Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Мученичество ПавлаПеревод и комментарии А. П. Скогорева Обстоятельства смерти “апостола язычников” — один из самых загадочных эпизодов раннехристианской истории. Автор канонических «Деяний», проследив шаг за шагом миссионерские странствия Павла и еще более подробно описав его плавание “в узах” из Палестины в Италию[1], по каким-то причинам ничего не говорит о времени и месте его кончины. Возможно, сообщения о гибели благовестников противоречили концептуальным установкам “дееписателя”, стремившегося представить распространение проповеди Христа как торжество жизни над смертью и потому завершившего свой труд на оптимистической ноте[2]. Однако не только Лука, но и другие христианские авторы конца I — начала II вв. избегали углубляться в эту тему. О Павле с большим пиететом писали и даже мельком упоминали о его гибели Климент Римский (90-е гг. I в.)[3], Игнатий Антиохийский (ок. 110 г.)[4] и Поликарп Смирнский (ок. 130 г.)[5], но рассказывать о обстоятельствах ухода из жизни самого выдающегося деятеля ранней Церкви почему-то никто из них не счел возможным. Это тем более странно, что главным содержанием посланий Игнатия и Поликарпа были мученичество и смерть за веру. Для христианской литературы первых двух столетий сочинение малоазийского Пресвитера в этом отношении уникально. Хотя его “римские” эпизоды имеют признаки фольклорного происхождения, не исключено, что народное предание сохранило в данном случае какие-то отголоски реально случившихся событий. К их числу в первую очередь могут быть отнесены сообщения о пребывании Павла в Риме и его казни там. Что же касается описания сопутствующих этому обстоятельств — обращения к праведной жизни воскрешенного им “любимца цезаря”[6] и троекратного прямого столкновения Павла с Нероном, — то они, вне всякого сомнения, представляют собой продукт народной фантазии. Первое едва ли не дословно повторяет известный эпизод канонических «Деяний»[7], а второе попросту не реально. Хотя принцепсы уже со времени Августа считались высшими апелляционными судьями, исполнение такого рода обязанностей они передоверяли специально назначаемым официалам; личное участие императоров в пересмотре судебных решений имело место лишь в исключительных случаях — когда дело касалось лиц, принадлежащих к сенаторскому сословию, или затрагивало государственную безопасность. Нерон же, по свидетельству Тацита[8], более других императоров избегал присутствовать в судебных заседаниях. Ортодоксальная церковная литература очень долго не принимала версию апокрифической легенды. Первое иносказательное упоминание о казни Павла в Риме через отсечение головы встречается в апологетике лишь на рубеже II—III вв.: Тертуллиан, называя Римскую церковь “счастливой”, мотивировал это тем, что “там учили и пролили свою кровь апостолы: Петр, претерпевший подобно Господу, и Павел, увенчанный смертью Иоанна”[9]. В начале IV в. об этом уже без всяких иносказаний говорит Петр Александрийский: “Павел... и сам был в том же городе обезглавлен”[10]. А Евсевий Кесарийский — ок. 325 г. — однозначно приписывает убийство апостола Нерону[11]. К концу IV в. церковная традиция усваивает и большинство деталей версии апокрифического предания. В 395 г. Иоанн Златоуст писал о Павле: “Предстал он перед Нероном и спасся, но потом, обратив [в христианство] Неронова виночерпия, был обезглавлен”[12]. Немного позднее (в 410 г.) Макарий Великий упоминает о молоке, хлынувшем из обезглавленного тела апостола[13]. В V в. сообщения о казни Павла в Риме по приказу Нерона становятся общим местом ортодоксальной христианской литературы. Таким образом, церковной традиции для усвоения апокрифического предания потребовалось около двух с половиной столетий, в течение которых она упорно избегала сколько-нибудь конкретных разговоров на эту тему. Причины здесь могли быть двоякого рода. Во-первых — полное отсутствие каких-либо сведений на этот счет. Однако подобное допущение маловероятно — слишком значительной и яркой фигурой был Павел, чтобы христианское сообщество не заметило его ухода из жизни. Скорее следует предполагать, что Церковь хранила такую информацию о его гибели, которую она предпочитала не предавать гласности. Например — в целях сохранения внутрицерковного единства. Древнейшие христианские документы содержат явные указания на связь гибели апостола с распрями и борьбой за лидерство внутри римской общины. Климент Римский в 90-е годы I в. писал, что “Павел удостоился награды (т. е. мученического венца. — А. С.) из-за зависти и соперничества”[14]. О кознях против него со стороны какой-то части римских христиан упоминается и в послании самого апостола к Филиппийцам: “Некоторые, правда, — пишет Павел, — по зависти и любопрению... проповедуют Христа. Одни по любопрению проповедуют Христа не чисто, думая увеличить тяжесть уз моих”[15]. Есть основания думать, что одна