<<<     ΛΛΛ     >>>   

Старица Устинья Ивановна (впоследствии монахиня Илария) говорит (тетрадь № 1), что «покойную сестру нашу Марию Семеновну, высокой жизни, особо против всех любил батюшка Серафим. Он говорил и предсказывал ей об обители многое, по большей части запрещая кому-либо рассказывать, но некоторое завещал ей помнить и передать мне, грешнице. Из того вот, что я помню. Раз, выведя меня к Казанской церкви и показывая на все это место кругом, сказала она мне и тут же бывшим сестрам: «Вот помните, церковь эта будет наша, и священники тут жить не будут; приходская же церковь выстроена будет в другом месте, там будут при ней жить и священники, тут же будет лавра; а где канавка, там будет киновия!» И еще, по благословению же батюшки Серафима, говорила она мне: «Батюшка Серафим сказал, что кладбищенская церковь у нас будет во имя Преображения Господня, запомни!» А я на это возразила ей, что ведь на кладбищах, кажется, всегда строятся церкви Всем святым. «Так, - ответила она, - но батюшка Серафим сказал, что престол Всех святых будет еще ранее устроен». (Предсказание сбылось, ибо в 1847 году выстроена была ныне теплая церковь Божией Матери Тихвинской и в ней придел с левой стороны Всех святых, а кладбищенская церковь построилась  уже после, в 1855 году, во имя Преображения Господня). А о стесненных средствах обители всегда ей говаривал батюшка: «Убогий Серафим мог бы обогатить вас, но это не полезно, я мог бы и золу превратить в злато, но не хочу; у вас многое не умножится, а малое не умалится! В последнее время будет у вас и изобилие во всем, но тогда уже будет и конец всему».

[О себе самом так говорил батюшка Марии Семеновне: «Вот, матушка, теперь все дивятся, что убогий Серафим занимается вами, принимает участие в вас, но это еще что за диво; а будет диво, как плоть-то свою убогий Серафим принесет в Дивеево!»

Старица Евдокия Ефремовна, впоследствии монахиня Евпраксия, удостоившаяся вместе с отцом Серафимом в день  Благовещения посещения Царицы Небесной, рассказывает следующее: «Быв раз у батюшки Серафима в келлии, вот что он говорил мне: «Слушай  и помни, радость моя, что я скажу тебе: как у Господа было 12 апостолов, а у Царицы Небесной 12 дев, так и я себе избираю 12 же дев, и как Господь избрал в невесту Себе только великомученицу Екатерину, так и я избираю себе Марию – Марию Семеновну – невестою в будущем, и над всеми вами будет она там старшею; вас же избираю в сестры себе, а которые придут после, те будут дочки мои»](8).

Ксения Васильевна Путкова рассказывает следующее об этой пустынке (тетрадь №6, рассказ № 32): «И вот еще как задолго предсказал мне наш родименький батюшка, что пустынька-то его наша будет, к нам отойдет! Пришла я к нему в Саров и в самое то время, как усердием верующих ему строилась эта вот пустынька его. Посадил он меня возле и сам сел, и много-много говорил мне назидательно о кротости, смирении и любви; как, должны мы любить его и кто так будет поступать, тот всегда с ним будет; потом и говорит: «Я тебя к себе возьму! Вот смотри-ка, радость моя, ведь эта вот пустынька нас тобою строится; ведь она у вас будет, пустынька-то, и будем мы жить как Авраам и Мария!». А я по молодости лет не понимая ничего, смеючись, просто говорю батюшке: «А я возьму и уйду от вас, как Мария-то от Авраамия». – «Нет, - отвечает, - радость моя, нет тебе дороги уйти-то, Авраам и Мария жили во притворе, а я тебя внутрь себя возьму! Ты и не уйдешь, матушка!» Уж много лет после, когда привезли нам, пустыньку, уразумела я слова батюшки; ведь всегда я была с ним духом и не могла уже уйти из обители» (9).

