<<<     ΛΛΛ     >>>   

Теперь посмотрим, что иудей у Цельса предлагает дальше. Он говорит: «если бы все это должно было послужить доказательством Его Божественности, то тогда Ему следовало бы лучше тотчас же исчезнуть с креста.» Но мне все это представляется похожим на болтовню людей, которые, отвергая учения о Провидении, строят себе такой мир, который совсем не похож на действительный порядок вещей, и при этом говорят: вот если бы мир был действительно таков, каким мы его изображаем, то тогда он был бы еще лучше. Но ведь там, где их описание вращается в области бытия, доступного наблюдению, можно прямо изобличить их в том, что они своим изображением производят худший мир в зависимости от того (нравственного) состояния, в каком они находятся; там же, где их собственные изображения не слишком разнятся от действительного состояния вещей, здесь они сами доказывают, что они желают невозможного по самой природе вещей. Словом, в том и другом случае они ставят себя в смешное положение. Теперь само собой ясно, что Иисусу, даже при Его Божественной природе, было невозможно сделаться невидимым, если бы Он этого пожелал; это ясно до очевидности и из всего того, что о Нем говорится в Писании, – по крайней мере, для тех людей которые не стараются в Писании принимать только некоторую часть, чтобы на основании нее сделать возражение против христианской веры, и в то же время не признают другую часть Писания одним только вымыслом. Мы читаем в Евангелии от Луки, что Иисус после Своего Воскресения взял хлеб, что Он благословил, преломил и подал Симону и Клеопе; что у них, после того как они приняли хлеб, открылись глаза, что они узнали Его, но что Он стал невидим для иих (Лк. 24.30,31).

Мы хотим указать еще и на то, что для достижения цели Его домостроительства вовсе не требовалось, чтобы Его тело вдруг исчезло с креста. Истинное и полное уразумение событий, случившихся с Иисусом, не исчерпывается одним только буквальным смыслом исторического сказания. Для тех, которые с некоторым вниманием относятся к Писанию, ясно обнаруживается, что в каждом из исторических сказаний истина скрывается под внешней формой символа. Так распятие Иисуса заключает в себе истину, которая выражается в словах: Я сораспялся Христу (Гал. 2.19); то же самое значение можно вывести и из выражения (Апостола): А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира (Гал. 6.14). И Его смерть была необходима затем, чтобы Писание имело право сказать: Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха (Рим. 6.4), а также и в другом месте: сообразуюсь смерти Его (Флп. 3.10) и в третьем месте: если мы с Ним умерли, то с Ним и оживем (2 Тим. 1.1). Точно также и Его погребение может иметь отношение к тем людям, которые делаются подобными Ему в смерти, которые, сораспинаясь Ему, умерли вместе с Ним. Также учит нас и Павел, когда говорит: мы погреблись с Ним крещением (Рим. 6.4) и восстали вместе с Ним.

А что касается сказаний Писания о погребении, о гробе, о лице, совершившем погребение, то обо всем этом мы надеемся дать более подробное разъяснение при других более удобных случаях, когда представится настоятельная необходимость говорить по этому поводу. Теперь же достаточно будет сказать только о чистой пелене, в которую надлежало обернуть чистое тело Иисуса, о новом гробе, который Иосиф высек в скале (Мф. 27.59,60; Мк. 15.46; Лк. 23.53; Лк. 23.53), и в котором никто еще не лежал (Лк. 23.53), или, как выражается Иоанн, – в который еще никто не был положен (Ин. 19.41). Спрашивается, согласие трех Евангелистов и их старание, с каким они отмечают, что гроб был высечен или вытесан в скале, – все это разве не может заставить кого бы то ни было исследовать значение рассказанных обстоятельств и увидеть в них нечто достопримечательное, хотя бы в указании на новость гроба, о чем рассказывают Матфей и Иоанн, равно как и в том обстоятельстве, что в этом самом гробе еще не было ни одного мертвеца, как об этом читаем у Луки и Иоанна. Приличие того требовало, чтобы Тот, Который не имел ничего общего с остальными мертвецами, Который, напротив, даже в мертвенности своей обнаружил признаки жизни в факте истечения воды и крови, Который был, так сказать, новым мертвецом хотя бы потому одному, что был положен в новый гроб, – само приличие повторяю, требовало, чтобы этот и само погребение получил в особенно чистой обстановке, в соответствие тому, как и Его рождение было чистейшим всякого другого рождения, потому что Он был зачат не от смешения полов, но от Девы. Эта чистота при погребении и была символически обозначена тем, что Его тело было положено в гроб, который был совершенно новый, не был устроен из отборных камней, не состоял из частей, не имеющих между собою естественного единства, а был высечен или вытесан в скале, которая состояла из одного целого куска и нигде не была раздроблена.

