<<<     ΛΛΛ     >>>   

Глубинное динамическое начало жизни нашло сильнейшее выражение у Ф. М. Достоевского, видевшего возможность просветления и преображения этого начала только во Христе, показавшего "онтологическую значительность человека" (С. Л. Франк), его укорененность в "мирах иных", давшего своим антиномическим творчеством мощный импульс русской религиозной философии.

58 Моисеев Н. Н. Универсальный эволюционизм // Вопросы философии. 1991. № 3. С. 20.

[49]

Этой философии с ее основополагающими идеями конкретной метафизики, соборности, не тоталитарного всеединства (В. С. Соловьев), с ее социальной отзывчивостью свойственна глубокая интуиция жизненной целостности, персонализма (Н. Бердяев), возможности преображения мира, в том числе и социального (С. Л. Франк, Г. П. Федотов), вообще причастности глубинным истокам Бытия. К сожалению, эти идеи пока не восприняты современным российским Православием, как и общественным сознанием.

Не случаен, конечно, и интерес к богословию "онтологической энергетики" св. Григория Паламы у многих авторов нашего столетия, вообще к богословию духовного Ренессанса в Византии XIV века (в России -- эпоха преподобных Сергия Радонежского и Андрея Рублева), богословию, живоносный дух которого оказался в определенной степени созвучным русскому религиозно-философскому ренессансу XX в.

Целостная (а значит -- религиозная) антропология невозможна и без космологии, современная проблемность которой, конечно, не способствует традиционному органическому мировоззрению. С другой стороны, современный антропный космологический принцип с его явным телеологизмом отражает возрастающую тенденцию к осмыслению макрокосмоса через микрокосм (человека).

Несомненно, что и сегодня насущно необходимо выработать уважение к человеку как носителю образа и подобия Божия, как исходной ценности тварного мира. Без ориентации на углубленное осмысление человека как сотаинника Божия, его Создателя, как

[50]

показал исторический опыт, другие задачи, в том числе самые утилитарные, не решаются, ибо человеческая природа неделима.

Сегодня права и свободы человека (в основе которых лежит свобода совести, мировоззрения) только начинают признаваться (с большим трудом и с периодическими откатами назад) исходной ценностью в нашем обществе. Но безмерность и тоска свободы, ее апофатизм, нуждаются в Том, Кто сказал: "Я есть Путь, Истина и Жизнь".

[53]
Мы спрашиваем не о том, во что человек верует, а какого он духа.
Г. П. Федотов (1886–1951)

Известный христианский апологет К. С. Льюис (1898–1963) прибегает к такому образу для пояснения роли догматики в религиозной жизни. Он ее сравнивает с географической или морской картой, с помощью лаконичной и суховатой схемы которой можно, преодолевая наполненные жизненными энергиями стихии и штормы бытия, достигнуть желанного и спасительного берега, что без карты было бы почти невозможным.
Можно предложить следующее развитие этого образа: все религии и конфессии имеют свои собственные картосхемы (догматические системы различной степени развитости). Но многие из них вместо того, чтобы помнить о том, что только одному Богу точно известно, кто из отправившихся в рискованное путешествие достиг другого берега, а кто нет; вместо того чтобы сочувственно относиться друг к другу, помня о том, что даже очень хорошей карты еще

