<<<     ΛΛΛ     >>>   

уже с сестрой вместе туда. В эти зимы в Петербурге мать моя гораздо чаще

ходила с нами к обедне и ко всенощной, чем в деревне. В Петербурге я ее

видел несравненно более богомольною, чем в деревне. Причину я понимаю

теперь, понимаю даже ее чувство. "Народничества" или "простонародничества"

тогда вовсе не было у дворян. Если и было, то бессознательное и больше у

тех, которые сами были "посерее", так сказать, и этим ближе к народу. Мать

моя не любила "простого" народа; не любила толпы, тесноты и толкотни в

храмах; принуждать себя много не находила нужды. Она хотела молиться для

себя искренно, тепло; хотела молиться тогда, когда ее сердце требовало

молитвы. Она, видимо, была из тех людей, которые не признают важности

долгого принудительного и тяжкого (почему бы то ни было тяжкого) присутствия

в храме. Она хотела не почтительного повиновения уставу и обряду, искала не

подвига послушного (и отчасти сухого) выстаивания даже при неудобных,

отвлекающих или раздражающих условиях; она хотела молитвы горячей и

покойной. Вот почему, я думаю, она некоторые петербургские церкви, особенно

домовые, предпочитала не только деревенским, но и калужским, например. Когда

я в течение 4-х с лишком лет учился в калужской гимназии (от 44 до 49-го?) и

вся семья наша зимы проводила в Калуге, я не помню, чтобы мать моя часто

ездила в церковь. А в Петербурге она часто бывала у обедни, особенно в

домовых церквах, или чаще всего она ходила и нас с сестрой водила в домовую

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Тот священник
Простому человеку