<<<     ΛΛΛ     >>>   

В XI веке митрополит Иларион ставит острейшие богословские вопросы. В частности, вопрос о "законе и благодати". Это очень важный вопрос. Все религии древности так или иначе ориентировались на закон. Закон это система, это структура, это запрет, это повеление. Так мы начинаем учить детей, мы говорим им: это нельзя делать, а вот так надо делать. И поэтому закон как форма религиозной жизни неизбежен в начале развития культуры. Но, наступает такой момент, когда открывается иной мир. Закон повелевает и запрещает. А в благодати открывается источник новой силы. Здесь уже нет запрета, который сажает человеческую волю на цепь или ставит ей барьер, а здесь есть имманентная внутренняя сила, которая побуждает его к творчеству, к добру, к красоте, к самоотвержению. Это та антитеза закона и благодати, которую потом так блестяще раскрыл Соловьев в своей книге "Основы духовной жизни", и о ней рассуждает митрополит Иларион еще в XI веке, то есть лет через 70 после крещения Руси в "Слове о законе и благодати". Книгой это нельзя назвать, это "Слово", небольшое эссе по-нашему. Он писал там, что он обращается не к невежественным людям, а к людям, которые понимают суть вопроса, к людям образованным. То есть у него уже тогда была серьезная аудитория, с которой он мог говорить о таких сложных вещах.

В дальнейшем русская религиозная мысль выражалась преимущественно в нравственном русле, через блестящие проповеди, образцом которых служили творения Византии, проповеди Смолятича или Кирилла Сурожского. В них ставились вопросы, самые важные для человеческой жизни, о том, что есть добро и что есть зло. Вопросы, которые актуальны всегда.

Вы, наверное, помните фильм Тарковского "Андрей Рублев". Перед всеми трагедиями русской жизни и простой крестьянин, и князь невольно должны были задумываться: каково призвание человека, где правда, а где ложь, на что ориентироваться. И когда мы думаем, что они относились слишком легко к этим вопросам, то мы заблуждаемся. Они понимали это не хуже нас, а лучше, потому что наш век, в конце концов, пришел к безумной идее (безумной в дурном смысле слова) о том, что нравственность, этические нормы - это нечто традиционное, что люди их просто придумали, договорились, что вот это хорошо, а это плохо. Но при такой релятивизации нравственности она быстро начинает разрушаться, и вдруг оказывается, что все общество стояло на этом фундаменте, и оно шатается, оно падает.

Все мы свидетели сегодня этого ужасного процесса. А люди средневековья (как теперь говорят, "глухое темное средневековье") понимали, что, когда человек переступает через заповедь Божию, он не просто нарушает какой-то договор, а он нарушает нравственный миропорядок, объективный нравственный миропорядок, он идет, как говорили в старину, "против рожна". Они понимали, что человеку даны заповеди...

Я хочу обратить ваше внимание на то, что заповеди эти даны именно потому, что они взывают к лучшему, что есть в человеке. Они предусматривают возможность в людях иных, темных стихий. Ведь у нас нет заповедей "ешь", или "пей", или "ходи вперед-назад", потому что это для нас естественно. А вот поступать так, чтобы сеять добро, чтобы избежать подлости, - это не врождено человеку.

История XX века, когда были разрушены нравственные ценности, показала, до каких низин озверения может упасть человек, у которого отняли принципиальную заповедь Божию. Вот об этой заповеди шла речь у древнерусских мыслителей. Все они не были теоретиками, а если мы посмотрим на их биографии, то увидим, что они боролись реально, в реальной жизни, в истории, в контексте истории, за осуществление этих нравственных принципов.

Великий историк Ключевский называл преподобного Сергия "благодатным воспитателем народного духа". И в самом деле, народ, который находился многие десятилетия под пятой иноземного завоевателя, конечно, получил чувствительные удары в сфере нравственной; был период упадка, и преподобный Сергий своим подвигом, своим примером, своим духом (а ведь дух - это то, что распространяется!) содействовал возрождению. Возрождение проявилось потом в действии многих его учеников и в творчестве одного из великих иконописцев Андрея Рублева, который, наверняка, знал преподобного Сергия; во всяком случае, он посвятил ему свою икону "Троица".

