<<<     ΛΛΛ     >>>   

Они снова вернулись домой, Сарра выбежала им навстречу, но Исаак утратил веру. Ни слова не было сказано об этом, и сам Исаак никогда ни одним словом не обмолвился ни одному человеку о том, что он видел, и Авраам не подозревал, что кто-нибудь видел это.

* * *

Когда наступает пора отнять дитя от груди, мать имеет под рукою питательную пищу, чтоб дитя не погибло. Благо тому, у кого под рукою более питательная пища!

* * *

Так на всякие лады представлял себе это событие человек, о котором мы говорим. И каждый раз, как после такого воображаемого путешествия на гору Мориа, он возвращался к себе, он изнемогал от усталости складывал руки и говорил: " Не было на свете человека подобного по величию Аврааму, и кто же в состоянии постичь

СЛАВОСЛОВИЕ АВРААМУ

Если бы душа человека не освещалась вечным светом сознания, если бы в основе всего скрывалось дикое брожение сил, которые бы, извиваясь в судорогах темных страстей, производили все - и великое, и ничтожное, если бы подо всем таилась бездонная, ничем не насыщенная пустота; чем была бы тогда жизнь человеческая, как не сплошным отчаянием? Если бы дело было так, если бы человечество не связывалось воедино никакими священными узами, если бы поколения сменялись одно за другим в мире, как одна листва сменяет другую в лесу, если бы один род чередовался другим, как чередуется пение птиц в лесу, если бы поколения проходили по свету, как корабли по морю, не оставляя следов, как ветер проносится в пустыне, бессмысленным и бесплодным делом, если бы вечное забвение, всегда голодное, стерегло свою добычу, и не было бы в мире силы, способной вырвать ее у забвения; - как была бы тогда пуста и безутешна жизнь! Но поэтому и не бывает так на самом деле, и Господь, сотворивший мужчину и женщину, сотворил также героя и поэта. Последний не может совершать ничего такого, что совершает первый, он может лишь восторгаться героем, радоваться за него, любить его. Однако и он счастлив не меньше героя: герой - как бы его лучшее " я " , в которое он влюблен, радуясь, что это все-таки не он сам и что любовь, таким образом, может вылиться в форме восхищения. Вот почему ни один великий человек не предается забвению, а если случается это, если облако недоразумения и заволакивает образ героя надолго, то все-таки его любимец и поклонник рано или поздно явится и привяжется к герою тем сильнее, чем дольше длилось забвение.

Да! Ни один великий человек не будет забыт, но каждый бывает велик по-своему, и каждый - соответственно величию того, что он любил. Тот, кто любил себя самого, стал великим сам по себе; кто любил других людей, стал велик своей преданностью, но тот, кто любил Бога, будет превознесен выше всех. Каждый будет жить в памяти, но каждый будет превознесен соответственно своему чаянию. Один становится великим, ожидая возможного, другой - чая вечного. Но кто чает невозможного, становится выше всех. Каждый будет жить в памяти, но величие каждого соответствует величию того, с чем или с кем боролся. Кто борется с миром, становится велик победою -своею над миром; кто борется с самим собою, становится еще более велик победою над самим собой; тот же, кто борется с Богом, становится превыше всех. И всегда так было в мире: человек боролся с человеком, один с тысячами, но тот, кто боролся с Богом, становился выше всех. И так велась борьба на земле: были и побеждавшие все своею силой, были и такие, которые побеждали Бога своим бессилием. Были и опиравшиеся на самих себя и тем обретавшие все, были и такие, которые уповали на свою силу, жертвовали всем, но тот, кто верил в Бога, стал выше, превыше всех. Были люди и великие своею надеждой, и великие своею любовью, но выше всех был Авраам, - он был велик тою силой, суть которой бессилие, велик тою мудростью, тайна которой несообразность, велик тою надеждой, форма которой безумие, велик тою любовью, которая есть ненависть к самому себе.

