Пиши и продавай!
как написать статью, книгу, рекламный текст на сайте копирайтеров

 ΛΛΛ     >>>   

>

Костюк К. Православный фундаментализм

Костюк Константин Николаевич, докторант Католического университета, г. Айхштетт (ФРГ).

От редакции. Статья была подготовлена к публикации до того, как в жизни Русской Православной Церкви произошло значительное событие – юбилейный Архиерейский собор. Пока ещё преждевременно судить о том, какие последствия будут иметь принятые на нем решения и какие тенденции в связи с этим возобладают в Церкви. Редакция предполагает вернуться к обсуждению данной очень актуальной темы.

Среди новых социальных явлений, возникших в постсоветский период, всё чаще привлекает к себе внимание такое, как православный фундаментализм. Длительная атеистическая традиция и секулярный характер советского общества делали, казалось бы, невозможным возникновение процесса, который наблюдается только при переходе социума от традиционных к современным секулярным формам. Стремительное развитие православного фундаментализма, угрожающее целостности Русской Православной Церкви, вызывает в обществе некоторую растерянность и тревогу. Немногочисленность отечественных (1) и зарубежных (2) исследований на эту тему свидетельствует, что еще не выработано более или менее определенное отношение к данному феномену. В настоящей статье автор намерен, дав краткий очерк истории развития православного фундаментализма, сосредоточиться на анализе его генезиса, идейной программы и социального содержания.


Прошлое и настоящее православного фундаментализма

Происхождение понятия “фундаментализм” относится к событиям начала XX в., к появлению в США серии произведений под заголовком “The Fundamentals. A Testimony to the Truth” и широкому протестантскому движению, сопровождавшемуся запрещением преподавания теории Дарвина, “обезьянними процессами” и т. д. Следующая волна религиозного фундаментализма вспыхнула уже в исламском мире в 1970-х годах в связи с исламской революцией в Иране. В настоящее время это понятие утвердилось как в политике, заполнив полосы газет, так и в науке, где оно означает целый комплекс феноменов религиозного и идеологического порядка, выражающих протест традиционной культуры против процессов модернизации или просто указывающих на факты фанатично-иррационального и деструктивного поведения, проявляющиеся в экстремизме, терроризме и пр. Фундаментализм как самостоятельное явление свойствен не только исламу, но и иудаизму, индуизму, протестантскому и католическому христианству, и с особенной силой – новым религиозным движениям и сектам. В качестве фундаменталистских тенденций определяется и ряд чисто секулярных явлений – в области социальных движений (право- и левоэкстремистские, экологическое, феминистское, альтернативное), в области политики – марксистский, либералистский фундаментализм и т. д. [см. Howard 1990]. (Замечу, что как раз некоторые традиционалистские религиозные культуры, например, буддизм, конфуцианство и др. не побуждают к исследованию фундаменталистских тенденций.) Интерес к православному фундаментализму также невелик, но не из-за отсутствия такового, а в силу весьма скромных размеров православного ареала в мире. Большинство православных стран, в т. ч. Россия, были привержены в ХХ в. атеистической политике. Вместе с тем, как будет показано, сами основания советской культуры и идеологии являлись по своей природе чисто фундаменталистскими.

Возникновение православного фундаментализма следует отнести к эпохе зарождения фундаментализма вообще, т. е. к началу ХХ в., если не искать его истоки ещё глубже, в расколе. Не менее ярко, чем в США, фундаментализм заявил о себе в России: общественными актами – еврейскими погромами (1881, 1903), и на политическом уровне – созданием “Союза русского народа” [см. Степанов 1999]. Тогда же появились и его теоретики –  А. И. Дубровин, В. А. Грингмут, о. Иоанн Восторгов, Н. Е. Марков, В. М. Пуришкевич, архим. Макарий (Гневушев), иг. Виталий (Максименко), архиеп. Андроник (Никольский) и др. Дело Бейлиса в 1911 г., хотя и завершилось для его инициаторов провалом, по сути вполне сравнимо с “обезьянними процессами”. (Справедливости ради следует отметить, что в то время в России, по сравнению с религиозными, более агрессивными были проявления секулярного политического фундаментализма со стороны эсеров и большевиков, практиковавших террористические формы борьбы.)