Потом наступает период Московского царства. Печальный итог: борясь с азиатским натиском, с натиском азиатских деспотий, Московское царство само в какой-то степени усваивает методы и принципы азиатской деспотии. И тут против нее выступают деятели духовного просвещения. Митрополит Филипп (XVI век)... Это был человек, которым может гордиться история любого народа. Некоторые из вас, наверное, видели фильм "Иван Грозный" Эйзенштейна, вторую серию, где митрополит Филипп представлен в роли некоего честолюбца, который хотел захватить власть над душой царя. Это вымысел. Недостоверный, недостойный вымысел! Филипп был монахом и никогда не хотел занимать первосвятительской кафедры в Москве, он стал митрополитом (главой Русской Церкви) только при условии, что получит право ходатайствовать за репрессированных, почетное право "печаловаться". И Филипп не вмешивался в дела государства, но он непрерывно обличал царя с глазу на глаз и публично. Он считал это своим долгом. И он отлично знал, чем все это может кончиться (вам не надо объяснять, какая атмосфера царила в то время при дворе и в Московском царстве). Митрополит Филипп умер как мученик, потому что был низложен, арестован, заточен в монастырь, где его потом удушил Малюта Скуратов. И смерть его была не случайной.

Грозный шел на Новгород, чтобы задавить последний оплот, я так назову, российской демократии. Историк Георгий Петрович Федотов подчеркивал, что деспотия, воплощением которой был Иван Грозный, отнюдь не единственная традиция в древней русской истории. Север, Новгород содержал в себе зачатки народовластия, причем довольно уже развитые зачатки. И не случайно поэтому войско Ивана Грозного шло туда, как на врага, чтобы стереть с лица земли. Даже колокол новгородский, собиравший народное собрание (вече) был оттуда вывезен! Так вот, по дороге Малюта Скуратов заехал в монастырь, где находился митрополит Филипп, и просил у него благословления на поход. Святитель отказал и был удушен этим палачом Ивана Грозного.

В ту же эпоху при Иване Грозном, у нас в Троицкой лавре был заточен Максим Грек, один из крупнейших богословов XVI века, переводчик, филолог, полемист, писатель, получивший гуманистическое образование, живший в Италии в монастыре святого Марка, слушавший проповеди знаменитого флорентийского вождя - монаха Джироламо Савонаролы. Он приехал на Русь исправлять книги и оказался втянут в борьбу между двумя церковными партиями.

Эти две партии тоже имеют прямое отношение к становлению русской религиозной мысли. Одна партия называлась иосифлянами (от Иосифа Волоцкого). Иосифляне ратовали за социальную эффективность церкви, за ее тесную связь с государством, за позволительность для нее использовать репрессивные методы - методы подавления. Между тем "нестяжатели" (их так называли, потому что они выступали против монастырского землевладения), во главе которых стоял святой Нил Сорский, совершенно отчетливо высказывали мысль, что никакие казни инакомыслящих не должны быть допускаемы. И вот между этими течениями возникает конфликт. Максим Грек, естественно, становится на сторону нестяжателей. Его судят, его подозревают в ереси, его держат в застенках. Процессы, клеветнические доносы - и он умирает в лавре, в Сергиевском Посаде, где сейчас находится его гробница.

Максим Грек принес на Русь первые элементы понимания Священного Писания. Для христианской религиозной мысли это очень важно, потому что и до сих пор люди часто, открывая Библию, начинают читать ее просто, как обыкновенную книгу, и думают, что на поверхности ее лежит весь мир. Между тем святой Максим показывал, насколько полисемантична структура Библии, насколько многослойна, насколько она требует к себе различных подходов. В общем, любое глубокое произведение полисемантично, но Библия - особенно.

В XVII веке начинается встреча с Западом. Но, как и в наши дни, часто эти встречи происходят не на научном уровне, не наиболее высокие ценности культуры выходят наружу, а элементы бытовые, технические. Заезжие купцы, какие-то политические связи тому способствуют - это не была пока еще встреча духовных элит. Напротив, духовные элиты русские и западные находились в серьезном отчуждении.