С верою вышел Авраам из земли отцов своих и стал пришельцем в Земле Обетованной. Одно оставил он позади себя и одно взял с собою: позади себя он оставил свой земной разум, а взял с собой веру - иначе он, верно, и не двинулся бы в путь, счел бы это неразумным. С верою стал он пришельцем в Земле Обетованной, где ничто не напоминало ему о дорогом и родном сердцу, но все искушало его душу своей новизною, все наводило его на грусть и тоску. А между тем он был избранником Божиим, он был угоден Господу! Еще будь он отщепенцем, лишенным милости Божией, он бы скорее мог понять, свое положение, теперь же оно могло показаться глумлением над его верой. Жили в мире и другие отторгнутые от страны своих предков, которая была им дорога. И они не забыты, как не забыты их жалобные песни, пропетые ими в скорбном стремлении к утраченному. Авраам .не оставил жалобных песен. И жаловаться, и плакать с плачущими свойственно человеку, но куда выше верить и куда блаженнее созерцать верующего.

С верою принял Авраам обетование, что в его чресле будут благословенны все народы земные. Время шло, возможность оставалась, но Авраам верил, время шло, возможность становилась несуразной - Авраам верил. Были в мире люди, которые тоже уповали. Время шло, жизнь клонилась к закату, но они не были настолько жалкими людьми, чтобы забыть свои упования, а потому и они не будут забыты. Они лишь скорбели, и скорбь их не обманывала, как обманула жизнь: скорбь делала для них все, что могла, и в сладости они обладали обманувшим их чаянием. Скорбеть самому и скорбеть с теми, кто скорбит, - все это по-человечески, но верить - выше, созерцать верующего - блаженство. Авраам не оставил нам песен скорби. Он не считал уныло дней, не вглядывался подозрительно в лицо Сарры - не состарилась ли она, не пытался остановить бег солнца, чтобы Сарра не старилась, а с нею не состарилось его великое чаяние, не убаюкивал Сарру грустной песней. Авраам состарился, Сарра стала предметом поношений, а между тем он был избранником Божием, наследником обетования, что в его чресле будут благословенны все народы земные. Так не лучше было бы ему не быть избранником Божиим? Что же означает - быть избранником? Быть лишенным в дни юности исполнения желания своей юности, с большим трудом добиться исполнения этого желания в старости? Но Авраам верил и твердо хранил завет с Богом. Если бы Авраам поколебался, он бы отказался от этого завета. Он сказал бы Господу: " Быть может, на это нет Твоей воли, так я откажусь от своего желания, хотя бы оно и было моим единственным, заветным, в котором заключалось мое блаженство. Душа моя открыта, я не таю никакого зла на Тебя за то, что Ты отказал мне " . Заговори Авраам таким явыком, он все-таки не был бы забыт, и своим примером спас бы многих, но не стал бы отцом веры. Великое дело отказаться от своего желания, но оставаться при нем, отказавшись от его исполнения, - дело еще более великое. Великое дело стремиться к вечному, но еще более великое дело держаться временного, отказавшись от него.

Но вот приспело время. Не сохрани Авраам своей веры, Сарра, верно умерла бы с горя, и Авраам, сам отупев от отчаяния, не понял бы, что приспело время, но смеялся бы над возможностью этого, как над мечтой юности. Но Авраам верил, поэтому он оставался молодым. Ибо и тот, кто всегда надеется на лучшее, стареет, обманываемый жизнью, и тот, кто всегда готов к худшему, стареет рано, но тот, кто верит, сохраняет вечную юность. Хвала же этой повести, ибо Сарра, хотя и престарелая, была достаточно молода, чтобы жаждать материнского счастья, и Авраам, хотя и поседевший, был достаточно молод, чтобы желать сделаться отцом. Во внешнем смысле чудо заключалось в том, что чаяние их сбылось, а в более глубоком смысле чудо веры заключалось в том, что Авраам и Сарра были достаточно молоды, чтобы желать этого, и в том, что вера сохранила в них силу желания, а тем самым их молодость. Авраам принял исполнение обетования, принял его, веруя, и все сбылось согласно обетованию и вере Авраама.