Первая версия данной статьи (под названием "Актуальные проблемы российского православного церковного сознания") была опубликована в журнале "Вопросы философии". 1999. № 2.
[54]
недостаточно, чтобы достичь спасительного берега, они принялись хвастаться своими картами, соответственно считая их самыми лучшими.
Некоторые на этом не остановились и принялись украшать свои карты, чтобы еще более показать их неоспоримое перед другими преимущество. Они настолько в этом преуспели, составили такие прекрасные песнопения, что им даже расхотелось отправляться в какой-либо путь, в опасное плавание, и они стали проводить время в созерцании самой карты, благочестивом хождения вокруг нее, уже как бы прозревая спасительный берег и как бы уже на нем находясь. При этом они стали очень презирать берег, на котором все-таки продолжали находиться, решив, что вовсе не следует заниматься его благоустройством, а на время ожидания можно устроиться лишь в храмах, собственных домах и квартирах, периодически выглядывая и посматривая, что вокруг делается. А те, кому благоустроенных квартир не хватило, принялись скрупулезно подсчитывать дату неизбежного конца света.
Другие решили, что лучший способ -- это не рассуждать самим в сложном вопросе толкования обозначений на карте, а положиться во всем на авторитетные источники (предания), где раз и навсегда все определено. А если что-то и не определено, то, стало быть, этого знать и не надобно. Эти люди решили не замечать, что море, которое следует пересечь, очень изменилось: в нем появились новые рифы и видоизменились старые, возникли новые течения и новые острова, стала другой "роза ветров"; оказалось, что часть противоположного берега так изменилась (или их способ мировосприятия изменился -- это тоже с достовер-
[55]
ностью неизвестно), что стало еще более неясно, что принадлежит тому берегу, а что нет, и где он, собственно говоря, начинается. Стала другой и навигационная техника, появились знаки и условные обозначения. То есть возникла необходимость в обновлении карты и навигационного оборудования. Но сама картосхема оказалась настолько освящена древностью, что мысль о приведении ее в соответствие с изменившимися условиями казалась кощунственной (мало ли что нового может вообще появиться!). Сторонники этого направления утверждают, что если каждый верующий станет настоящим верующим, то все "внешние" проблемы решатся сами собой, а поэтому самими этими проблемами как таковыми заниматься вовсе не следует, а следует лишь внутренне совершенствоваться. Эти люди чаще говорят не о "пути" (предполагающем динамику), а об "истинном состоянии", которое, по их мнению, и дает их конфессия. Поэтому у них уже не карта, а подробные догматические описания и ритуальные инструкции. Но, все же не обладая внутренней уверенностью в своей правоте, они стали угрюмыми и гордыми, совершенно оставив миссионерство.
Народ же попроще решил, что путем точного соблюдения обрядов можно получить от Бога какую-то помощь. Поэтому эти люди занимаются бесконечным выяснением у "батюшек", "чего можно, а чего нельзя" при соблюдении ритуала. Здесь вообще сама идея спасения как-то плохо воспринимается, но есть желание заручиться покровительством свыше. В этой группе нередко встречаются люди, не имеющие никакого специфического мистического чувства, что не мешает им считать себя верующими. Эта группа самая многочисленная.
[56]
Надо сказать и об еще одной странной группе (правда, очень малочисленной), которая думает не столько о собственном спасении, и даже не о спасении других, сколько о "создании условий" для возможности спасения, причем не столько в трансцендентном (проще говоря: индивидуально-загробном, понятном для всех смысле), сколько в каком-то экзистенциально-социальном, ставя на первое место общение и взаимодействие людей. Они утверждают, что надо идти не только внутренним путем, но и внешним, так как эти пути тесно взаимосвязаны, и иногда правильно выбранный внешний путь способствует правильному выбору внутреннего пути. Эти люди иногда договариваются до таких странных вещей, как "христианская общественность", "христианская политика", и даже... "христианская экономика". Поэтому у них уже не карта, а какой-то "перечень приоритетов" и мероприятий по реформе строя религиозной жизни. Эти люди вызывают возмущение не только у верующих, но даже у неверующих.
