<<<     ΛΛΛ     >>>   

Для Маймонида философия, бесспорно, представляет собой дисциплину своевольную и даже опасную, если ее плохо уразуметь. Только по достижении морального совершенства (через соблюдение Закона) человеку позволено предаться совершенствованию своего ума21. Углубленное изучение метафизики не есть обязанность всех членов общины, но сопровождать соблюдение Закона философскими размышлениями должны все. Развитой интеллект является добродетелью более высокой, чем моральные достоинства. Изложив в тринадцати постулатах важнейшие положения метафизики, Маймонид требовал, чтобы этот минимум теории стал предметом медитации и был усвоен каждым правоверным. Ибо он непоколебимо убежден, что философское знание есть необходимое условие для обеспечения продолжения жизни после смерти22.

Как и его предшественники, Филон и Саадия, Маймонид отдал много сил изложению на языке философии исторических событий и библейских понятий. Подвергнув критике герменевтику типа калама и отказавшись от нее, Маймонид обращается к методу Аристотеля. Разумеется, никакой аргументации не под силу примирить аристотелевское извечное существование мира с творением ex nihilo, которое прокламирует Библия. Но для Маймонида эти два тезиса объединяет нечто общее, а именно – отсутствие у обоих неопровержимых доказательств. По мнению ученого, Книга Бытия не утверждает, что "творение ex nihilo имело место в действительности: Книга предлагает поверить в него, но аллегорическая экзегеза может истолковать библейский текст в духе греческого тезиса. Т.е. спор может быть разрешен только посредством критерия, лежащего вне библейской веры – это верховенство Бога, его трансцендентность по отношению к природе"23.

Гений Маймонида так и не помог ему продемонстрировать тождество аристотелевского Бога-Перводвигателя и свободного, всемогущего Бога-творца Библии. И все же он утверждает, что истину следует искать и можно открыть только посредством интеллекта, – другими словами, с помощью философии Аристотеля. Делая исключение лишь для Моисея, Маймонид отрицает действенность пророческих откровений, считая их продуктом воображения. Тора же, полученная Моисеем, – это тот уникальный памятник, который действителен на все времена. Огромному большинству правоверных достаточно только изучать Тору и соблюдать ее предписания.

Этическое учение Маймонида синтезирует библейское наследие и аристотелевскую модель; по сути, он прославляет интеллектуальный труд и философское знание. Его мессианизм – чисто земного свойства: "человеческий град, построенный благодаря накоплению знаний, вызывающих спонтанное проявление добродетели"24. Маймонид верил не в телесное воскресение, а в бессмертие, обретаемое через метафизическое знание. Впрочем, некоторые экзегеты обращают внимание на так называемую "негативную теологию" Маймонида. "Между богом и человеком пролегают ничто и бездна... Как пересечь их?

Прежде всего, признавая "ничто". Невозможность приблизиться к божественному, непостижимость Бога философской наукой суть всего лишь образы человеческой затерянности в этом "ничто": только продвигаясь сквозь ничто, человек приближается к Богу... В самых замечательных главах "Наставника" Маймонид говорит о том, что каждая молитва должна быть молчанием и каждый шаг в следовании Закону должен быть направлен к тому возвышенному, что есть Любовь. Любовь способна перевести человека через пропасть между ним и Богом, и встреча между Богом и человеком может состояться, не утратив ничего из своей строгости и суровости"25.

Важно отметить, что, несмотря на влияние, более или менее глубокое, греческих, эллинистических, мусульманских или христианских философов, еврейская философская мысль не потеряла ни в мощи, ни в оригинальности. В данном случае скорее можно говорить не о том, что и как повлияло на иудаизм, а о постоянном диалоге между еврейскими мыслителями и представителями различных философских систем языческой античности, ислама и христианства. И диалог этот таков, что обогащает всех своих участников. Аналогичная ситуация сложилась в истории еврейского мистицизма (ср. §288 и далее). По существу, иудейский религиозный гений характеризуют одновременно верность библейской традиции и способность поддаваться множеству внешних "влияний", не позволяя им, однако, взять над собой верх.

§288. Ранний иудейский мистицизм

Морфология еврейского мистического опыта богата и сложна. Предваряя наш анализ, выделим в этом явлении некоторые специфические черты. За исключением мессианистского движения, начатого Саббатаем Цви (§291), ни одна мистическая школа не откололась от нормативного иудаизма, несмотря на подчас серьезные разногласия с раввинистической традицией. Что касается эзотеризма, присутствовавшего в иудаистском мистицизме с самого начала, то он долгое время опирался на еврейское религиозное наследие (ср. т. 2, §204). Гностические элементы, в той или иной степени обнаруживаемые повсюду, тоже, в конечном счете, имеют своим источником древний еврейский гностицизм26. Добавим, что наивысший мистический опыт – единение с Богом – был, вероятно, чем-то исключительным. Обычной же целью мистики было узрение Бога, созерцание его величия и постижение таинств Творения.

