>>>   

Тиллих П. Любовь, сила и справедливость. Их онтологические качества и применение в сфере этики.

I. Проблемы, затруднения, метод. Существенные проблемы любви, силы и справедливости

Несмотря на то, что словом "любить" нередко злоупотребляют и в литературе, и в обыденной жизни, оно отнюдь не потеряло заложенной в нем эмоциональной силы. Когда бы мы его ни слышали, оно вызывает у нас душевное волнение, чувство счастья, тепла, внутренней удовлетворенности. Это слово напоминает о прошлом, когда мы были влюблены или любимы, сопутствует нам в настоящем, позволяет надеяться на будущее. Согласно распространенному мнению, слово "любовь" обозначает некое эмоциональное состояние, которое не поддается строгому определению. Точно описать любовь во всех ее качествах и проявлениях представляется невозможным, не имея особого дара, проявляющегося лишь при определенных условиях, дара, который не зависит от сознательного намерения, исходит ли оно изнутри или навязано извне. Но тогда любовь остается в сфере аффектов и мы рассматриваем ее в качестве одного из них, то есть так, как это имело место, например, у Спинозы. Однако знаменательно, что Спиноза, доходя до конечных выводов о природе божественной субстанции и множестве способов, которыми человек к ней причастен, говорит об интеллектуальной любви человека к Богу, как о любви, которой Бог любит самого себя1. Иными словами, он возводит любовь из эмоциональной сферы в онтологическую. Как известно, от Эмпедокла и Платона до Августина и Пико делла Мирандолы, Гегеля и Шеллинга, экзистенциализма и глубинной психологии, любовь занимала одно из центральных мест в онтологии.

Кроме эмоциональной и онтологической существует еще этическая интерпретация любви. В Священном Писании слово "любовь" сочетается с императивом "ты должен". Первая Заповедь требует от каждого абсолютной любви к Богу и ближнему в меру своего естественного самоутверждения"2. Если любовь - чувство, то можно ли его требовать от кого бы то ни было? Безусловно, нет, и это верно также в отношении себя самого. При попытке вызвать в себе какое-либо чувство, мы получим нечто искусственное, нечто такое, что несет в себе характерные черты других чувств, подавленных в ходе этой попытки. Намеренно вызванное раскаяние таит в себе искаженный образ самодовольства. Намеренно вызванная любовь являет искаженный облик безразличия или враждебности. Это означает, что чувство любви не подвластно никакому приказанию. Если любовь - не эмоция, а что-то иное, то Первая Заповедь бессмысленна. В основе любви должно быть нечто такое, благодаря чему была бы оправдана как этическая, так и онтологическая ее интерпретация. И вполне возможно, что этическая природа любви зависит от онтологической, а онтологическая природа любви получает свои определения из ее этического характера. Но если все это соответствует действительности (что мы и попытаемся показать), то возникает вопрос, как названные интерпретации любви согласуются с тем фактом, что любовь самое страстное из человеческих чувств. Тем не менее, ответить на этот вопрос невозможно, не осветив другого круга проблем, которые являются для нас в высшей степени важными, и не только потому, что они важны сами по себе, но также и в силу того, что за последние десятилетия стали объектом пристального интереса этики и теологии. Это вопрос, касающийся качеств любви. В публичных дискуссиях, которые ведутся главным образом по поводу различий между эроcом и агапе3 (любовь земная и небесная в ренессансной символике), качества любви именуются типами любви. Те, кто занимают крайнюю позицию в данном вопросе, считают недопустимым использовать одно и то же слово "любовь" применительно к ее противоположным типам. Но в процессе подготовки этих лекций я уяснил себе, что правильнее будет говорить не о типах, а о модификациях любви, поскольку различные ее качества с большей или меньшей силой присутствуют в каждом акте любви. При таком понимании различия между качествами любви не теряют своей значимости. Если, как я предлагаю, различать в ней либидо, филию, эрос, агапе, то неизбежно возникает вопрос, как они соотносятся друг с другом. Как можно говорить о любви без понимания ее модификации? Какое качество любви адекватно Первой Заповеди? И какое качество любви соответствует ее эмоциональной стороне? Слово "любовь" используется также, когда говорится о любви к себе. Каким образом последняя соотносится с качествами любви, ее онтологическим и этическим характером? Прежде всего необходимо выяснить, является ли любовь к себе значимым понятием. Учитывая, что любовь предполагает разделенность между ее субъектом и объектом, следует установить, существует ли эта разделенность в структуре самосознания. Я серьезно сомневаюсь в правомерности употребления термина "любовь к себе", если только он не используется в метафорическом смысле (с. 3-6).