Религиозная пауза в 70 лет, казалось, должна была полностью исключить возможность возрождения религиозного фундаментализма, тем более что православная церковь была разрушена, а страна освоила индустриальную культуру. Но уже на заре перестройки, вместе с появлением хорошо известного общества “Память”, стало ясно, что как раз националистически-религиозный фундаментализм окажется заметной силой, реформирующей политическую систему. Тенденция “архаического воспоминания”, воскрешающая в памяти дореволюционную традицию и порождающая традиционализм, развивалась в дальнейшем в трёх направлениях: 1) экстремистско-националистическое крыло продолжило самостоятельную жизнь; 2) сформировалось более культурное национально-патриотическое направление с православной риторикой; 3) в российской компартии наметилась тенденция слияния с этим последним идеологическим комплексом. В данной статье наибольшее внимание будет уделено второму из указанных направлений.

Если на первом этапе стимулом к его развитию служил антисемитизм, сохранявшийся в недрах советской культуры, то затем основную роль стал играть самостоятельный религиозный фактор. Большое популяризаторское значение первоначально имели политические формы религиозной идеи, прежде всего монархическое движение под лозунгом создания православной монархии. Некоторое влияние приобрело возникшее демократическое христианское движение во главе с В. Аксючицем, придерживавшееся национально-традиционалистской ориентации. Политическая деятельность Церкви поначалу концентрировалась на ослаблении основ советской системы и тем самым имела антитрадиционалистский характер. Так, Церковь поддержала либеральный Закон о религиозных организациях от 1991 г. Но как только очертились контуры нового политического порядка в “дружественном” Церкви государстве, намечается противоположная тенденция, ярко проявившаяся в лоббировании антилиберального религиозного закона 1997 г. На этом фоне происходят сложные структурные процессы: по мере того как фундаменталистская позиция набирает влияние, растёт её противостояние другим внутрицерковным тенденциям; разброс мнений становится хаотическим и угрожающим целостности Церкви. Официальная церковная власть должна была учитывать соотношение сил и сближаться с укрепляющимся традиционализмом (3). В определённый момент она занимает крайнюю из возможных компромиссных позиций, и, сохраняя конструктивный характер, уже самостоятельно продуцирует комплекс консервативно-антилиберальных идей; эта тенденция особенно явно начинает проявляться с 1998 г. в выступлениях митр. Кирилла, посвященных критике либерализма [Кирилл (Гундяев) 1999; 2000].

Тем временем формируется собственное ядро фундаменталистски ориентированных православных сил. Связь с дореволюционной политико-религиозной культурой была во многом утрачена в РПЦ, но не в Зарубежной Русской Церкви, которая сохранила, даже значительно укрепив, традиционалистскую установку и на первом этапе помогла российской Церкви определить её позицию в современном мире (работы еп. Серафима (Соболева) и др.). Огромное значение имела литературная деятельность митр. Иоанна Санкт-Петербургского и Ладожского (Снычёва), послужившая кристаллизации фундаментализма. В своих многочисленных работах митр. Иоанн, надо признать, энергично и талантливо развил основную сумму идей и установок православного фундаментализма по отношению к современности, дал ясные ответы на актуальные вопросы [Иоанн (Снычёв) 1992; 1994; 1995]. Деятельность авторитетных консервативных писателей (В. Распутин, И. Шафаревич и др.), а также дореволюционное литературное наследие (С. Нилус) дополнили идеологию фундаментализма.