На первом этапе еврейский мистицизм придавал большое значение экстатическому восхождению к Божественному Престолу, Меркаве. Зафиксированная к I в. до н.э., эта эзотерическая традиция просуществовала до X в. н.э.27. Место манифестации божественной славы, Мир Престола, соответствует в еврейском мистицизме плероме ("полнота, изобилие") у христиан-гностиков и герметиков. Отрывочные и по большей части темного содержания тексты этой традиции называются "Книги Хехалот" (Небесных чертогов). В них описываются залы и палаты, через которые визионер проходит во время своего путешествия, пока не дойдет до седьмого и последнего хехалот, где находится Престол Славы. Экстатическое путешествие, вначале известное под названием "восхождение к Меркаве", ок. 500 г. было по неизвестным причинам переименовано в "сошествие к Меркаве"; в описаниях "сошествия" парадоксальным образом используются метафоры восхождения.

Вероятно, с самого начала речь шла о хорошо организованных тайных группах, открывавших свои эзотерические учения и особые методы только посвященным. Помимо обладания соответствующими моральными качествами, новиции должны были отвечать определенным физиогномическим и хиромантическим критериям28. К экстатическому путешествию готовились от 12 до 40 дней, проводя время в аскетических упражнениях: посте, ритуальном пении, повторении имен, сидении в специальной позе (голова между коленями).

Известно, что восхождение души через небеса и подстерегающие ее опасности были темой, общей для гностицизма и герметизма II и III вв. Как выразился Гершом Шолем, мистицизм Меркавы составляет одну из еврейских ветвей гнозиса29. Однако место архонтов, которые, согласно гностикам, охраняли семь планетарных небес, в данной форме еврейского гностицизма занимают "привратники", стоящие справа и слева от входа в небесный чертог. Но в обоих случаях душе требуется "пропуск" – волшебная печать с секретным именем, которая отгоняет демонов и недобрых ангелов. По ходу путешествия опасности все более и более усугубляются. Последняя проверка тоже кажется весьма загадочной. В сохраненном Талмудом фрагменте рабби Акива, обращаясь к трем раввинам, намеревающимся войти в "парадиз", говорит: "Когда вы придете к месту, где лежат блестящие мраморные плиты, не кричите: Вода! Вода! Ибо сказано: "Глаголющий ложь да не пребудет перед Моим взором"". В самом деле, ослепительный блеск мраморных плит, которыми был выложен пол во дворце, создавал впечатление переката волн30.

Во время путешествия душа получает откровения о тайнах Творения, об ангельском чине и о теургической практике. На высшем из небес, стоя прямо перед Престолом, душа "созерцает мистическую фигуру божества в форме символа, "имеющего подобие человека", позволение видеть которую на Престоле Меркавы получил пророк Иезекииль (1:26). Там ему открылась "мера тела" – на иврите Shi'ur Qoma, – т.е. антропоморфный образ божества, являющегося в виде Первочеловека, но также и в виде возлюбленного из "Песни Песней". Одновременно [душе] открываются мистические имена ее частей"31.

Таким образом, мы имеем дело с проекцией невидимого иудаистского Бога на мистическую фигуру, в которой раскрывается "Великая Слава" еврейских апокалипсисов и апокрифов. Но этот Творец, представленный в зримом образе (его космическая мантия испускает из себя звезды, небесные своды и т.п.), возникает из "абсолютно монотеистической концепции; в ней совершенно нет антиномических и еретических черт, которые она приобрела, когда Бог-Творец был противопоставлен истинному Богу"32.

Помимо текстов о Меркаве, в средние века получает широкую известность и начинает почитаться во всех странах диаспоры короткий, всего в несколько страниц, текст под названием "Сефер Иецира" ("Книга Творения"). Происхождение его и дата создания неизвестны (возможно, V или VI вв.). Он содержит лаконичное изложение космогонии и космологии. Автор пытается "выстроить свои идеи, с очевидностью навеянные греческими источниками, в один ряд с учением Талмуда относительно Творения и Меркавы; и именно в этой попытке мы впервые встречаемся с тенденцией к спекулятивной реинтерпретации концепций, касающихся Меркавы"33.

В первом разделе представлены "тридцать два сокровенных пути Премудрости" (hokhma, или София), при помощи которых Бог создал мир (ср. §200): двадцать две буквы священного алфавита и десять изначальных чисел (Sephiroth). Первая Sephira – это pneuma (ruah) живого Бога. Из mah исходит Изначальный воздух, а из него родятся Вода и Огонь, третья и четвертая из сефирот. Из Изначального воздуха Бог создал двадцать две буквы; из Воды – космический Хаос, а из Огня – Престол славы и ангельские чины. Последние шесть сефирот представляют шесть направлений пространства"34.