И была радость в доме Авраама, когда Сарра стала новобрачной в день золотой свадьбы своей.

Но на том их истории не суждено было кончиться. Аврааму предстояло еще одно испытание. Он боролся с лукавой, всеизмышляющей силой, с недремлющим, вечно бодрствующим врагом, с переживающим всех старцем, - боролся с временем и сохранил веру. Наконец, весь ужас борьбы сосредоточился на одном мгновении. И Бог, искушая, Авраама, сказал ему: " Возьми сына своего единственного, которого ты любишь, Исаака, и пойди в землю Мориа и там принеси его в жертву во всесожжение на одной из гор, о которой скажу тебе ".

Итак, все должно было пойти прахом? Это было еще ужаснее, чем если бы ничего и не сбывалось. Или Господь только глумился над Авраамом? Он сделал чудо, осуществив несбыточное, а теперь захотел снова уничтожить это чудо.

Все должно было пойти прахом? Долгие годы непоколебимого чаяния и краткая радость по поводу сбывшегося по вере его. Неужели же нет сострадания к достойному старцу, к невинному ребенку? А между тем ведь Авраам был избранником Божиим, испытание наложил на него сам Господь.

Все должно было пойти прахом! Славная память из рода в род, обетование колену Авраама - все это была лишь причуда, мимолетная фантазия, которую возымел Господь и которую Аврааму предстояло теперь уничтожить. Никогда не суждено было наступить тому скорбно-блаженному часу, когда Авраам, прощаясь со всем, что ему было мило на земле, еще раз поднял бы свою почтенную главу и с божественно-сияющим ликом вложил бы всю душу свою в благословение сыну своему Исааку, в благословение, которое в силах было бы передать Исааку вечную благодать. Правда, Аврааму предстояло проститься с Исааком, но проститься с тем, чтобы самому остаться на земле; смерти предстояло разлучить их, но добычей ее становился Исаак. Не радостно в час собственной смерти возложить на-голову сыну благословляющую руку предстояло старику, но устало, изнемогая под бременем жизни, наложить руку на Исаака. И это Бог испытывает его так! Горе вестнику, принесшему Аврааму такую весть. И кто посмел бы принять на себя такую весть скорби? Но это Авраама испытывал сам Бог.

И Авраам все-таки верил, и вера его относилась к этой жизни. Относись его вера лишь к будущей жизни, ему бы, конечно, легче было отрешиться от всего, чтобы поспешить уйти из мира, которому он не принадлежал более. Но вера Авраама была не такова. Вера его относилась именно к этой жизни, он верил, что состарится в этой земле, будет чтим народом, благословен в своем потомстве, незабываем в Исааке, который был ему дороже всего в жизни, которого он любил любовью, сильнее обычной отцовской любви что и слышится в призыве Господа: " Возьми сына твоего единственного, которого ты любишь " . У Иакова было двенадцать сыновей, а любил он одного; у Авраама был лишь один, которого он любил.

Но Авраам верил и не сомневался, верил против всякого разума. Усомнись Авраам, он поступил бы как-нибудь иначе, совершил бы что-нибудь другое, великое, славное. Да мог ли Авраам совершить что-нибудь не великое и не славное?

Он отправился бы на гору Мориа один, наломал сучьев, поджег костер, обнажил нож и воззвал бы к Господу: " Не отвергни моей жертвы, хотя это и не лучшее, что я имею. Что такое старик в сравнении с обетованным детищем обетования? Но это лучшее, что я могу дать Тебе. Пусть Исаак никогда не узнает об этом, чтобы не лишиться радости своей юности " . И он вонзил бы нож себе в грудь. Весь мир дивился бы ему, и имя его не было бы забыто. Но одно - вызывать удивление, другое - быть путеводною звездою, спасающей робкие души.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В результате чудесным образом
Судить насколько человек вправе подражать ему