«Батюшка Серафим насильно уговаривал меня остаться в обители, - рассказывала старица Екатерина Матвеевна Пучинская (Летопись № 6, рассказ 54), - я все отговаривалась болезнию, но, невзирая на то, отправил меня батюшка к своим девушкам на мельницу. […] Нечего делать, осталась я, а все скучно; когда пришли лесом с нашей стороны девушки, смутили меня совсем, забрала я все свое, да и ушла с ними. Только что вышли мы из обители, на меня вдруг напала такая тоска, что и рассказать не умею. Не дойдя до села Елизарьева, бросила я их, да бегом пустилась в обитель. […] Вскоре пришел батюшка, сурово взглянул на меня, даже отвернулся, и говорит Елене Васильевне про меня: «Радость моя! Что сделала у нас Екатерина-то Пучинская, забрала все пожитки свои да и ушла было от нас! А ведь скажу тебе, радость моя, никакой дороги ей нет уходить от нас, ведь ей назначено здесь жить!» Я заплакала, упала к его ногам и призналась во всем, как скучала и скучаю, как ушла было совсем… Он поднял меня и говорит мне: «Во, радость моя! Что нам скучать-то! Теперь у нас нет ничего, а будет-то у нас монастырь, матушка, да какой еще великий-то! Триста монахинь да пятьсот белиц!» Ну, не прозорлив ли батюшка-то; кто бы мог подумать тогда, а ведь вот и вправду дожила я до того, что уже восемьсот человек стало у нас сестер-то. После этого, обратясь к Елене Васильевне, батюшка меня ей и препоручил, прося: «Радость моя! Прошу тебя, не оставь, поддержи!» Помня батюшкину просьбу, она меня никогда не оставляла. Она была высокой жизни и такая добрая! И часто после говаривал  мне батюшка, как только увидит меня: «Радость моя! Что нам унывать! Ты гляди какой у нас собор-то будет!» При этом, бывало, поднимет ручки, да и скажет: «Во, во, матушка, чудный собор! Вельми, матушка, чудный!» И сделается при этом личико у него необыкновенно светлое, благодатное, и станет он такой веселый и радостный, точно весь уйдет в небеса! Даже жутко станет глядеть на него» (10).

«Знаешь ли ты, матушка, где Мишенька-то (Мантуров) живет?» - спросил отец Серафим сестру Акулину Ивановну Малышеву (тетрадь №6, рассказ 61). «Знаю, кормилец!» - ответила она. «Ну вот, - продолжал старец, - мы его снесем на угол, а тут, где он теперь-то живет, против него будет собор! Видишь ли, вот эдак будет порядок, на четыре угла, Акулинушка, а собор-то у нас в середочках! А где мирское кладбище, знаешь, что ли, матушка?» - «Знаю», - говорила она. «Так вот это-то самое место, матушка, будет у нас коренная трапеза; а это-то, что кривая у нас, гостей принимать будет! А мы, матушка, как собор-то состроим и балясы голубые у нас будут, так прямо из собора в трапезу-то и пойдем. Вот как будет у нас, Акулинушка!»

Ничего тогда в Дивееве не было, и удивилась старица, о какой такой трапезе говорил батюшка, указывая как бы уже на имеющуюся, называя ее «кривою», но впоследствии иеромонах Иоасаф,  выдававший себя за ученика Серафимова, выстроил в Дивееве трапезу, которая по поспешности постройки вышла кривая.

Протоиерей отец Василий Садовский говорит в своих записках (тетрадь №6 рассказ № 74), как он однажды посетил батюшку Серафима, который его спросил: «Как батюшка, думаешь, хорош ли Саров?» - «Как не хорош, батюшка, - ответил отец Василий, чего же еще лучше?» - «Во, во, батюшка! – воскликнул отец Серафим в восторге, - ведь Саров-то только рукав, а Дивеево-то – целая шуба!» И до трех раз повторил это отец Серафим, а затем спросил: «А хорош ли собор-то у нас, батюшка?» - «Хорош, батюшка», - ответил отец Василий. «Хорош, батюшка, как не хорош, очень хорош! – продолжал отец Серафим, - а я тебе говорю, что у нас в Дивееве еще лучше того собор будет! И в моем-то соборе у нас-то в Дивееве все иконы, какие только ни есть на всем свете и даже на Афоне, всех явлений Матери Божией, у  меня-то в соборе все они, батюшка, будут» (11).

[И ты не гляди, что теперь Дивеев, батюшка, скажу тебе; тогда Дивеев будет диво, когда убогий Серафим ляжет в Сарове, а плоть свою перенесет в Дивеево, и понесут-то его с одной стороны ангелы и херувимы, а с другой Дивеевские сироты! Много в Сарове почивает святых, батюшка, а открытых мощей нет, никогда и не будет, а у меня же, убогого Серафима, в Дивееве будут!]

И как это он все знал, вперед и про всех, истинное диво, да и только! Вот отпустил их (посетителей – ред.) и говорит нам: «Что пришла, что надо-то, Акулинушка? Ксенья-то не берет, ни ничего, возьмет! Сходи-ка, Марьюшка, почерпни-ка, да принеси ты мне водицы из источника-то». Сестра принесла, он, сердечный, нас этой водой-то из своих уст спрыснул, да и говорит: «Видишь, Марьюшка, Акулинушка-то нам нужна будет, ее начало земля, землю пахать будет». – «Батюшка, - говорит сестра. – да у нас ведь и без того дьячок Ефим уже пашет». А батюшка-то: «Глупенькая, глупенькая, - говорит. – да это что у вас за земля; у вас разве столько земли-то будет, да все своя земля-то, матушка! Этой земли начало – Акулинушка, а конец, казакам, после нее казаки будут!» (Действительно, первые хлеба засевала и пахала Акулина Ивановна, а с 1855 – го года пашня идет волами, которыми и правят сестры-казачки) (12).

