<<<     ΛΛΛ     >>>   

Ницше совершенно перенимает основополагающую метафизическую позицию Декарта, причем перетолковывает ее психологически, т. е. он основывает достоверность как “волю к истине” на воле к власти. Однако разве Ницше не оспаривает понятие “субъекта”, как его мыслит Декарт? Во всяком случае, Ницше говорит: понятие “Я” как субъекта есть изобретение “логики”.

А что такое “логика”?

Логика есть “императив, не для познания истины, но для полагания и выправления такого мира, который должен у нас называться истинным” (№ 516; 1885). “Логика вырастает не из воли к истине”. Мы спотыкаемся. Истина есть все-таки, по собственному же понятию Ницше, прочное и твердо установленное; а логика, получается, происходит не, из этой воли к утверждению и устанавливанию? Она, по собственному же понятию Ницше, вырастает только из воли к истине. Когда Ницше все равно говорит: “Логика вырастает не из воли к истине”, то он нечаянно понимает здесь истину в другом смысле; не в своем, по которому она род заблуждения, а в традиционном смысле, по которому истина значит: согласованность познания с вещами и с действительным. Это понятие истины есть предпосылка и мерило для истолкования истины как видимости и заблуждения. Не становится ли тогда ницшевское собственное истолкование истины как видимости видимостью? Оно становится даже не просто видимостью: ницшевское истолкование “истины” как заблуждения при апелляции к существу истины как согласованности с действительным становится извращением собственной мысли и тем самым ее распадом.

Между тем мы слишком бы облегчили себе задачу размежевания с принципиальной метафизической позицией Ницше и бросили бы все на полпути, если бы захотели проследить этот распад бытия и истины только в названном аспекте. Путаница, из которой Ницше уже не выбирается, перекрывается ближайшим образом тем основным настроением, что все несомо волей к власти, через нее необходимо и потому оправдано. Это выражается в том, что Ницше может одновременно сказать: “истина” есть видимость и заблуждение, но в качестве видимости все же “ценность”. Мышление в ценностях прикрывает крушение существа бытия и истины. Ценностное мышление само есть “функция” воли к власти. Когда Ницше говорит: понятие “Я” и тем самым “субъекта” есть изобретение “логики”, то ему следовало бы дать отвод субъективности как “иллюзии”, по меньшей мере там, где она задействуется как основная действительность метафизики.

Однако оспаривание субъективности в смысле “Я” мыслящего сознания уживается все же в ницшевской мысли с безусловным принятием субъективности в метафизическом — конечно, не узнанном — смысле subiectum. Это лежащее-в-основе есть для Ницше не “Я”, а “тело”: “Вера в тело фундаментальнее, чем вера в душу” (№ 491); и еще: “Феномен тела есть более богатый, отчетливый, осязаемый феномен; со стороны метода подлежит поставлению на первое место, без того чтобы что-то предрешать относительно его окончательного значения” (№ 489). Это — основополагающая позиция Декарта, если только у нас есть еще глаза, чтобы видеть, т. е. метафизически мыслить. Тело “со стороны метода” подлежит поставлению на первое место. Дело идет о методе. Мы знаем, что это значит: об образе действий при определении того, с чем сопоставляется все устанавливаемое представлением. Тело со стороны метода подлежит выставлению на первое место значит: мы должны отчетливее, осязательнее и удобнее мыслить, чем Декарт, но при этом совершенно и только в его смысле. Метод решает. Что Ницше на место души и сознания ставит тело, ничего не меняет в основополагающей метафизической установке, заложенной Декартом. Ницше только огрубляет ее и доводит до границы или даже в область безусловной бессмысленности. Но бессмысленность уже вовсе не упрек, если только она оказывается на пользу воле к власти. “Существенно: исходить из тела и им пользоваться как путеводной нитью” (№ 532). Если мы продумаем одновременно с этим уже приводившееся место из “По ту сторону добра и зла” (№ 36), где Ницше вводит “наш мир вожделений и страстей” как единственную и законодательную “реальность”, то с достаточной ясностью увидим, как решительно ницшевская метафизика развертывается в качестве завершения основополагающей метафизической установки Декарта, разве что только из области представления и сознания (perceptio) все переносится в область appetitus, влечений и осмысливается исключительно из физиологии воли к власти.

Но и наоборот, основополагающую установку Декарта мы должны мыслить истинно метафизически и сущностное изменение бытия и истины в смысле представленности и достоверности измерить в его полном внутреннем размахе. Что почти одновременно с Декартом, но сущностно определенный им, Паскаль пытался спасти христианство человека, не только оттеснило декартовскую философию в кажимость “теории познания”, но и вместе с этим заставило казаться образом мысли, служащим только “цивилизации”, а не “культуре”. По правде, однако, дело идет в его мысли о сущностном перемещении всего человечества и его истории из области созерцательной истины веры христианского человека в основанную на субъекте представленность сущего, на основании чего впервые становится возможным новоевропейское господствующее положение человека.

В 1637 году возникло как подготовительная ступень к “Meditationes” “Рассуждение о методе” — “Discours de la methode. Pour bien conduire sa raison et chercher la vente dans les sciences” ". После того, что было в предыдущем сказано о новом метафизическом смысле “метода”, заглавие уже не нуждается больше в прояснении.

