даже науки и искусства. Во всем этом многообразии проявлений кальвинизм оставался самим собой, поскольку все эти проявления естественно и самопроизвольно возникли из его глубинного жизненного принципа. Поэтому он и стоит в одном ряду с другими великими системами организации человеческой жизни — язычеством, католицизмом, исламом, и все они образуют в одном общем четыре совершенно разных мира. И если задаться целью сопоставить христианство с исламом и язычеством, то все же лучше сопоставлять именно кальвинизм, потому что он воплощает христианство гораздо чище и точнее, чем католицизм и лютеранство. В греко-православном мире — в России и Балканских странах — в религии все еще доминирует чисто национальный элемент, и потому христианство еще не сформировало соответствующую форму жизни на основе своего мистического правоверия. В лютеранских же странах вмешательство светской власти препятствует свободному действию духовного принципа. Только католицизм воплотил свое миропонимание во множестве принципов и правил. Однако рядом с ним и в противовес ему появился кальвинизм, чтобы породить не только новую форму церковного устройства, но и совершенно новую форму человеческой жизни, дать людям иной способ существования, и заселить мир человеческого сердца иными идеями и представлениями.

Это обстоятельство не осознавалось до нашего времени, и лишь в результате более глубокого изучения истории его признали и друзья, и недруги. Этого бы не случилось, если бы кальвинизм предстал как единая, тщательно сконструированная система, плод академических штудий. Но он возник иначе. В порядке существования первична жизнь, и кальвинисты в первую очередь занялись ею. Столько предстояло сделать, столько перенести, что времени на штудии и выкладки не оставалось. Важна была именно практика кальвинизма, его жизнь и борьба. Более того, народы, среди которых он распространился, — швейцарцы, голландцы, англичане, шотландцы, от природы не очень склонны к философии. В те времена жизнь их была особенно спонтанной и лишена расчета. Лишь позже, когда кальвинизм стали исследовать, историки и богословы увидели, как связан кальвинизм со всеохватывающим единством его принципа. Можно даже сказать, что систематическое изучение такого сложного всеобъемлющего феномена начинается только тогда, когда первоначальный всплеск витальности затухнет и для дальнейшего развития требуется строже определить его границы. А если к этому добавить, что в наше философское время потребность осознать бытие, отразив его словно в зеркале в сознании, гораздо острее, чем когда-либо, то мы увидим, что и нужды современности, и забота о будущем побуждают нас к более глубокому изучению кальвинизма. В Католической церкви каждый знает, для чего живет, потому что искренне и ясно ощущает плоды единства римской системы жизни. Даже в исламе мы обнаружим убедительность жизненной системы, строящейся на едином принципе. Лишь протестантизм бродит по пустыне, ничуть не продвигаясь вперед. Дело в том, что среди протестантских народов усиливается пантеизм, рожденный современной немецкой философией, а своей нынешней конкретной эволюционной формой обязанный Дарвину. Он все активней требует главенства во всех сферах жизни, даже в теологии, под любым предлогом пытаясь уничтожить наше христианское наследие, и даже подменить учение наших отцов безнадежностью буддизма. Основные идеи, порожденные Французской революцией в конце прошлого столетия, и немецкая философия нашего столетия в совокупности образуют систему жизни, которая полностью противоположна системе наших отцов. Они боролись во славу Божию, стремясь очистить христианство. Теперь борются, чтобы возвеличить человека, черпая силы не в смирении Голгофы, но в гордыне поклонения героям. Почему мы, христиане, были так слабы в борьбе с модернизмом? Почему мы постоянно отступали? Да потому, что у нас нет единого мировоззрения, цельного понимания жизни, хотя только оно и могло бы дать нам непреодолимую мощь, которая отгонит врага от наших пределов. Этого цельного понимания жизни не найти в протестантизме, кишащем течениями и учениями, но она есть в том мощном историческом процессе, который под именем кальвинизма проложил свой собственный путь. Обретя его цельное миропонимание, вы в Америке и мы в Европе сможем, вместе с католиками, бороться против современного пантеизма. Без единого исходного принципа и единой системы жизни нам не удержать наших позиций, и наши силы иссякнут.

Однако объективности ради мы не можем принять без более убедительных доказательств то, что у кальвинизма действительно есть единая система жизни. Нам нужно доказать, что он — не просто частичное, временное явление, но именно всеобъемлющая система принципов, которая, укореняясь в прошлом, способна поддержать нас сейчас и дать нам уверенность в будущем. Поэтому сначала выясним, каковы необходимые условия таких всеобщих систем жизни как язычество, ислам, католицизм и модернизм, а потом покажем, что кальвинизм этим условиям удовлетворяет. Прежде всего нужно, исходя из единого принципа, определить три основные отношения человеческой жизни — отношение к Богу, отношение к человеку, отношение к миру. Такая система жизни непременно должна, опираясь на свой исходный принцип, особо осмыслить наше отношение к Богу. Если подобная система формирует всю нашу жизнь, она должна начинаться там, где бытие еще не подвержено разделениям и присутствует в своем единстве — не в ветвях винограда, но в корне, из которого те произрастают. Этот исток заключен в противоположности между всем конечным в нашей человеческой жизни и бесконечным, которое за ее пределами. Только здесь мы обнаруживаем тот единый источник, из которого проистекают все наши действия и стремления. Мы убеждаемся вновь и вновь, что в той глубине наших сердец, где мы открываемся Предвечному, жизнь наша сходится воедино и обретает гармонию, которую мы столь часто и мучительно теряем в суете повседневности. Молитва дает нам не только единение с Богом, но и единство нашей жизни. Поэтому те движения в истории, которые не исходят из этого глубочайшего источника, поверхностны и преходящи; лишь исторические деяния, порожденные в самых глубинах человеческого существования, охватывают всю жизнь и обладают постоянством.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Кальвинизм мог бы создать свое направление искусства только в соответствии со своим религиозным принципом
Если же церковь это община верующих
В религиозной сфере кальвинизм занимал с самого начала особое
Среди этих идей превыше всего идея государства