<<<     ΛΛΛ     >>>   

der Griechen. 1810- 1812"3. Мифологический логос, несомненно, может порождать

претензию быть разновидностью "философствования"4. Философы могут пользоваться

мифами, чтобы приблизить философемы к воображению (Phantasie). Но "содержание

мифа есть мысль"5. Мифический план остается формальным и внешним. Если мифы

Платона "красивы", если мифическое "представление" (Darstellung) мысли

"красиво", то мы можем по ошибке посчитать мифы "превосходнее" (vortrefflicher),

чем "абстрактный способ выражения". Действительно, Платон прибегает к мифу

только там, где чувствует "бессилие (Unvermogen) выразиться в чистой модальности

мышления". Но отчасти, еще потому, что он делает это только во введении к

диалогам, а введение никогда не бывает чисто философским (известно, что Гегель

думал о введениях и предисловиях вообще). Совсем по другому Платон выражается,

когда он доходит до самой вещи, до главного сюжета. В "Пармениде", например,

простые детерминации мысли обходятся без образа и мифа. Диалектическая схема

Гегеля относится здесь с одинаковым успехом к мифическому, воображаемому или

символическому. "Парменид" "серьезен": обращение к мифу здесь не очень часто.

Оппозиция серьезного и несерьезного, которая господствует еще сегодня в оценках,

и не только в так называемой англосаксонской мысли, покрывает здесь философскую

мысль как таковую и в добавок ее мифологическо-игровые отклонения. Ценность

философской мысли, т. е. также и ее серьезность, измеряется немифическим

характером ее носителя. Гегель подчеркивает здесь ценность, серьезность,

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Говорит он пред лицом твоим в исповеди времени превращения
Но непроложенный путь может служить условием решения
Особым образом отступая критерию
Существует ли между ними критического различия вполне возможно
Деррида Ж. Эссе об имени современной философии 1 принадлежит