<<<     ΛΛΛ     >>>   

     При этом заслуги  физики ничуть не  умаляются, напротив, подтверждается
ее  поразительная  надежность  и  истинная  плодотворность.  Осознавая  свою
научную    мощь,   физика   сегодня   презрительно   отвергает   мистические
преимущества,  обернувшиеся  обманом.  Она  отдает  себе  отчет в  том,  что
является  только  символическим  знанием, и  этого  ей  достаточно;  в  этих
границах  с ней происходят самые удивительные  и самые  драматические вещи в
мире. Если  бы Европа и впрямь  была  цивилизованной  - что  на  деле весьма
далеко от истины, - толпы  людей собирались бы да площадях перед агентствами
новостей,   чтобы  изо  дня  в  день  следить,  за   состоянием,  физических
исследований. Ибо сегодняшняя  ситуация несет в себе такой творческий заряд,
так  близка к фантастическим открытиям, что можно без  всякого преувеличения
предсказать,  что  мы  стоим  на  пороге   новой   космической  эры  и  наше
представление  о  материальном  мире вскоре станет  совершенно  иным.  И эта
ситуация настолько назрела, что ни я, ни слушающие меня известные физики  не
могли бы  сказать,  не  блеснула ли  в этот  момент  в чьей-нибудь голове  в
Германии или Англии новая колоссальная идея.

     Теперь мы  видим,  что наша капитуляция перед  так  называемой "научной
истиной",  т.  е.  видом  истины,  присущим  физике  и  родственным  наукам,
оказалась предрассудком.

     Но освобождению способствовало еще одно очень важное событие.

     Припомните, что вышесказанное  могло быть  сформулировано  так:  каждая
наука  признает  свои  границы и на их основе  вырабатывает  свой позитивный
метод. Событие,  которое я  сейчас  коротко обрисую,  еще один  шаг  в  этом
направлении:  каждая наука приобретает  независимость от остальных, т. е. не
подчиняется их юрисдикции.

     Новая  физика  и здесь  дает нам  наиболее ясный  и  известный  пример.
Галилей видел задачу физики в открытии специальных законов поведения тел  "в
придачу к общим геометрическим законам". Ему ни на миг не приходило в голову
усомниться в господстве этих законов над  телесными явлениями. Поэтому он не
стал производить  опытов,  доказывающих, что  природа подчиняется евклидовым
теоремам. Он заранее  допустил как нечто самоочевидное и обязательное высшую
юрисдикцию  геометрии над физикой; если сказать  то же самое  иными словами,
считал геометрические законы  законами физическими ,  или  в высшей степени.
Самым  гениальным в  труде  Эйнштейна  мне представляется  решительность,  с
которой он избавляется от традиционного предрассудка; заметив несоответствие
наблюдаемых   явлений  закону   Евклида,  он  оказывается  перед  конфликтом
юрисдикции  геометрии и чистой физики и, не  колеблясь, объявляет  последнюю
независимой.  Сравнивая его решение с  решением Лоренца, мы  находим  у  них
противоположный склад ума. Чтобы объяснить эксперимент Майкельсона, Лоренц в
русле традиции решает  приспособить физику к геометрии. Чтобы геометрическое
пространство  не меняло  своих свойств,  тело должно сокращаться.  Эйнштейн,
напротив, решает приспособить  геометрию  и пространство к физике и телесным
объектам.

     Аналогичные  ситуации  так  часто  наблюдаются  в  других  науках,  что
остается недоумевать,  почему столь  явная и характерная черта  современного
мышления не привлекла ничьего внимания.

     Учение  о рефлексах Павлова и теория  цветового зрения Геринга являются
классическими современными  примерами построения физиологии, независимой  от
физики и психологии. С помощью чисто физиологических методов  исследования в
них  рассматриваются  биологические  явления  как  таковые в  их отличия  от
свойств, общих для физических или психологических фактов.

     Но  особенно  остро,  почти скандально  этот  новый научный темперамент
проявляется  в  математике.  Ее  зависимость от логики  на памяти  последних
поколений превратилась почти в тождество. И тут голландец  Броуэр приходит к
открытию,  что логическая  аксиома так  называемого "исключенного  третьего"
непригодна для математической реальности и  следует создать математику  "без
логики", верную одной себе и неподвластную чужим аксиомам.