Впрочем, объяснение этих обстоятельств и отношение записанных событий к истинам, которые в них обозначаются, может быть представлено выразительнее и лучше при более подходящем случае в особом сочинении. Но если придерживаться даже и буквального смысла сказания, то и тогда можно найти в нем следующий определенный смысл. После того как Иисус был осужден и перенес (казнь через) повешение на кресте, Он должен был подвергнуться в то же время и всему тому, что составляло естественное последствие (этой казни); Он как человек должен был подвергнуться погребению, после того как Он был умерщвлен как человек и умер как человек. Допустим даже, что в сказаниях Евангелий действительно проводится тот смысл, что «Иисус, будто бы, вдруг исчез с креста», но и тогда Цельс и вообще все неверующие все равно обратили бы в дурную сторону сказания Писания; они все равно стали бы клеветать и говорить: да почему же Он исчез только после распятия? Почему Он не проделал этого ранее страдания? Если уж таким образом враги христианства из Евангелий узнали, что Иисус не тотчас исчез с креста, и в то же время против (Евангельского) же слова, – которое не ошибается, а говорит одну только истину – думают выставить обвинение в том, что оно будто бы признает, что Иисус тотчас исчез с креста, а это именно толкование Цельс считает заслуживающим большого доверия: то тогда какое же основание они могут иметь для того чтобы не признавать Его Воскресение, не верить тому, что Он исключительно по собственной воле при запертых дверях стал тогда посреди своих учеников, а в другой раз – между своими друзьями раздал хлеб и затем внезапно скрылся от их взоров после того, как некоторое время вел с ними разговор?

Да и что, собственно, побудило иудея у Цельса сказать, что «Иисус скрылся»? Вот как он говорит об Иисусе: «и какой вестник, принявший на себя посланничество, вместо того, чтобы объявить данные ему приказания, скрывался когда-нибудь»? Но Иисус, собственно, и не скрывался; напротив, Он к искавшим схватить Его обратился в такими словами: Каждый день бывал Я с вами в храме, и учил; и вы не брали меня (Мк. 14.49). Что касается дальнейших возражений, которые Цельс пристегивает сюда же, то они, собственно, представляют повторение ранее сказанного им, и мы, со своей стороны, точно также рассматривали их, так что в данном случае нам можно удовлетвориться прежними рассуждениями. Дали мы ответ и на следующее возражение Цельса, в котором он говорит: «когда Иисус пребывал еще во плоти и Ему никто не верил, Он ко всем настойчиво обращался с проповедью; после же своего воскресения из мертвых, когда Он мог бы снискать к себе особенно твердую веру, Он явился только одной единственной женщине да еще своим близким почитателям, – да и то тайком». Но не совсем верно то, что Он явился только одной единственной: в Евангелии от Матфея написано (Мф. 28.1,2), что По происшествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение: ибо Ангел Господен, сошедший с небес, приступив, отвалил камень. И немного дальше (Мф. 28.9) Матфей добавляет: Иисус встретил их – очевидно, вышеуказанных Марий – и сказал: радуйтесь! И они, приступив, ухватились за ноги Его, и поклонились Ему. По поводу и дальнейшего возражения Цельса: «свидетелями страдания Его (Иисуса) были все, свидетелями же Его явления, после Его воскресения, был только единственный человек», – мы точно также дали свой ответ, когда опровергали его обвинения, что «Иисус не всем явился». В данном случае мы намерены только добавить, что человеческое в Его (личности) было видимо всем, но Божественное – как я полагаю, не по связи, а по противоположности с другим – было доступно не всем. Обрати при этом внимание на то, как явно Цельс сам себе противоречит. Прежде он говорил, что «Иисус явился только одной единственной женщине и своим близким почитателям да и то тайком»; а потом сам же добавляет, что свидетелями Его страданий были все, свидетелями же Его воскресения был только единственный человек, тогда как – заключает он – должно было случиться как раз наоборот». Мы, со своей стороны, желали бы услышать, что же именно, по его мнению, должно было случиться? По его взгляду, надлежало произойти как раз обратное тому, что случилось: свидетелями воскресения Иисуса должны были явится все, тогда как свидетелями Его страдания только – один. Насколько можно заключить из его слов, он желал именно того, чтобы Иисуса во время Его страдания видел только один человек, а после Его воскресения – все: но таким образом он допускает нечто невозможное и даже не разумное. Да иначе нельзя и понимать его слова: «тогда как должно было случиться как раз наоборот»?