4. Смута в обители – 1860 г.

«Скоро, уж скоро никого у вас не останется, - продолжал отец Серафим (рассказ 41), - и как на Саров бури, так и на вас еще хуже Сарова будут бури! Но я вас поручаю Господу и Царице Небесной! Ничего не бойтесь, хотя бы и все на вас, да Господь-то за вас! Мать вам Сама Царица Небесная, а по Ней все управят!»

Старице Матрене Петровой отец Серафим сказал (рассказ 43): «Запомни, матушка, у вас на двенадцатой начальнице устроится монастырь!» Еще сказал он ей (рассказ 44): «Радость моя! Когда ты доживешь, не на все смотри, что летит по воздуху, и не все то лови, что плывет по морю! Готовьте вы и сумочки, и лапотки, да они храпом-то берут ведь, матушка; так больше их заготавливайте, не ровен ведь случай!» (Впоследствии эта притча объяснилась тем, что во время бури в обители много было речей, слухов и даже покачнулись многие столпы обители).

Старице Агафье Лаврентьевне батюшка предсказал следующее (рассказ 45): «Вот, доживешь ты, матушка, большое у вас будет смятение, большое смятение, и многие разойдутся! Готовьте лаптей, больше храпом лапти берутся; одни на ноги, другие за пояс! Ты, матушка, это увидишь, только не надолго!»

«Видела ли ты, матушка, коноплю?» - спросил отец Серафим сестру Варвару Ивановну (рассказ 46). «Как, - говорю, - батюшка, не знать!» - «Конопля вещь хорошая, преполезная, конопля матушка! Вот и у меня в Дивееве-то девушки, что конопля хорошая! А когда ее полют-то, радость моя, чтоб лучше была, посконь-то и выдергивают, матушка. Чай, тоже знаешь, видела, радость моя?» - «Как, - говорю, - не видать, батюшка, и сама дергала!» - «Ну, во, во, матушка! – ответил батюшка, - вот и помни; у вас то же будет. Как пополют да выдернут всю полонь-то, матушка, а конопля-то моя Дивеевская и загустеет еще более, еще выше поднимется да краше зазеленеет! Ты это помни, что я тебе говорю!...» (Отец Серафим предсказывал все ту же смуту в обители и что некоторые уйдут из монастыря, а тогда Дивеево зацветет).

«Кто вас без меня будет кормить-то, - сказал отец Серафим Ксении Кузьминичне (рассказ 47). – Вручаю вас Самой Матушке Царице Небесной! Она одна вас не оставит!».

Старица Матрена Игнатьевна пришла к батюшке, чтобы он облегчил ее тоску (рассказ 48), а отец Серафим встретил ее словами: «Во, радость моя, что это ты, что  нам скучать-то; земля, луга, лес, скот, все свое у нас! А собор-то, собор-то какой у нас, матушка, будет! Хоть пока он не от земли и не в землю!» (Впоследствии стало понятно это предсказание: собор ввиду смут в обители долго не достраивался).

«Раз пришли мы с сестрою к батюшке Серафиму, - рассказывает старица Акулина Ивановна Малышева (тетрадь №6, рассказ 62), - а он нам и говорит: «Вот, Марьюшка, то-то не доживешь, а Акулинушка-то у нас и до судов доживет!» Мы глядим, что это говорит батюшка-то, да и испугались. «Ничего, ничего, не убойтесь, матушка! – сказал батюшка. – До судов доживешь, Акулинушка! Придут суды к нам, станут судить, а чего судить?! Ха! Ха! Ха! Нет ничего!» И опять до трех раз повторил это батюшка, подожмет ручки и заливается. А мы все глядим, ничего не поймем. «Вот, - говорит, -  Акулинушка, ты тогда мою заповедь себе и запомни, так и скажи: я глупа, я глуха, я слепа! Так и говори, Акулинушка». – «Слушаю, - говорю, - батюшка». Так и не поняли мы ничего в ту пору, а затем старица Марьюшка померла. А когда впрямь приехали суды, я и вспомнила слова прозорливца нашего, кормильца батюшки!» (13).

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Батюшка
Разговора преосвященный простился с о
В дому отца моего обители многи суть
Господа бога нашего освятим  в сердечной памяти его божественного имене
Во исполнение благодатного завета богоматери