Но и это все-таки еще не самые странные люди. Есть и такие, которые и вовсе не верят в спасение, но очень почему-то хотят, чтобы другие в него верили. Они неустанно ищут врагов, клеймят еретиков и особенно тех, кто, как им кажется, подрывает религию изнутри, предлагая карты с небольшими погрешностями, могущими привести к катастрофическим последствиям в деле спасения, в котором не может быть мелочей. Они обличают тех, кто размывает ясные, как им кажется, границы религии, говоря о каких-то туманных общечеловеческих ценностях, совершенно неопределенном гуманизме или вовсе подозрительном универсализме. Сторонники этого на-
[57]
правления всегда выступают за конкретность и ясность, и у них самих вместо карты -- ясные и понятные лозунги.
Есть и еще одна группа людей, которые обратили внимание на слова Христа о том, что Царство Божие (другой берег) начинается в душах людей уже здесь и сейчас, и для этого не следует долго изучать сложную систему навигации, выработанную предшественниками, а нужно непосредственно "здесь и сейчас" выполнять простые и ясные заповеди Христа о любви к Богу и к всем людям (вот и вся схема), и что таким образом - экзистенциальным снятием противоположности "внутреннего" и "внешнего" -- можно достигнуть желаемого берега, к которому, может быть, и не приложимы пространственно-временные категории. Эта группа простотой своей идеи вызывает раздражение почти у всех предыдущих, которые ее обвиняют в антиисторизме и в пренебрежении Священным Преданием.
Причем все эти группы в ходе взаимных дискуссий и противостояния все более и более стали как-то забывать об общей цели пути, не видя и того, что, при всем желании бесконечно уточнять свои догматические формулировки (карты), они никак не могут полностью устранить область неопределенности (о которой упоминает и апостол Павел: 1 Кор. 8, 2; 1 Кор. 13, 12), а значит, и связанного с ней довольно неприятного риска, которого вроде бы не должно быть.
Почти во всех группах нашлись немногие люди, которые стали напоминать о важности первоначальной общей цели, обращать равное внимание не только на догматический аспект, но и на этический, при
[58]
зывать к единству в главном при естественном многообразии культурных и философских традиций. Но члены различных групп и конфессий настолько привыкли существовать раздельно друг от друга, что у них уже не было особого желания как-то объединяться.
Есть и такие (стоящие совсем особняком), которые решили, что любая привнесенная извне религия плоха уже тем, что не у них возникла, что она неестественна и неорганична для них и что следует исходить из своих корней и из своей почвы. Некоторые из них в своем традиционализме дошли до самого натурального язычества как "первоистока", который и принялись с увлечением изучать, находя в нем глубокий и даже эзотерический смысл. Причем эти люди особенно отрицают саму возможность существования каких-либо общечеловеческих ценностей, которые, как они считают, были изобретены одними людьми для обмана других людей.
Не будем сейчас искать полного соответствия между изображенными в очень приблизительной форме тенденциями в религиозно-церковной жизни и фактически существующими конфессиями и религиозными группами (тем более, что в чистом виде ни одна из тенденций не встречается), но задумаемся не столько о болезнях чужих, сколько о своих собственных, которые часто носят хронический характер. Для этого необходимо провести еще несколько общих рассуждений.
[59]