Открыл нам Иисус и то, кто был пославший Его, в следующих словах: Отца ае знает никто кроме Сына (Мф. 11.27; Лк. 10.22), и в словах: Бога не видел никто никогда; единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил (Ин. 1.18). Он сказал о Боге и своих истинных учеников научил тому, что относится к вере в Бога. Часть этих речей мы и находим в Писании; они-то и дают нам возможность и повод говорить о Боге, когда читаем: И свет во тьме светит, и тьма пе объяла его (1 Ин. 1.5), а также и в другом месте: Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине (Ин. 4.24). Причин же, почему Отец послал Его (Иисуса), очень много; и кто их желает знать, может обратиться к Евангелистам или же к пророкам, которые возвещали о Нем; не мало он найдет их также и у Апостолов, в особенности у Павла. Иисус же и благочестивых просвещает, и грешников наказывает; но этого Цельс не усмотрел и представил дело так, что «Иисус и благочестивых должен будто бы просвещать и грешников, и кающихся в своих прегрешениях миловать».

Затем Цельс говорит: «Если Иисус хотел скрываться, то зачем Ему было выслушивать голос с неба, который объявил Его Сыном Божиим? Если же Он не желал скрываться, то зачем Он переносил страдания, зачем Он умер?» Этим возражением Цельс думает показать, что Писание впадает в претиворечие в своих сказаниях об Иисусе; но при этом он не замечает, что Иисус все свои деяния не желал обнаруживать перед всеми случайными зрителями, но не желал их в то же время и совершенно скрывать. Вот почему мы и не находим в Писании указания на то, что голос, который раздался с неба и объявил Его Сыном Божиим в словах: Сей есть Сын мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение (Мф. 3.17) – был слышен всем народом, как это думает иудей у Цельса. И другой голос, который раздался на вершине горы из облаков, был услышан только теми которые вместе с Ним поднялись (на гору) (Мф. 17.5). Ведь подобный Божественный голос имеет такое свойство, что его могут слышать только те, которым говорящий желает дать возможность (его) слышать. Впрочем, я не хочу сказать, что голос Божий, о котором повествует Писание, совершенно не производил никакого движения в воздухе, или что он не был воздушным колебанием, или что он был чем-то иным, но только не голосом в обыкновенном смысле этого слова, что его поэтому мог воспринимать только тот, кто имеет более совершенный и более тонкий слух, сравнительно с обыкновенным, чувственным слухом. Только потому, что говорящий желает сделать свой голос слышным не для всех, этот голос Божий и может слышать только тот, кто имеет более совершенный слух; между тем как всякий, кто страдает глухотой душевной, уже не может воспринимать речей Божиих. Приведенные рассуждения и составляют таким образом ответ на вопрос: «почему же Он допустил услышать голос с неба, который объявил Его Сыном Божиим?» Что касается следующего затем вопроса: «если Иисус не желал скрываться, то почему же Он пострадал, зачем Он умер?» – то этот вопрос в достаточной степени разрешается теми положениями о страдании, которые мы очень обстоятельно высказали в своих предшествующих рассуждениях.