Декарт говорит в 6-й части названного трактата о методе, о значимости нового истолкования сущего, в особенности природы в смысле протяженной вещи, res extensa, которая должна быть представлена, т. е. сделана предсказуемой и тем самым покоримой, в ее “фигуре и движении” (расположении и кинетическом состоянии). Новое, на cogito sum основанное образование понятий открывает ему перспективу, развертывание которой с полной метафизической безусловностью испытывает впервые лишь нынешний век. Декарт говорит (Oeuvres VI, 61 слл., ср. изд. Э. Жильсона, 1925, с. 61 сл.):

Car elles (quelques notions generales touchant la Physique) m'ont fait voir qu'il est possible de parvenir a des connaissances qui soient fort utiles a la vie, et qu'au lieu de cette philosophic speculative, qu'on enseigne dans les ecoles, on en peut trouver une pratique, par laquelle connaissant la force et les actions du feu, de 1'eau, de 1'air, des astres, des cieux et de tous les autres corps qui nous environnent, aussi distinctement que nous connaissons les divers metiers de nos artisans, nous les pourrions employer en meme facon a tous les usages auxquels ils sont propres, et ainsi nous rendre comme maitres et posse&seurs de la nature.

“Ибо они (понятия, на основе cogito sum определяющие новый проект существа природы) открыли мне виды на то, что возможно достичь познаний, которые очень полезны для жизни, и что возможно вместо школьной философии, которая только задним числом понятийно расчленяет ранее данную истину, найти такую, которая непосредственно приступает к сущему и наступает на него с тем, чтобы мы добыли знания о силе и действиях огня, воды, воздуха, звезд, небесного свода и всех прочих окружающих нас тел; а именно это знание (элементарного, стихий) будет таким же точным, как наше знание разнообразных видов деятельности наших ремесленников. Потом мы таким же путем сможем реализовать и применить эти знания для всех назначений, для каких они пригодны, и таким образом эти знания (новые способы представления) сделают нас хозяевами и обладателями природы”.

Внутренняя связь принципиальных позиций Декарта и Ницше

Ницшевская позиция в отношении “cogito ergo sum” Декарта — во всех своих аспектах свидетельство того, что он не видит бытийно-исторической связи своей собственной метафизической принципиальной позиции с позицией Декарта. Причина необходимости такого невидения заключается в существе метафизики воли к власти, загораживающей себе — не будучи в состоянии знать это — прозрение в сущность метафизики, которое было бы соразмерно этой сущности. Что дело обстоит так, мы, конечно, узнаем не раньше, чем когда через сравнительное рассмотрение названных трех принципиальных метафизических позиций в одном обзоре усмотрим то же, что владеет их существом и одновременно вызывает неповторимость каждой из них.

Чтобы должным образом выявить эту тожесть, хорошо будет, пожалуй, отграничить принципиальную метафизическую позицию Ницше от позиции Декарта в тех же четырех ведущих аспектах.

1. Для Декарта человек — субъект в смысле представляющего Я. Для Ницше человек — субъект в смысле “последнего факта” наличных порывов и аффектов, т. е., короче, тела. В возвращении к телу как метафизической путеводной нити происходит все мироистолкование.

2. Для Декарта существование сущего равнозначно представленности Я-субъектом и для этого последнего. Для Ницше “бытие”, конечно, тоже представленность; но “бытия”, понятого как постоянство, недостаточно, чтобы схватить собственно “сущее”, т. е. становящееся в действительности его становления. “Бытие” как твердое и окаменевшее есть лишь отсвет становления, но необходимый отсвет. Подлинная бытийная черта действительного как становления есть воля к власти. Почему ницшевское истолкование сущего в целом как воли к власти коренится в вышеназванной субъективности порывов и аффектов, будучи одновременно обусловлено также и проектом существования как представленности, требует эксплицитного и особого доказательства.

3. Для Декарта истина значит то же, что надежная предоставленность представленного внутри представляющего себя представления; истина есть достоверность. Для Ницше истина равнозначна принятию за истинное. Истинное обусловлено тем, что человек полагает о сущем и что он принимает за сущее. Бытие есть постоянство, устойчивость. Принятие за истинное есть фиксация становящегося, через каковую фиксацию за живым каждый раз в нем самом и в его окружении закрепляется некая устойчивость, в силу которой оно удостоверяется в его составе и его сохранении, овладевая тем самым возможностями возвышения своей власти. Истина как закрепление есть для Ницше кажимость, в которой нуждается живое, а именно центр власти “тело” как “субъект”.

4. Для Декарта человек есть мера всего сущего в смысле самонадеянности отпускания представления до самообеспечивающей достоверности. Для Ницше не только представленное как таковое есть произведение человека; всякое формообразование и формозапечатление любого рода есть произведение и собственность человека как безусловного господина над всякого рода перспективой, в которой мир формируется и овладевается в качестве безусловной воли к власти.

Поэтому в сочинении “К генеалогии морали”, приложенном к сочинению “По ту сторону добра и зла” “в дополнение и пояснение” (годом позже, 1887), в III статье, № 12, Ницше говорит следующее:

“„Объективность",— понятая не как „незаинтересованное созерцание" (как таковое бессмыслица и абсурд), но как способность держать во власти свое За и Против, снимая их и навешивая: чтобы уметь делать полезным для познания именно различие перспектив и интерпретаций чувства”.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Итоговый результат все ценности
Равенство
Ценность
Это само собой ясно после приведенного сейчас сущностного определения ценности
Так возникает неполный нигилизм неполный нигилизм