2. Два типа религиозности

Обобщенно говоря, с психологической точки зрения в рассматриваемом аспекте существуют два основных типа религиозности:

Конечно, невозможно четко разделить различные уровни сознания (как невозможно и провести четкую границу между душой и телом). Границы между ними как бы размыты, но само существование иерархической структуры сознания несомненно. Это является общепризнанным положением психологии.

1 Представляется, что такая классификация в силу своей простоты и убедительности при признании иерархической структуры сознания достойна того, чтобы стать общепринятой. Классификационный порядок, предложенный в статье, является условным. Второй (высший) тип религиозности является онтологически первым и феноменологически вторым, а первый (низший) тип наоборот: является феноменологически первым и онтологически второстепенным. Этот вопрос во всей его полноте и остроте относительно христианства был поставлен Н. Бердяевым в статье "Два понимания христианства" (Путь. 1932. № 36); см. также одноименную статью прот. Александра Меня в сборнике "Радостная весть", М., 1991. Типологически эти два способа понимания христианства выделил еще Ф. М. Достоевский в "Братьях Карамазовых" в образах Зосимы и Ферапонта.
[60]

2.1. Первый тип религиозности и его последствия

Эта религиозность носит редукционистский (2), природный, магический характер. Божество воспринимается в основном как сила, а мир -- как взаимосвязанное таинственное целое, закономерностями которого надо научиться пользоваться. Отношения с Богом несоизмеримо важнее отношений с ближним, от которого мало что зависит. Основное внимание (интенция) этого типа религиозности направлено, наряду с почитанием Бога как силы, к глубинам природно-естественного бытия. Этот тип религиозности связан с интуитивно-чувственно-природной сферой человека. В социальной плоскости здесь важны чувства своего родного племени (этническая принадлежность), своей территории (родины), нелюбовь к чужакам (ксенофобия), что очень развито и у многих видов животных.
Вообще говоря, этот низший уровень сознания в нас всегда присутствует, и он у нас общий с природно-животным миром. Полного совпадения, конечно, нет, поскольку в человеке есть трансцендирующее (высшее) начало, накладывающееся на все, что он делает, причем результат этого наложения не всегда положителен в этическом смысле.
На этом (подсознательном) уровне, благодаря его интуитивно-чувственному характеру, вполне может развиваться эстетический аспект религиозности, свя-

2 Термин "редукционизм" здесь и далее употребляется как антоним термину "универсализм". На психологическом уровне редукционизму соответствует "сужение" сознания, а универсализму -- "расширение".
[61]
занный прежде всего с ритуально-обрядовой стороной. Можно задуматься о роли эстетического фактора в знаменитом выборе веры, описанном в "Повести временных лет" (3), о том, почему у современных апологетов Православия часто встречается "вкусовая" терминология, связанная с соответствующей семантикой ощущений (4). Красота литургическая на Востоке рассматривалась в духе платонического символизма, как отображение красоты небесной.
Эстетическая сторона первого типа религиозности может превосходить эстетическую сторону более высокого типа религиозности, акцентирующего (как Евангелие) этическую сторону.
Чего здесь нет, так это свободы, она как бы излишняя, рассматривается лишь как простая возможность выбора. А когда выбор сделан, то она вроде бы уже и ни к чему. Следует лишь вживаться в мистическую атмосферу обряда и храма, разгадывать магические закономерности. Сторонники первого типа религиозности любят символический ритуализм, "погружение", чему очень способствуют и древние приемы, восходящие к язычеству: темнота в поме-

3 Посланники сказали князю Владимиру: "И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали -- на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, -- знаем только мы, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем в других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького".
4 Одна из книг так и называется "Вкус истинного Православия" (автор -- иеромонах Серафим Роуз. 1995).
[62]
щении, возжигание огня, многократные повторения одного и того же сакрального текста, монотонные музыка или пение, обильные воскурения (5).
Типологию природной религиозности, о которой здесь идет речь, можно еще точнее определить как мистико-натуралистический партикуляризм в человеческой природе, окрашенный трансцендирующим началом. Благодаря этому началу, присущему людям (а не животным), этот партикуляризм и носит собственно религиозный характер.
Несмотря на то что первый тип религиозности определяется здесь довольно приятным и безобидным на первый взгляд словом "природный", следует помнить, что в природе далеко не все находится в гармонии и что природа сама по себе не имеет никакого иммунитета против жестокости.
Было бы также большой ошибкой считать, что первому типу религиозности свойственна какая-либо "душевность". Если она и есть, то она не выходит за рамки интуитивно-чувственной сферы. Забота о ближнем имеет здесь своим источником, скорее, родовой инстинкт, чем этические нормы, вытекающие собственно из религии. О "дальних", не говоря уже о врагах, вопроса даже не возникает. Здесь, что называется, совершенно естественно "своя рубашка ближе к телу", и никакому сомнению этот самоочевидный факт не подвергается.
Природная религиозность не способствует развитию личностного начала, которое в этом случае не интересно, отождествляется с простой субъективностью и част-

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Возможности социальной доктрины очень непрост

Эта религиозность касается высших уровней сознания
человеческую личность в ее отношении к богу