II. Бытие и любовь

Онтология любви

Все проблемы, касающиеся соотношения любви, силы и справедливости - как индивидуальные, так и социальные - оказываются неразрешимыми, если любовь в самой своей основе рассматривается как эмоция. Тогда любовь становится сентиментальным дополнением к силе и справедливости, и в конечном счете не способна изменить ни законы справедливости, ни структуру силы.

Большая часть ошибок, свойственных образованию, социальной этике и политической теории, обусловлены непониманием онтологической природы любви. Напротив, если имеет место понимание последней, то обнаруживается основополагающее единство любви с силой и справедливостью, а также условный характер противоречий между ними.

Жизнь - это актуальное бытие, а любовь движущая сила жизни. В этих двух положениях выражена онтологическая природа любви. Без любви бытие не становится актуальным. Она побуждает все, что есть, стать большим, чем оно есть. Жизнь обретает свою природу в человеческом опыте любви. Любовь есть побуждение к единению разделенного. Воссоединению предшествует разделенность того, что по сути гармонирует друг с другом. Следовательно, ошибочно приписывать разделению такую же онтологическую первичность, как и воссоединению. Всякая разделенность предполагает изначальное единство. Единство включает в себя и разделенность, точно также, как бытие охватывает самое себя и небытие. Не объединить того, что по сути своей раздельно. Объединение двух вещей невозможно представить себе без их изначальной общности. Абсолютно чуждое не станет частью общности. Но отчужденное стремится к воссоединению. В моем чувстве любви к другому присутствует также радость от осознания того, что этот другой, становясь все более совершенным, испытывает ту же радость любви. Абсолютно чуждое не в состоянии ничего добавить к моему совершенствованию; соприкоснувшись со сферой моего бытия, оно может только уничтожить меня. Любовь следует рассматривать не как единение чуждых, но как воссоединение отчужденных. Отчуждение предполагает изначальное единство. Любовь обнаруживает величайшую силу там, где она побеждает величайшую разделенность, а величайшая разобщенность есть отъединенность личности от себя самой. Какдая личность соотносит себя с собой, а совершенная личность делает это совершенным образом. Такая личность - независимый центр, нераздельный и непроницаемый, по справедливости именуемый индивидом.

Полностью индивидуализированное существо точно также полностью отделено от любого другого индивидуализированного существа, которое не может проникнуть в его центр. Подобное существо не в состоянии сделаться частью более высокого единства. Даже как часть оно неделимо, и тем самым, есть нечто большее, нежели часть. Любовь воссоединяет то, что эгоцентрично и индивидуально. Сила любви не является внешним дополнением к жизненному процессу, который осуществляется благодаря действию каких-либо иных сил, но жизнь несет в себе любовь как один из существенных составляющих элементов. Самореализация и триумф любви - в способности воссоединить наиболее радикальным образом разделенные существа, именуемые личностями. Личность отъединена в наибольшей степени и несет в себе самую сильную любовь.

Мы отвергли попытку ограничить содержание любви ее чувственной стороной. Однако, не бывает любви без эмоционального элемента, и не принимая этого в расчет, можно излишне обеднить анализ. Вопрос только в том, как эмоциональная сторона любви соотносится с ее онтологическим определением. Можно сказать, что любовь как чувство представляет собой предвосхищение воссоединения любящих. Любовь, как и все чувства, есть выражение целостного участия существа в эмоциональном переживании. Во влюбленности предвосхищается реализация стремления любящих к воссоединению и уже ощущается еще только ожидаемое счастье. Это означает, что эмоциональная сторона любви не предшествует онтологически другим ее сторонам. Но онтологическое движение к другому выражает себя эмоционально.

Любовь - это страсть. Данное утверждение означает, что в любви есть страдательная сторона, то есть состояние бытия, ведущее к воссоединению. Бесконечная любовь к Богу, описанная Кьеркегором4, не менее чем половая любовь есть следствие объективной ситуации, а именно: разделенности тех, кто гармонирует друг с другом и стремится навстречу друг другу в любви.