Иудей у Цельса в своих дальнейших возражениях представляет ввиде заключения такое положение, которое на самом деле не имеет достаточных оснований. Из того, что «Иисус своими страданиями желал будто бы внушить нам презрение к смерти, вовсе еще не следует заключение, что Он после своего воскресения из мертвых должен был всех открыто призвать к свету и внушить им причину, по которой Он пришел.» Ведь Он и раньше всех призывал к свету, когда говорил: Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас (Мф. 11.28). А ради чего Он пришел, об этом мы узнаем из Писания, – из тех мест, где сообщаются: длинная речь о блаженствах, та проповедь, которая в них заключается, и те притчи и беседы, с которыми Он обращался к книжникам и фарисеям. Евангелие от Иоанна показывает нам возвышенность учения Иисуса и Его величие, которое обнаруживается не в словах только, но и в деяниях; да и остальные Евангелия показывают, что слово Его было со властью (Лк. 4.32; Мф. 7.28,29; Мк. 1.22) и что этому обстоятельству все дивились.

В заключение иудей Цельсов прибавляет еще такие слова: «все эти возражения, которые мы вам сделали, извлекли мы из ваших же собственных книг и мы не привнесли в них ни одного нового свидетельства; вы сами себе противоречите». Мы уже показали, что иудей в свои речи, направленные против Иисуса и против нас, привносит много грубого вздора, для которого в наших писаниях совершенно нет основания. И я совсем не держусь того мнения, что он указал нам противоречия в нашем учении: эти противоречия составляют только плод его фантазии. «О высочайшее небо, – продолжает дальше иудей Цельса, – да где же это видано, чтобы Бог обитал среди людей и, явившись среди них, не обрел Себе веры?» На это мы можем сказать, что и книги Моисеевы повествуют, что Бог с очевиднейшею ясностью дал знать о Своем присутствии среди евреев и не только через знамения и чудеса, совершенные в Египте во время перехода через Красное Море (Ис. 14.1-31), во время шествования в столпе огненном и в облаке светлом (Исх. 13.21-22), но также и в то время, когда были возвещены десять заповедей всему народу (Исх. 32.) и, несмотря на все эти обстоятельства, Он не обрел Себе веры у тех, которые были очевидцами этих событий. Если бы они уверовали в Того, Кого они видели и слышали, то они не слили бы себе тельца, не променяли бы славу свою на изображение вола, идущего траву (Пс. 105.20), не сказали бы друг другу, показывая на тельца: вот бог твои, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской! (Исх. 32.4) И посмотри, не остались ли иудеи и теперь точно такими же! Несмотря на столь великие чудеса и столь очевидные явления Бога, они еще ранее в продолжение всего своего странствования по пустыне пребывали неверными, как мы узнаем об этом из их закона. И после чудесного пришествия в мир Иисуса они также не преклоняются перед Его могущественными речами, перед Его удивительными деяниями, которые Он совершал на виду у всего народа.

И я думаю, что этих фактов достаточно для желающего доказать, что неверие иудеев относительно Иисуса вполне соответствует тому, что об этом народе было написано еще в древние времена. Иудей Цельсов, конечно, возразит: «да когда же Бог являлся среди людей и не находил у них веры, особенно когда приходил к тем людям, которые ожидали Его пришествия? Да и почему они не признают Его даже после того, как они столь долгое время Его ожидали?» Но я, со своей стороны, на все эти возражения мог бы дать такой ответ: да что же вы, любезные, хотите услышать от нас в ответ на ваши вопросы? Какие же, по вашему мнению, чудеса важнее: те ли, которые совершены были в Египте и в пустыне, или же те, которые, как мы утверждаем, Иисус совершил среди вас? Если первые в ваших глазах имеют большую силу, сравнительно с последними, то тогда разве не ясно до очевидности, что люди на которых не производили никакого воздействия более великие чудеса, по привычке должны были отвергнуть чудеса менее важные, – именно те чудеса Иисуса, которые мы приписываем Ему? Предположим даже, что вы считаете чудеса Иисуса столь же великими, как и те, которые, по свидетельству Писания, совершены были Моисеем, но и тогда что же странного в том, что один и тот же народ и здесь так же, как и там – в древности – оказался неверным? Ведь вам еще в самом начале через Моисея был дан закон, в котором были обозначены ваши преступления против веры и против заповедей; но от Иисуса явился нам еще и второй закон, второй завет, как это признается (в христианстве). Таким образом, не веруя в Иисуса, вы тем самым свидетельствуете, что вы суть сыны тех, которые в пустыне оказались не верующими в Божественные явления, и к вашему неверию вполне приложимы слова нашего Спасителя, который сказал: Сим вы свидетельствуете о делах отцов ваших и соглашаетесь с ними (Лк. 11.48). И на вас также исполняется пророчество: Жизнь твоя будет висеть пред тобою, и не будешь уверен в жизни твоей. Действительно, вы не поверили той жизни, которая снизошла в род человеческий.

