Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Дидро Д. О терпимостиSanguis martirum, semen christianorum — кровь мучеников — это семя христианства. Такова история религиозной нетерпимости во все века у всех наций и в отношении всего сущего. Человеку свойственно особое качество, весьма, на мой взгляд, важное: способность идти на любое рискованное предприятие. За расклейку мятежных и оскорбительных для короля афиш выносят смертный приговор. На другой день расклеивают их в двадцать раз больше и притом еще более свирепых. С того момента когда возникает угроза смерти, поступок, бывший раньше низким, становится героическим. Есть какое-то упоение в том, чтобы рисковать своей жизнью. Нетерпимость, в особенности у государя, придает важность самым незначительным по своему характеру поступкам. Нетерпимость, в особенности у государя, становится источником всевозможных обвинений и всяческой клеветы. Нетерпимость, в особенности у государя, приводит к отстранению от должностей и к назначению на должности, тогда как это должно бы происходить лишь по заслугам. Нетерпимость рождает злобные доносы и сеет ненависть среди подданных. Нетерпимость ограничивает умы и увековечивает предрассудки. Нетерпимость всегда враждебна истине и выгодна лишь лжи. Истина любит критику, от нее она только выигрывает; ложь боится критики, ибо проигрывает от нее. Нетерпимость была одним из страшных бичей моей родины. Она не только привела к кровопролитиям и к изгнанию бесчисленного множества превосходных людей всякого рода, обогативших соседние королевства, она привела, кроме того, к гибели многие превосходные умы. Было время, когда разрешалось преподавать только философию Аристотеля. Существовали древние, средневековые и новые последователи Аристотеля. Пробегая из любопытства произведения этих людей, поражаешься глубине, силе ума и неимоверному труду, вложенному в них, и говоришь себе: “Чего только не создали бы эти редкостные качества, если бы они были применены к вещам более полезным?” А как этого можно было бы достичь? На пути свободы. Человек, сказавший: “Opportetesse haereses in Ecclesia”, то есть: “Следует, чтобы и церковь имела ереси”, не сознавал всей глубины этих слов, Драка начинается из-за пустяков. Этим пустякам начинают придавать важность. Рождается одаренный человек. Он ищет богатства или славы. Если он ищет славы, он примыкает к преследуемой стороне; если он ищет богатства, он становится под знамена преследующей стороны, и он опять-таки потерян для общества. Таков ответ на вопрос, почему столько талантливых людей вступило в число христиан при возникновении этой религии: потому, что родились в те времена, когда разгорелась драка между Юпитером и Иисусом Христом. В чем же состоит великое зло, причиненное нации янсенизмом и молинизмом? В том, что жизнь таких людей, как Арно, Николь, Паскаль, Мальбранш, Лансело и множество других, прошла бесследно для развития наук и искусства моей родины. На что были употреблены все их таланты и вся их жизнь? На создание сотен томов полемических произведений, из которых при всей их талантливости нельзя почерпнуть ни одной строчки. Из двухсот больших томов Арно сохранилась лишь его “Общая рациональная грамматика” — произведение на нескольких листках, но глубокое — подлинно львиная хватка. Что создал непостижимый гений Паскаля? Небольшой трактат о рулетке и “Письма к провинциалу” — плод негодования, вызванного глупцами, которые отнимали у него время, уродовали дух и открыли его взорам бездну, заглянув в которую он умер. Что мы унаследовали от Саси? Ничего. От Мальбранша? Призрачные видения. От Николя? Два труда по схоластическому богословию. Читая их, жалеешь о силе логики, затраченной им впустую; да, пожалуй, еще его “Очерки морали”, где глубокое знание человеческого сердца искажено признанием нелепых принципов: первородного греха, действенной благодати, предопределения, вечной славы, ада и дьявола, где все зло приписывается человеку, а все благо — богу. А затем, чего стоят восемьдесят тысяч тайных приказов об аресте (lettres de cachet), изданных в одно только правление кардинала Флери? За этой цифрой скрываются восемьдесят тысяч добрых граждан, либо брошенных в темницы, либо бежавших из отечества в отдаленные страны, либо сосланных в далекие хижины. Все они были рады пострадать за доброе дело, но все погибли для государства, которому эти преследования обошлись в огромную сумму. На одни обыски после появления книги “О новом духовенстве” (“Nouvelles ecclesiastiques”) были истрачены миллионы. Пусть бы позволили свободно печатать этот скучный памфлет, на который так набросились вначале,— и никто не стал бы его читать. Среди всех этих бедствий возникли гонимое картезианство и внушавший ужас гассендизм, или эпикурейство. То благо, которое могли бы дать эти два направления, старавшиеся, каждое по-своему, построить философию маленьких телец, было уничтожено силой, а зло, принесенное ими, укоренилось. Декарт, этот защитник бытия бога, был вынужден спасаться от преследований как безбожник; а бедному Гассенди пришлось нацепить на Эпикура маску христианства, чтобы избегнуть мученического венца. И вот от Гассенди не сохранилось ничего, а от Декарта остались применение алгебры к геометрии и три бессмертных произведения—“Логика”, “Диоптрика” и “Рассуждение о методе”. По-видимому, Дидро имеет в виду “Размышления” Декарта. (Примеч. Турне) Но вот были основаны три академий — язык, эрудиция и все науки развиваются с невероятной быстротой. Вдруг в голове одного министра рождается нелепая идея, будто просвещение вредит благоденствию нации; в переводе с придворного языка на язык обычный это значит, что, когда нация будет просвещенной, министр не посмеет делать любые глупости, которые взбредут ему на ум. В одно мгновение издается запрет печатать что-либо о правах, о религии, о правительстве, о налогах, их объектах, их распределении и взимании, о торговле — словом, обо всем, что достойно занять хороший ум. К чему это привело? Люди пришли в негодование и раздражение, стали писать только на эти темы. Иначе и быть не могло. Случилось то же, что в Риме, когда запретили произведения Кремупия, — в мгновение ока их было распространено десять тысяч копий. Властям, по крайней мере в первое время, не сразу удается овладеть умами. Со временем дело меняется, и власть подавляет нацию. Всякая вспышка энтузиазма преходяща. Он завладевает лишь современным поколением. Работа, остающаяся втайне, лишает славы и выгоды. Энтузиасты умирают, не оставив после себя потомства. Люди перестают мыслить, когда перестают читать. Перестают же читать, когда утрачивают интерес к чтению. Наступает период огрубения. Язык начинает вырождаться. Всегда язык считался показателем состояния умов в пароде. Если бы я воскрес через сто лет, то для того, чтобы узнать, что стались с нацией, я попросил бы дать мне последнее вышедшее из печати произведение литературы. Характеризует человека гениального |
|
|
|
|