Оставалась потребность в организационном его оформлении. Здесь неоценимую роль сыграла возродившаяся православная пресса. Фундаменталистские круги, в духе ленинских традиций, объединялись вокруг газет, которые определили специфику каждого из них: от газет “Русь православная” и “Русь державная”, выражающих крайне радикальную и критическую позицию, до газеты “Радонеж” и журнала/телепередачи “Русский Дом”, ориентирующихся в т. ч. на конструктивную общественную деятельность (организация школ, детских садов и т. д.). Идеологический успех подобных СМИ столь высок, что в православном мире для многих они служат ориентиром “православности”. Большинство остальных изданий лишь “смягчают” тезисы, не отказываясь от установок. Об информационных успехах этого направления свидетельствуют, к примеру, его бесспорное доминирование среди православных ресурсов в сети Интернет, а также внушительная книгоиздательская деятельность.

Нельзя обойти вниманием и развитие институциональных форм, прежде всего в виде православных “братств” и религиозно-общественных организаций. Спектр данных организаций весьма широк: от одиозных “Православие или смерть”, “Общества ревнителей митрополита Иоанна”, “Чёрной сотни”, “Славянского мира” до вполне уважаемых “Союза православных граждан”, “Общественного комитета за нравственное возрождение отечества”, Христианско-патриотического движения “Александр Невский” и др. К ним примыкают такие общественно-церковные организации как “Информационно-консультативный центр им. Иринея Лионского” или “Православный Медико-просветительский центр “Жизнь”, которые, не являясь фундаменталистскими, в своём критическом пафосе значительно с ними сближаются.

Тем не менее результаты практики и политического влияния названных кругов не впечатляют. Всё, что удавалось фундаменталистам, удавалось только тогда, когда они действовали на волне более широкого участия церковных или “патриотических” сил. Среди таких событий можно отметить активность при защите “Белого дома” в 1993 г., требования запретить демонстрацию фильма М. Скорцезе в 1997 г., поддержку Закона о религиозных организациях 1997 г., воинственные заявления во время кризиса в Косово, внутрицерковные скандалы и “обличительные” кампании и т. п. (4) Именно по причине его политической ничтожности православный фундаментализм до сих пор не стал объектом пристального исследования. Однако его влияние внутри Церкви уже нельзя недооценивать. Решения церковного руководства в значительной степени определяются этим влиянием. Под его воздействием в Церкви началась дискуссия о выходе из Всемирного Совета Церквей и прекращении любых экуменических контактов; по вопросу канонизации членов царской семьи и официального отказа Церкви от признания подлинности этих останков; под давлением фундаменталистских кругов происходят прещения или официальные предупреждения в отношении либеральных священников; с их подачи появляются заявления церковной власти, осуждающие введение налоговых номеров, отвергающие возможность сексуального воспитания в школе и т. д. И влияние это по неформальным каналам значительно ощутимее, чем по формальным. Высшие церковные иерархи, не исключая Патриарха, подвергаются настоящему агрессивному преследованию, если в иные моменты не травле; достаточно назвать лишь самые заметные “мишени” – митр. Владимир Санкт-Петербургский и Ладожский, митр. Кирилл Смоленский и Калининградский, митр. Филарет Минский и др.

Следует признать, что мир православного фундаментализма достаточно богат как интеллектуально, так и коммуникационно: внутри него постоянно идёт процесс общения, организуются конференции, мероприятия, акции, подобные походам хоругвеносцев и пр.

Чтобы картина была более дифференцированной, необходимо провести различие между теми, кто стоит на позициях активного фундаментализма, и теми, чьи установки не переходят на уровень окончательных убеждений и действий. Фундаменталистские установки могут охватывать разные сферы: культовую, богословскую, культурную, бытовую, политическую. В той или иной мере вся церковная жизнь пронизана настроениями этого идейного течения, хотя в оценках здесь нужно быть осторожным. Это влияние подпитывается как насыщенностью бытового православия множеством верований и традиций (обрядоверие, апокалиптические ожидания, вера в духов и т. д.), так и почти полной монополизацией фундаменталистами “критериев православности”.