Цельс в лице своего иудея в качестве возражения не нашелся выставить ничего такого, что нельзя было бы ему самому поставить в вину на основании закона и пророков. Он, например, приводит против Иисуса такое обвинение: «Иисус-де легкомысленно высказывает угрозы и порицания в следующих своих выражениях: горе вам и: я предрекаю вам. Этими словами Он ясно свидетельствует лишь о том только, что Он неспособен убеждать, тогда как этой неспособности нельзя ожидать от любого разумного человека, тем более от Бога». Но посмотри, не приложимо ли это возражение и к самому иудею. Ведь и в законе, и у пророков мы находим со стороны Бога угрозы и порицания, которые вполне можно поставить на одной ступени с Евангельским: «горе вам». Таковы выражения в книге пророка Исайи: Торе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю (Ис. 5.8), и: Горе тем, которые с раннего утра ищут сикеры (Ис. 5.11), и: Горе тем, которые влекут на себя беззаконие вервями суетности (Ис. 5.18), и: Торе тем, которые зло называют добром (Ис. 5.20), и: Горе тем, которые храбры пить вино (Ис. 5.22). Можно найти много и других (угроз). В самом деле, разве не похожи на те угрозы, о которых Он говорит, и все эти угрозы: Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев: сыны погибельные! (Ис. 1.4) и т. д.? К этому можно прибавить и еще много таких же угроз, которые ничуть не менее резки сравнительно с теми, которые, как он утверждает, изрек Иисус. Да разве это не угроза и еще более великая, которая заключается в словах: Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем; поля ваши в ваших глазах поедают чужие; все опустело, как после разорения чужими (Ис. 1.7)? Разве это не порицания по отношению к народу в Книге Пророка Иезекииля, где Господь обращается к протюку с такими словами: ты будешь жить у скорпионов (Иез. 2.6)? И ужели ты, Цельс, сознательно заставляешь своего иудея приводить против Иисуса возражение, что «Он будто бы легкомысленно высказывает угрозы и порицания в своих словах: горе вам и: я предрекаю вам?» Разве ты не видишь, что обвинения, которые иудей выставляет против Иисуса, могут быть выставлены у него и против Бога? Ведь, с точки зрения взгляда иудея, и Бога, Который говорит через пророка, касается, очевидно, это возражение, что Он-де не был в состоянии убедить.

И этому Цельсову иудею, который убежден в том, что он справедливо приводит против Иисуса все эти возражения, я мог бы сделать еще и такое замечание: да разве мало порицаний и угроз находится в книгах: Левит и Второзаконие? И если иудей желает их защитить, а вместе с тем оправдать и Писание, то и мы равным образом также хорошо, или даже еще лучше, защитим те порицания и угрозы, которые приписываются Иисусу. Да что касается собственно Моисеева закона, то мы и его можем защитить лучше, так как Иисус научил нас понимать Книги закона лучше, чем это может сделать иудей. Впрочем и иудей, если только он обратит внимание на смысл пророческих глаголов, может показать, что Бог вовсе не легкомысленно приводит угрозы и высказывает запрещения в своих выражениях: горе вам и я предрекаю вам – и что Бог все это говорит только затем, чтобы обратить людей к тому, что, по взгляду Цельса, «не стал бы делать, собственно, ни один благоразумный человек». И христиане, которые признают, что, собственно, один и тот же Бог, который говорит и в лице пророков, и в лице Господа (Иисуса), может доказать разумность того, что у Цельса выдается «за угрозы и запрещения». И так как Цельс хвалится что он – философ и что он знает все наше учение, то мы сделаем ему здесь некоторое коротенькое замечание. Любезный! Когда Гермес у Гомера говорит Одиссею:

Бедняжка, зачем ты по пустыне ходишь один, то ты будешь вполне доволен, если тебе в данном случае приведут в оправдание, что Гермес у Гомера говорит подобным образом Одиссею только затем, чтобы сделать ему замечание. Между тем как говорить льстивые и нежные речи свойственно только сиренам,

Которых груды костей окружают, и которые говорят:

Иди сюда дорогой Одиссей, великая слава Ахеян!

Но если наши пророки и Сам Иисус с целью привлечь слушателей употребляют слово: «горе» или другие выражения, которые ты считаешь «руганью», то тогда и в подобных речах (Гермеса) нет никакой пользы для слушателей, тогда и подобный способ увещания нечего приводить как целительное врачевание. Или ты, может быть, думаешь, что Бог или всякий, кто только имеет причастие к Божественной природе, принимает в соображение только свою собственную природу и обращает взоры только на свое собственное достоинство и честь, когда ведет разговор с людьми, и что он вовсе не отдает себе отчета, в том, что ему говорить людям, к которым он в своих словах желает предъявить известное требование и дать известное руководство, и, в частности – как ему вести речь с каждым (человеком) сообразно с присущим ему нравственным развитием? Да вообще разве не смешно ставить Иисусу в качестве возражения то, что Он не мог убедить? Ведь такое возражение смешно слышать не только со стороны иудея, который у своих пророков может найти множество подобных примеров, но и со стороны язычников. Язычники даже знают, что любой из людей, пользующихся славой великой мудрости, не был в состоянии убедить своих тайных врагов или своих судей и обвинителей – отказаться от несправедливости и начать путь мудрости, ведущий к добродетели.

После этого иудей, следуя, очевидно, излюбленным мнениям иудейским, обращается к Иисусу с такою речью: «мы имеем твердую надежду на то, что воскреснем в теле и получим вечную жизнь и что нам в этом отношении примером и основоположником будет Тот, Который будет послан к нам и Который через это покажет, что для Бога нет ничего невозможного – воскреснуть вместе с телом». Мы, собственно, не знаем, желает ли иудей этим сказать, что ожидаемый Христос в Самом Себе покажет пример Воскресения; но мы, со своей стороны, желаем признать, что к этому именно положению сводится мысль и речь иудея. А так как он свое возражение, выставляемое против нас, желает извлечь из наших Писаний, то ввиду этого ответом ему да послужит следующий вопрос: любезный! да ты в них (Писаниях) прочитал только то, что дает тебе повод к нашему обвинению, а что Иисус воскрес и есть первенец из мертвых (Кол. 1.18; Откр. 1.5) – этого в них ты разве не нашел? Не потому ли там и не говорится об этом, что ты не желаешь читать в них по этому вопросу? Так как иудей у Цельса все еще продолжает вести речь и допускает даже воскресение тела, то я, со своей стороны, не считаю благовременным теперь же вступать с ним в дальнейший разговор по данному вопросу ввиду того, что он верует и говорит о воскресении тела как о действительном факте – и в данном случае для меня все равно, искренно ли он разделяет такое учение и будет ли он в состоянии доказать его истинность или же, напротив, он не разделяет истинности этого учения и только по видимости соглашается с ним.

Вот таким образом ответ, который мы даем Цельсову иудею. Если он далее скажет: «да где же это Он, чтобы нам можно было видеть и веровать (в Него)?» – то на этот вопрос мы возразим ему так: да где же теперь и тот, который говорил через пророков и совершал чудеса, чтобы нам можно было зреть и веровать, что Он (Втор. 32.9) есть удел Божий? Или только вам можно указывать в данном случае основания, почему именно Бог не всегда является еврейскому народу, а нам, напротив, запрещено выступать с такой же защитой относительно Христа, Который раз навсегда после своего Воскресения внушил ученикам убеждение в истинности своего Воскресения – внушил это убеждение настолько сильно, что ученики своими страданиями ясно показали, что они, взирая на вечную жизнь и Воскресение, которое им было доказано и словом, и делом, ни во что ставят все бедствия настоящей жизни?