из сторон этих внутрихристианских трений использовала в своих интересах особенности характера царствовавшего императора. Опираясь, видимо, на устную традицию, Константинопольский патриарх Иоанн Златоуст в начале V в. говорил: “И получилось так, что в Риме среди тех, кто боролся с Павлом, были некие, проповедовавшие то же самое учение. Задумав разъярить Нерона, который был уже зол на Павла, принялись они и сами проповедовать, с тем чтобы Слово дальше распространялось и число учеников возрастало, дабы гнев тирана разгорелся сильнее и стало чудовище еще свирепее”[16]. По сути дела, Златоуст сообщает о тщательно спланированной провокации против Павла, однако предпочитает умолчать (три с половиной века спустя!) о том, кем она была осуществлена. Поскольку Церковь не предлагала внятной трактовки обстоятельств смерти одного из самых почитаемых святых, широкое распространение апокрифической версии было неизбежным. По всей видимости, уже в середине III в. наряду с давно циркулировавшими списками «Мученичества Павла» стали появляться его сокращенные и дополненные варианты — на греческом, сирийском, армянском, коптском и латинском языках. В посленикейскую эпоху «Мученичество», как и многие другие христианские легенды, стало предметом более глубоких композиционно-художественной переработок, целью которых было придать ему форму, удовлетворяющую запросам взыскательного греко-латинского читателя. Трудно сказать, когда именно была проделана основная часть этой работы, однако выполнена она была с большим мастерством и вкусом. Оставив неприкосновенной фабулу и почти ничего не меняя в последовательности повествования, автор сумел радикально преобразить фольклорную архитектонику древней легенды. Превратив одну из реплик апостола в пространную проповедь, построенную по правилам римского ораторского искусства, он сделал ее идейным и композиционным центром всего произведения. Два эпизода с Патроклом в первой части апокрифа были “уравновешены” добавлением в заключительную его часть двух эпизодов с Плавтиллой. Каждая из трех встреч Павла с Нероном получила свою собственную интонационную и психологическую окрашенность. Если первая из них протекает спокойно и не выходит за рамки сдержанного обмена колкостями, то вторая развивается крещендо. Начинается она с антитезы: “завопил Нерон” — “молвил Павел”, но затем повышает голос и апостол, в его ответном монологе появляется та же страстность, что и в канонических посланиях, которую еще больше оттеняет нарочито спокойная тональность следующей главы. Жутковатый оттенок третьей встречи апостола с императором усилен добавлением детали, характерной для греко-римских представлений о потусторонних силах, — обезглавленный Павел входит к Нерону “сквозь запертую дверь”. Кроме того, автор снимает некоторые логические рассогласованности фольклорного повествования, заменяет его монотонность сложнейшим ритмическим узором, в котором плавные и взрывные ритмы точно соответствуют драматургии каждого эпизода. Публикуемая версия «Мученичества» была создана на латыни. Помимо лингвистических данных[17], такой вывод подтверждается и прекрасным знанием автора римской литературы: в его сочинении присутствуют явные и скрытые цитаты произведений римских писателей и поэтов I в. н. э. — эпохи описываемых событий; используются характерные для нее формально-стилистические приемы, например чередование возвышенно-эпического стиля и реалистического бытописания. Автор не в силах удержаться даже от элементов иронии и довольно непристойных двусмысленностей в духе Петрония, в общем-то мало уместных в таком жанре, как мученичество. Значительно хуже он ориентируется в мире христианских преданий и потому в своем сочинении воспроизводит ошибку какой-то более ранней версии, превратившей римского офицера Варнаву Юста, принужденного, согласно легенде, выпить яд за свои христистианские убеждения, в двух человек — Варнаву и Юста[18]. Вероятнее всего, публикуемая редакция «Мученичества» получила окончательное оформление на рубеже IV—V в. Поскольку христологическая и мариологическая проблематика осталась совершенно незатронутой в проповеди Павла (гл. 10-11), можно думать, что к моменту ее написания она еще не стала актуальной. В то же время трактовка тринитарной проблемы дается апостолом с учетом богословских аргументов, выдвинутых “великими каппадокийцами” в третьей четверти IV в. На тот же хронологический рубеж указывает упоминание (в гл. 1) апокрифической переписки Павла и Сенеки[19]. Вместе с тем, автор «Мученичества» располагал и какими-то более ранними литературными обработками. Следы их использования заметны в той части проповеди Павла, где довольно неожиданно возникает тема гражданской войны, звучат сетования о появлении множества “не божественно-величавых, а жалких и уродливых” кумиров, упоминается о желании многих стать принцепсами. Наиболее вероятным временем появления таких инсталляций