В общественном мнении фундаменталистские круги обыкновенно объединяются в понятии “ревнителей благочестия”. Это определение подразумевает, собственно, отношение к внутрицерковной реформе, идея которой – перевод богослужения на русский язык, переход на новоюлианский календарь и т. п. – была выдвинута либеральными кругами Церкви. Однако на самом деле “фундаментализм” “ревнителей благочестия” образует не их обрядовое благочестие, а церковно-политическая программа ответов на “внешние” вопросы. Общее в этой программе – бескомпромиссный антиэкуменизм, блокирующий все формы религиозного диалога. Она основывается, во-первых, на традиционном антикатолицизме и в особенности на антисектантстве; во-вторых, на критике модерна и всех его проявлений, связанных с современными формами общественной жизни – правами человека, демократией, правовым государством, рыночной экономикой. На данной почве развиваются острые формы антилиберализма, антииндивидуализма, критики западной культуры. Можно назвать и третье, политическое, основание – государственничество, или державность, тесно связанное с национально-патриотической акцентуацией. Эти программные установки, в свою очередь, подкрепляются радикальными метафизически-мифологическими концепциями. К наиболее мифологически насыщенным относится антисемитизм, объединяемый с теорией “жидомасонского заговора”. Весь исторический процесс здесь, будто в театре марионеток, объясняется решениями лидеров масонских лож и тайной организацией сил зла. Другая концепция основывается на метафизике православного монархизма и имперской державности. Она формирует конструкцию “государства правды” и исходит из неё в критике современности [см. Люкс 1994]. Именно из такого источника рождаются мифы, подобные мифу о “православном Сталине”, согласно которому лишь жидомасоны помешали Сталину восстановить в СССР православную монархию. Данный пример, как и многие другие, например, отрицание еврейского происхождения Иисуса Христа или Библии, демонстрирует, насколько далёк православный фундаментализм от православного христианства (даже кощунствен по отношению к нему). Из подобных примеров можно отчётливо проследить политическое, а не религиозное происхождение фундаментализма.

Его политическую принадлежность подтверждают и “внешние союзы” церковно-фундаменталистских кругов с коммунистами и националистами. Концепция “православного Сталина” вошла в официальную доктрину КПРФ [см. Зюганов 1999], а “жидомасонская” легенда процветает в националистических партиях. Названная связь является ещё одним, помимо церковной жизни, каналом политического влияния фундаментализма. Несходство столь различных общественных движений касается “программ” и риторики, но вовсе не ценностного содержания. У коммунистов риторика секулярная, у радикальных националистов – языческая, что не мешает всем чувствовать солидарность на уровне “практических дел”.

Обратимся к социальной базе православного фундаментализма [см. Клямкин и Кутковец 1997; Мчедлов 2000]. Она многослойна: группы, приверженные пассивному – культовому и богословскому – фундаментализму, который вполне вписывается в “аутентичное” православие, могут фактически не пересекаться с группами культурного и политического фундаментализма. Наиболее широкий слой первых составляют многоуважаемые “бабушки”, к сердцу которых, по замечанию В. Розанова, и обращено православие в первую очередь [Розанов 1995а]. Хранительницы правил благочестия и поведения в Церкви, они не допускают в Храм свежий воздух из внешнего мира и охраняют его от ветра общественных перемен. Примерно в том же ключе действуют богословы старой школы, все свои усилия направляющие на борьбу с новыми богословскими веяниями [см. Конференция ”Единство церкви” 1994; Сети ”обновленного православия” 1995; Современное обновленчество 1996]. В качестве социальной опоры “культового” фундаментализма выступают те слои духовенства и монашества, которые не видят иного способа привлечения мирян к вере и работы с ними, как только внутри Храма. Рычаги духовной власти, применяемые клириками в отношении мирян, имеют культовый, “требный” характер, и это объясняет относительную культурную пассивность и вынужденный фундаментализм духовенства. Культурный фундаментализм опирается также на широкий слой неофитов, которые в большом количестве влились в Церковь в последнее десятилетие. Среди них заметную роль играет интеллигенция, в особенности техническая, в том случае, если она идёт дальше внешнего усвоения “обрядового” православия. Либеральная (гуманитарная) интеллигенция, люди с высшим образованием представлены в Церкви слабее, чем в среднем в обществе [Клямкин и Кутковец 1997], что ослабляет антифундаменталистскую базу Церкви. И лишь некоторые, весьма узкие круги духовенства и неофитов можно считать носителями политического фундаментализма. Именно они стараются сделать из культурного фундаментализма политические выводы и опереться при этом на дореволюционную традицию.