     Теперь, отметив эту тенденцию нового мышления, мы не  должны удивляться
появлению теологии, восставшей против юрисдикции философии. Ибо до недавнего
времени теология  стремилась приспособить истину  откровения к  философскому
разуму,  пыталась  примирить  его с  безрассудством таинства.  Однако  новая
"диалектическая теология" решительно порывает с этой допотопной практикой  и
объявляет знание  о Боге  самостоятельным и  "полностью"  независимым. Таким
образом,  в  корне   меняется   деятельность  теолога,   который   занимался
преимущественно тем, что выводил истину откровения из человека и его научных
норм,  следовательно,  говорил о Боге,  исходя  из  человека.  В  результате
получалась антропоцентрическая теология. Однако Барт и его коллеги вывернули
эту процедуру наизнанку и разработали теоцентрическую  теологию. Человек  по
определению  не  может знать  ничего о  Боге, исходя из самого себя и своего
внутричеловеческого разума. Он только рецептор того знания, которым обладает
о себе Бот,  и  которое он по  крупицам  шлет  через откровение человеку.  У
теолога  нет  иного  занятия, чем, обратившись в слух, чутко внимать истине,
принадлежащей  Богу,  истине   божественной,  несоизмеримой  с  человеческой
истиной и, следовательно, независимой. В такой форме теология не подчиняется
юрисдикции философии. Это изменение особо знаменательно тем, что произошло в
лоне  протестантизма,  где гуманизация теологии, ее причастность к философии
были развиты значительно сильнее, чем у католиков.

     Итак,   сегодня   в   науке   господствует   настроение,   диаметрально
противоположное тому, что было тридцать или сорок лет назад. Тогда  то одна,
то  другая наука пытались повелевать остальными, распространить на них  свой
собственный метод, а остальные униженно терпели это нашествие. Сейчас каждая
наука не только мирится со своими врожденными недостатками,  но и решительно
не желает жить по чужим законам .

     Таковы   наиболее    существенные   черты   интеллектуального    стиля,
появившегося  в  последние  годы.  На мой взгляд, они  могут положить начало
великой  эпохе  в  человеческом  познании. С единственным условием.  Нельзя,
чтобы  науки  сохраняли свою замкнутость  и независимость.  Не  отрекаясь от
своих  завоеваний,  они  должны  установить  взаимные  связи, не  означающие
подчинения.  А  этого, именно этого можно  добиться  единственным  способом:
вернувшись  на твердую  почву  философии. Верный  признак  движения  к новой
систематизации налицо: в поисках  решения своих  научных проблем  ученым все
чаще приходится погружаться в глубины философии.

     Однако мой теперешний предмет не позволяет отвлекаться на размышления о
будущем  науки, а  беглый очерк ее настоящего помог мне обрисовать состояние
интеллектуальной  атмосферы, которое, преодолев  упадок последнего столетия,
способствовало  возвращению  к  большой  философии.  В  новых   общественных
условиях философ черпает решимость обрести независимость, признав положенные
ему судьбой пределы.

     Но существует и более глубокая причина возрождения философии. Решимость
каждой науки признать свои границы и провозгласить независимость есть только
отрицательное условие  преодоления препятствий, в течение  столетия мешавших
развитию  философии,  однако  не эта  решимость  питала философию  и не  она
объективно способствовала ее развитию.

     Тогда почему человек  вернулся к  философии? Почему  склонность  к  ней
снова стала считаться  нормальной? Очевидно,  возвращение к  какой-либо вещи
происходит  по  той же  причине,  по  которой  к  ней обратились  впервые. В
противном   случае   возвращению  недостает   искренности,   это   фальшивое
возвращение, притворство.

     Поэтому  мы  должны  поставить  вопрос  о том, почему  человеку  вообще
приходит в голову заниматься философией.

     Почему  у  человека  -  вчера,  сегодня и  завтра  - возникает  желание
философствовать?  Нужно  получше  разобраться   в  том,  что  скрывается  за
привычным словом "философия", чтобы затем ответить на  вопрос, "почему" люди
философствуют.

     В этой новой перспективе наша наука  вновь обретает черты, свойственные
ей во  времена расцвета, хотя в  процессе развития мышления некоторые из них
приняли новую, более строгую  форму. Что  представляет  собой  на наш взгляд
возрожденная философия?

     Я  собираюсь ответить на этот вопрос,  выделив ряд  ее признаков, через
определение которых я постепенно, день  за днем  буду раскрывать общий смысл
понятия.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

  мы столкнулись  с самыми широкими  общечеловеческими темами времени человек
ОртегаиГассет Х. Что такое философия философии 12 состоит
Внимание   это вид основной  деятельности  Я
В нашем понятии  интуиции проблема