Спекуляции на тему сефирот, окрашенные мистикой чисел, возможно, имеют неопифагорианское происхождение. Идея же "букв как средств, с помощью которых были созданы Небо и Земля", может найти объяснение в иудаизме35. "От этой космогонии и космологии, основанной на мистике языка и так ясно обнаруживающей свою связь с астрологическими идеями, ведут, по всей вероятности, прямые дороги к магической концепции порождающей и чудотворной силы букв и слов"36 *47. "Сефер Йецира" использовалась также и для сотворения чудес. Она стала vade mecum ["путеводителем"] каббалистов, и ее комментировали великие еврейские мыслители средних веков от Саадии до Саббатая Донноло.

Средневековый иудаистский пиетизм был созданием трех "благочестивых мужей из Германии" (Хасидей Ашкеназ): Самуила, его сына Иегуды Хасида и Элеазара из Вормса. Движение зародилось в Германии в начале XII в. и прошло свой креативный период между 1150 и 1250 гг. И хотя своими корнями рейнский пиетизм уходит в мистицизм Меркавы и "Сефер Йециры", он был новым и оригинальным явлением. Какая-то часть народной мифологии вернулась в обращение, однако хасиды отвергли апокалиптические спекуляции и расчеты относительно прихода Мессии. Кроме того, их не интересует ни раввинистическая эрудиция, ни систематическое богословие. Их мысль направлена в первую очередь на тайну божественного единства, и они стремятся утвердить новое понимание благочестия37. В противоположность испанским каббалистам (ср. §289), хасидские учителя обращаются к народу. В основной книге этого движения – "Сефер Хасидим" – широко используются притчи, парадоксы и поучительные истории. Главное в религиозной жизни – аскетизм, молитва и любовь к Богу. Ибо в своем самом возвышенном выражении страх Божий становится тождественным любви к Богу и ревностному служению ему38.

Хасиды стремятся обрести совершенное спокойствие духа: безропотно принимают они от других членов общины оскорбления и угрозы39. Они не ищут власти, однако располагают таинственными магическими способностями40. В их епитимьях ощущается некоторое влияние христианства; но это не касается отношений между полами: известно, что иудаизм никогда не принимал аскетизма в этой сфере. С другой стороны, в хасидизме заметна сильная пантеистическая струя: "Бог ближе к миру и человеку, чем даже душа к телу"41.

Германские хасиды не разработали систематической теософии. Тем не менее, у них можно выделить три центральных идеи, каждая из которых имеет свой собственный источник: 1) "божественную Славу" (Kabod), 2) "Святого" Херувима, стоящего перед престолом, и 3) тайны божественной святости и величия, а также секреты человеческой природы и пути человека к Богу42.

§289. Средневековая каббала

Замечательным созданием еврейского эзотерического мистицизма была каббала (приблизительно это слово означает "традиция", от корня kbl, "получать"). Как мы увидим, это новое религиозное явление, оставаясь верным иудаизму, в разные моменты реактуализировало либо гностическое наследие (иной раз – с элементами ереси), либо космическую религию (не очень удачно названную "пантеизмом")43. Поэтому между приверженцами различных течений каббалы и раввинистическими авторитетами вспыхивали резкие споры. И все же подчеркнем с самого начала, что, несмотря на эти противоречия, каббала прямо или косвенно способствовала укреплению духовной стойкости еврейских общин диаспоры. К тому же каббала, несмотря на то, что некоторые христианские авторы эпохи Ренессанса и последующего периода недостаточно знали и весьма приблизительно понимали ее, сыграла определенную роль в "депровинциализации" западного христианства. Другими словами, каббала занимает важное место в идейной истории Европы XIV-XIX вв.

Самое раннее изложение собственно каббалы мы находим в книге под названием "Sepher-Ha-Bahir". Текст, плохо сохранившийся и дошедший до нас в отрывках, многослоен, нескладен и малопонятен. "Бахир" был составлен в XII в. в Провансе на основе старинных текстов, среди которых один, "Raza Rabba" (Великая тайна), считался некоторыми восточными авторами влиятельным эзотерическим произведением44. Восточное точнее, гностическое – происхождение доктрин, развиваемых в "Бахире", не вызывает сомнений. Проглядывают идеи старых гностических авторов из различных еврейских источников: мужские и женские зоны, плерома и Дерево душ, Shekhinah, описанная в тех же терминах, что и двойственная София (дочь и жена) у гностиков45.

Однако остается неясным вопрос о связи между "кристаллизацией каббалы в данной редакции "Бахира" и движением катаров. Однозначных доказательств такой связи нет, но исключать возможность ее уже нельзя. В "Бахире" вновь появляется – возможно, по замыслу составителей, а не случайно – древний символизм, не имеющий аналогов в средневековом иудаизме (во всяком случае, это полностью подтверждается фактами), что и определяет место "Бахира" в истории мысли. С публикацией "Бахира" обнаруживается, что мифологическое еврейское мышление существует наряду с раввиническими и философскими основами иудаизма и что оно поневоле находится в противоречии с этими основами"46.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В некоторых местностях считалось
Болезни преисподнюю мертвых
В том же году распалась сасанидская империя пророка протяжении
Спасение души
И делами человеческими