И вот Петр I совершает ломку - грубую, сокрушающую древние традиции, нанесшую огромный вред культуре. Тем не менее создается новая эпоха, новая культура, и мы не имеем права ее третировать и презирать. Ибо, если не было бы этого петербургского периода, петербургской Российской империи, то мы не могли бы себе представить ни Ломоносова, ни Пушкина, ни Достоевского, ни Толстого, ни Блока.

В XVIII веке перед русскими мыслителями встает проблема веры и знания. В XVII веке произошел взрыв наук. XVII век стал веком создания классической физики, поэтому философу необходимо было найти синтез между научными открытиями и видением духовным. Синтез этот был не только возможен, но органически входил в мышление основоположников классической физики. В частности, для Галилея не было никакой проблемы в том, как соотносятся Писание и астрономия и математика. Он прямо говорил, дословно: "Библия учит нас о том, как взойти на Небо, а не о том, как вращается небо". То есть он отделял чисто научные, рациональные проблемы от духовных. Точно так же говорил Кеплер. Он говорил, что тот, кто хочет в Библии найти данные естествознания, просто злоупотребляет Священной книгой, которая написана совсем для других целей. И эта же проблема еще более остро встала в XVII веке, когда интенсивно развивался скептицизм и материализм, материализм Дидро, частично Вольтера, хотя он не был материалистом в полном смысле слова.

Это все приходило в Россию. Но не только это! Ломоносов нашел в Западной Европе не один скепсис, а нашел в ней и людей, в частности, философа Вольфа, которые умели сочетать знания и веру в едином синтезе. Ломоносов писал, что Творец дал человеку две книги: в одной из них Он проявил Свою мудрость, эта книга - Природа, во второй Он открыл Свою волю, эта книга - Библия. Далее он говорил: не здраво рассуждает математик, который хочет по Псалтири узнать законы мира. И в самом деле, разум дан человеку, и человек должен постигать мироздание, а Откровение обращено к таким измерениям бытия, которые неподведомственны чисто рациональному анализу. Борьба между разумом и интуицией, между разумом и верой - явление ненормальное. Это конфликт, разрушающий целостность человека! Ибо человек создан двуединым. Человек создан как существо, которое живет и сердцем и умом. Отбросьте что-то одно - и образ человека будет искажен. Задача гармонизации. Физиологи установили, что этими двумя путями познания и жизни управляют два полушария, и когда сбалансированность между их действиями нарушается, происходит искажение человеческой психики. "Сон разума рождает чудовищ", сон сердца - то же.

Единство в человеке воли, разума, чувства - это идеал, и идеал не только повседневной жизни, но идеал в познании и в науке. Вот к этому и стремился Ломоносов, постоянно отражая атаки псевдобогословов, которые его упрекали в том, что он пытался проникнуть в тайны природы. Иронически он писал: какой смысл ученым на вопрос о том, как устроено то или иное или как происходит тот или иной процесс, отвечать: "Бог так сотворил" - и все. Для Ломоносова было ясно, что Бог так сотворил, но ведь он хотел знать, как это устроено, как Он сотворил. И чем больше он проникал в тайны материи, чем больше он их познавал, тем больше приходил к мысли о Творце и Создателе. Наверное, вы все помните хрестоматийное его стихотворение "Вечернее размышление о Божием величии при случае великого северного сияния".

Ломоносов приводит в этом стихотворении несколько гипотез о том, что такое северное сияние и что вообще происходит на небесных телах. И он говорит, что древние святые отцы, Василий Великий и другие, писали по разуму, который заложен в природе (как мы бы теперь сказали - закодирован в природе), и замечает по этому поводу: а насколько более бы они имели право так говорить, если бы они обладали нашими инструментами, нашими теориями, нашими методами! Продолжая мысль Ломоносова, я могу сказать, что от XVIII века мир продвинулся еще дальше, и Вселенная, которую мы познаем теперь, стала намного более сложной и, следовательно, она требует гораздо более объяснения себе. Ибо, чем она сложней в наших глазах, тем таинственней ее первооснова.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Доведя изображение до последнего предела ужаса
Смогут понять церковь
Изучавших наследство бердяева
Мень А. Мировая духовная культура 12 сердцао
что такое человек по сравнению с творцомкак капля в море опущенна человек вселеннаи