Онтология любви испытывается опытом реализованной любви. В нем содержится глубочайшая двусмысленность. Удовлетворенная любовь есть высшее счастье, и одновременно его конец. Разделенность побеждена, но без нее нет любви и нет жизни. В отношениях между отдельными личностями имеет место некий приоритет, который, оберегая эгоцентричную отделенность личности, тем не менее делает актуальным воссоединение ее в любви с другой личностью. Западная культура в отличии от восточной признает высшую форму любви, в которой не исчезает личность как субъект и объект чувства. Христианство, утверждая личностный характер любви, в этом смысле обладает несомненным превосходством по сравнению с другими религиозными традициями.

Онтология любви в качестве основного положения утверждает, что любовь по своей природе едина. В современных дискуссиях о любви господствует иная тенденция. Хотя эти дискуссии сыграли положительную роль, обратив внимание на различия качеств любви, они также привели к ошибочным выводам, рассматривая данные качества как различные типы. Ошибка не в том, что выделены качества любви, напротив, в содержание, охватываемое понятием эрос, необходимо ввести еще больше подразделений. Изначально любовь по своей природе едина, и иной взгляд на ее суть - заблуждение, преодолевая которое мы приходим к необходимости онтологического анализа любви. Только осознавая отношение любви к бытию, мы уясняем себе фундаментальный характер этого чувства.

Если любовь во всех ее формах есть побуждение к воссоединению разделенного, становятся понятными различные качества ее единой природы. Эпифюмия (вожделение) традиционно рассматривается как низшее качество любви и идентифицируется с желанием чувственного удовлетворения. Для некоторых философов и теологов-моралистов характерно стремление полностью отделить это качество от других, которые они считают более высшими и иными по своему существу. В противоположность этому взгляду существует натуралистическая тенденция, сводящая все остальные качества любви к эпифюмии. Решить данную проблему можно только в свете онтологической интерпретации любви. Прежде всего необходимо заметить, что либидо (воспользуемся на этот раз латинским словом) истолковывают неадекватно, определяя его как стремление получить удовольствие. Такое гедонистическое определение, как и вообще гедонизм, имеет ложную психологическую основу, являющуюся следствием столь же ошибочной онтологии. Человек ищет воссоединения с тем, кто гармонирует с ним и отделен от него. Это справедливо не только по отношению к человеку, но и ко всем живым существам, имеющим потребности в пище, движении, участии в группе, половым контактам и т.д. Удовлетворение этих желаний сопровождается ощущением удовольствия. Но живые существа хотят не удовольствия как такового, а соединения с тем, кто удовлетворяет желание. Несомненно, удовлетворенное желание есть удовольствие, а неудовлетворенное - страдание. Но выводить из этого факта принцип удовольствия-страдания, заключающийся в том, что жизнь избегает страданий и стремится к удовольствию, было бы искажением ее действительного характера. Когда этот принцип реализуется, сама суть жизни извращается. Только извращенная жизнь следует принципу удовольствия-страдания. Нормальная жизнь ищет не удовольствия, а единения с тем, что гармонирует с ней и отделено от нее.

Проведенный анализ устраняет предубеждение по отношению к либидо и дает критерии для того, чтобы отчасти принять, а в чем-то отвергнуть фрейдову теорию либидо. Описывая либидо как стремление личности избавиться от напряжения5, Фрейд говорит о его извращенной форме. Правда, имплицитно и сам того не желая, он признает это, когда из бесконечного, вечно неудовлетворенного либидо выводит инстинкт смерти. Фрейд рассматривает либидо в его самоотчужденной форме. Но такое понимание, имеющее немало общего с воззрениями пуритан, как прежних, так и нынешних (они были бы смущены столь неожиданным союзником), упускает значение либидо как стремления к самоореализации жизни. В свете нашего анализа ясно, что эпифюмия - это качество, присутствующее во всяком отношении любви. Здесь натуралисты правы. Однако они заблуждаются, интерпретируя либидо как стремление к удовольствию ради удовольствия.

   >>>   

2 качество
Оно применялось для обозначения общей трапезы у ранних христиан
Тиллих П. Христианство и встреча мировых религий