«Или, может быть, Он затем сошел на землю, – спрашивает далее иудей, – чтобы нам можно было проявить свое неверие?» На это мы ответим. Вовсе не потому Он пришел, чтобы сделаться причиной неверия для иудеев; только потому, что Он предвидел это неверие, Он и предсказал о нем; причем этим неверием иудеев Он воспользовался как поводом для того, чтобы призвать язычников; падение первых сделалось причиною спасения язычников (Рим. 11.11). О них именно Христос говорит устами пророков: народ, которого я не знал служит мне. По одному слуху о мне повинуются мне (Пс. 17.44-45). И в другом месте: Меня нашли не искавшие Меня: «Вот Я! вот Я!» говорил Я народу, не именовавшемуся именем Моим (Ис. 65.1). Кроме того ясно, что наказание, понесенные иудеями еще в этой жизни, снизошли на них вследствие того, что они причинили страдания Иисусу. Пусть иудеи разглагольствуют, пусть они высказывают в обвинение нас, но ведь на них именно удивительным образом обнаружились провидение Божие и Его человеколюбие, они именно были наказаны и лишились даже Иерусалима, этого своего святилища, как они говорят, – этого своего святейшего места служения Богу. И если иудеи все же будут говорить в защиту Провидения, мы со своей стороны будем защищать его еще больше и лучше. Мы скажем, что Провидение Божие в высшей степени удивительно: оно воспользовалось преступлением этого народа для того, чтобы призвать через Иисуса в царство Божие язычников, несмотря на то, что последние были чужды заветов (Ср. Еф. 2.12) и стояли в стороне от обетовании. Об этом предсказывали даже пророки; они именно говорили, что вследствие прегрешений еврейского народа Бог изберет не один какой-нибудь народ, а будет принимать избранных отовсюду, и что, избрав немудрое мира (1 Кор. 1.27), он научит несмы-сленный народ пребывать в Божественных глаголах, отняв Царство Божие у одних и передав его другим. Будет достаточно, если мы из многих пророчеств, (возвещающих об этом факте), приведем хотя одно, извлеченное из песни во Второзаконии, – то именно пророчество, где от лица Господа о призвании язычников говорится следующее: Они раздражили Меня не богом, суетными своими огорчили Меня: и Я раздражу их не народом, народом бессмысленным огорчу их (Втор. 32.21).

Затем все эти (рассуждения) иудей заключает следующими словами, высказанными им по адресу Иисуса: «Итак Он был человеком, и именно такой человек, как это обнаруживает истина и доказывает разум». Не знаю, мог ли бы человек, дерзнувший распять свою религию и свое учение по всей Вселенной, осуществить свое желание без Божественной помощи и выйти победителем над всеми, которые противодействовали распространению Его учения – над царями, вождями, римским сенатом, над всеми начальниками народными, над самим народом. Да и как (простое) человеческое существо, не обладающее в самом себе никакой высшей силой, могло бы обратить такое множество, и не только одних мудрецов, – что было бы еще не так удивительно, – но даже и людей, которые были в высшей степени неразумны и преданы страстям, – таких людей, которых ввиду их неразумия не так-то легко было отвратить от (неразумия) и обратить к более или менее совершенному здравомыслию. Только потому, что Христос был Божией силой и Мудростью Отца, Он и мог совершить все это и совершает даже доселе, несмотря на то, что иудеи и язычники, не верующие Его учению, и стараются оказать противодействие.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Ориген. Против Цельса апологетики христианства 10 наименовал
Старающемуся объявить его фантастическим образом
Ориген. Против Цельса апологетики христианства 3 говорит
Учители могут разглашать божественные совершенно говорит
По воздуху его нес свирепый высокую