в тексте древнего апокрифа могла быть середина III в. Местом создания этой версии «Мученичества» наверняка не был Рим, так как автор не проявляет признаков знакомства с топографией Вечного города. В противном случае он обязательно бы указал, у каких именно ворот апостол встретил Плавтиллу, назвал бы место, где состоялась казнь. Маловероятно появление на рубеже IV—V в. подобного сочинения в Италии или Галлии, где тенденция к возвеличиванию роли Петра и принижению личности Павла проявилась в это время уже в полной мере. Отсутствие в тексте каких-либо ссылок на испанское путешествие Павла, которое упоминается в целом ряде апокрифов, заставляет отказаться от мысли, что оно могло быть написано в Испании. Таким образом, наиболее вероятным местом создания памятника оказывается Северная Африка, точнее Карфаген или его округа, где пылкое почитание апостола имело давние корни, а его апокрифические «Деяния» хорошо знали и, судя по сообщению Тертуллиана, с удовольствием читали уже во II в. Литературно-художественным достоинствам этого сочинения отдавали должное на протяжении многих веков — только в крупнейших библиотеках Западной Европы Р. Липсий обнаружил 78 манускриптов, содержащих этот памятник[20]. Перевод выполнен по изданию: Acta Apostolorum Apocrypha. V. I. Lipsiae, 1891. P. 23-44. Важнейшие разночтения (приведенные Р. Липсием по 28 манускриптам) оговариваются в подстрочнике. МУЧЕНИЧЕСТВО СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА1. После того как Лука пришел в Рим из Галатии, а Тит из Далмации, ожидали они в городе Павла. Когда же Павел, придя, узрел их, весьма обрадован был и нанял себе он за городом амбар простой, где с этими и другими братьями беседовал о Слове Живом. И стал он собирать, меж тем, большую паству, и были с помощью Божьей обращены им к вере многие души, так что на весь город зазвучал голос проповеди и благовестил его, и пошла молва о нем по всей округе. И доподлинно уж стало известно римскому миру о чудесах и знаменьях, и учении великом, равно как и об удивительном благочестии. И даже из дома Цезаря[21] случались к нему большие паломничества уверовавших в Господа Иисуса Христа, и возрастали день ото дня великая радость и ликование верных. Да и наставник Цезаря[22] до того дружески к нему привязался, узрев в нем божественное знание, что едва способен бывал оторваться от бесед с ним, а уж если сам побеседовать не мог, наслаждался радостью дружеского общения и пользовался его советами непрестанно посылая ему и получая от него письма. И промыслом Духа Святого проповедь Павла так утвердилась и воссияла, что уже учил он открыто, и многие ему с большой охотой внимали. А поскольку спорил он с языческими философами и побеждал их, к учению его потянулись еще больше. И даже какие-то сочинения Павла читал Цезарю его воспитатель и приходил от них в восхищение. Сенат же о нем отнюдь не ведал. 2. И вот однажды под вечер, когда Павел у себя наверху, споспешествуя вере, проповедовал собравшимся о возвышенном, некий Патрокл, любимец и виночерпий царя, дабы услышать заветы жизни вечной, пришел, скрываясь от взоров, в амбар, где обитал Павел. Приглашен же туда и духовно наставлен был он сотоварищами своими, любимцами Цезаря, которые [спасаясь] от присущего тому разврата, усердно посещали проповеди Павла. Когда же из-за многолюдства войти к нему он не смог, залез к окну, что повыше, и уселся там кое-как, дабы слово Божие мог лучше слышать. И придя в трепет от проповеди Павла, возжаждал исправиться. Но так как Павел речь продолжал долго, юношу стало клонить ко сну, и зависть злобного дьявола, скорбя, что пытливый отрок познал любовь слова Божьего и апостольского, принудила юношу слегка вздремнуть и, упав с окна столь высокого, он дух испустил. Когда об этом сообщили только что вернувшемуся из бань Нерону, который в многолюдном собрании юного любимца к себе потребовал, опечалился царь смертью Патрокла до глубины души и назначил другого вместо него виночерпием, чтобы тот ему чашу подавал[23]. 3. Павел же, тотчас чрез Духа [Святого] прознав о случившемся, сказал народу: — Мужи, братия, улучил момент злой дух испытать вас. Но Господь Иисус Христос по всегдашнему обыкновению козни его ко славе Своей обратит. Ступайте ж наружу и узнаете вы, что юный любимец Цезаря упал сверху и лежит теперь уж бездыханный. Подняв его, ко мне сюда принести потрудитесь. И те, двинувшись поспешным шагом, вскоре принесли мертвого юношу. Меж тем дивились люди, что Павел, никем не будучи извещен, сразу же узнал о случившемся. И сказал тогда Павел им: — Ныне проявится вера ваша в Господа Иисуса Христа. Ибо настало время, чтоб семя жизни вечной, в добрую землю упав, сторичные всходы дало[24]. Так обратитесь же со всею верою к Господу Богу нашему и давайте помолимся Ему, чтобы в это юное тело возвратилась душа его, и да будет оно живее прежнего. Такое множество христиан перебито |
|
|
|
|