Социальную основу фундаментализма составляют, таким образом, те слои, которые вообще пытаются высказаться от имени сил “активного христианства”. И это заслуживает одобрения. Проблема заключается в том, что сама “активность” приобретает в Церкви формы культурного фундаментализма, и в ней остается весьма мало пространства для тех, кто не желал бы вливаться в ряды фундаменталистов. Прояснению причин данного явления будут посвящены следующие части статьи.


Правда и ложь, зов и ответ фундаментализма

В исследованиях столь многообразного феномена, как фундаментализм, обычно избегают его содержательных определений. В своей рабочей дефиниции психолог Д.Функе подчеркивает его основную интенцию: “Фундаментализм есть установка на определённую основную идею или основную ценность, которая берётся под полномасштабную защиту” [Funke 1991: 83]. Общими для всех типов фундаментализма являются его психологические и поведенческие характеристики, стиль мышления, мировоззренческие особенности. Фундаментализм представляет собой вид культурного творчества, интерпретации явлений, производства знания, однако этот вид отличается догматизмом, неспособностью к диалогу и самокритике.

С данной точки зрения “православие” фундаменталистично по определению – оно есть ortho doxa (“правильная вера”), оно опирается на богословские догмы и основания веры, а также защищает их. Исходя из своих непреложных установок, оно склонно догматизировать любое содержание, проявлять известные нетолерантность и радикализм. Исходя из этого, его нередко критикуют за “природный” консерватизм и традиционализм. Однако следует четко различать приверженность любого культурного образования своим основаниям (они существуют в науке, в религии, в государстве, в любой социальной группе) и то, как это происходит в фундаментализме [cм. Beinert 1991]. Конститутивным для фундаментализма является его конфликт с модерном, а вовсе не внешние формальные признаки (5). На этом конфликте, специфических формах его проявления в религиозном (православном) фундаментализме будет сконцентрировано и моё внимание.

В литературе, в т. ч. западной, как правило, не принимаются во внимание духовный заряд и духовное содержание фундаментализма. Но именно это притягивает к нему людей. Призыв к духовному пробуждению и возрождению составляет пафос фундаменталистского послания. Фундаментализм рождается из жажды подлинного христианства и преодоления христианства формального, “спящего”. Нужно учитывать также контекст, в котором возникает фундаменталистское волнение, – стремительный процесс секуляризации культуры, утраты традиционных ценностей, падение интереса к вере и религиозной жизни, ослабление нравственного сознания. Попытаюсь обозначить позитивную, “духовную” программу, которую предлагает православный фундаментализм.

Теоцентризм. Ослаблению веры в Церкви и обществе “ревнители благочестия” противопоставляют строгий и последовательный теоцентризм. Не только вся жизнь и все помыслы должны быть посвящены Богу, но и социальная жизнь, социальная этика должны быть организованы как служение Богу. Религиозный фундаментализм по праву называют “политическим богослужением”. Эпохе “забвения Бога” он противопоставляет эпоху “воспоминания о Боге”.

 ΛΛΛ     >>>   

Присущая ему культурная агрессия рождаются из
Русские идеи
богословия О чем говорить на исповеди священнику

сайт копирайтеров Евгений