Пиши и продавай! |
>
Булгаков С. Интеллигенция и РелигияО противоречивости современного безрелигиозного мировоззренияПредисловиеПротоиерей Сергий Николаевич Булгаков (1871 - 1944) был сыном настоятеля кладбищенской церкви в старинном городке Ливны Орловской губернии и имел в своем роду многие поколения священников. Это, однако, не помешало ему в молодые годы покинуть церковную ограду и довольно долгое время исповедовать марксизм, и сопутствующий ему атеистический материализм. Неоднозначно оценивается в православном мире и позднейшее его Богословское творчество, в частности, учение о Софии Премудрости Божией (т.н. "софиология"). При всем этом, данная работа, написанная вскоре после его духовного перехода "от марксизма к идеализму" (1909 г.), видится издателям свободной и от ранних и от поздних ошибок и спорных суждений автора и весьма полезной для современного русского читателя, интересующегося историческим прошлым своей Родины и не желающего повторять ошибки этого прошлого. На обложке: картина М.В. Нестерова "Философы" (1917). Изображены священник Павел Флоренский и С.Н. Булгаков. Через год - в 1918 году, светский костюм сменит на подрясник и второй персонаж картины. Санкт-Петербург 2000 Булгаков С. Интеллигенция и РелигияО противоречивости современного безрелигиозного мировоззрения Редакция "Народного Университета" обратилась ко мне с приглашением написать очерк, в котором бы разъяснялась вся важность религиозного углубления для нашего времени и для нашего общества и тем самым доказывалась бы вся серьезность вопросов, трактуемых в настоящем руководстве. Мне уже приходилось недавно (в 1907 году) пред обширной аудиторией, состоявшей из учащейся молодежи, в меру сил, умения, жизненного опыта доказывать необходимость этого религиозного углубления, и теперь я могу только повторить сказанное тогда [1]. Некоторым из моих читателей, может быть, не безызвестен и по моим прежним научным и литературным работам пережитый мною самим духовный перелом, в результате которого от атеистического мировоззрения, опиравшегося на известные научные и философские посылки, проверяя их умом и сердцем, наукой и жизнью, отступая шаг за шагом, я возвратился сознательно к вере детских дней, вере в распятого Бога и Его Евангелие, как к полной, высочайшей и глубочайшей истине о человеке и его жизни. Способ усвоения евангельского учения и путь к нему исторически и индивидуально может быть чрезвычайно различен: сынам нашего века приходится преодолеть особенно много препятствий, умственных и нравственных, для того, чтобы усвоить себе то, что открывается детскому или простому, но чистому сердцу даром и, может быть, полнее и чище, чем нам. Христианство не есть религия одних ученых или философов, или только женщин, детей и невежественной черни, как думает полуобразованная толпа нашего времени, его всечеловечность и всенародность открывается больше всего в том, что оно доступно в меру веры, личного подвига и сердечного устремления одинаково и глубочайшему философу и ребенку, Августину и пастуху, Канту или Гладстону и русскому крестьянину. Под корой внешнего человека, внешней деятельности и суеты каждый хранит частицу свой детскости, изначальной божественной чистоты, о которой плачет чеховская героиня в последней его пьесе ("О, мое детство, о, чистота моя!"). И это чувство глубже и потому могущественнее всех эмпирических и исторических различий, ибо созидается из мистических корней души. Как переживание, оно дано в религиозном опыте каждого, кто ему не чужд, и тому не нужно об этом рассказывать. Но в то же время, благодаря отсутствию религиозной жизни, для нашей интеллигенции это кажется столь чуждым, непонятным, отвлеченным. Может быть, понятнее здесь окажется могучее слово и признание поэта, притом типичного поэта-интеллигента, с больной, разъеденной жизненными противоречиями душой, родного нашего Некрасова, коего 30-летнюю тризну мы праздновали на днях. Не всем, может быть, памятны эти дивные строки. Поэт описывает свое возвращение на родину и родные впечатления. Я узнаю - пишет он: Суровость рек, всегда готовых С грозою выдержать войну, И ровный шум лесов сосновых, И деревушек тишину, И нив широкие размеры... Храм Божий на горе мелькнул И детски чистым чувством веры Внезапно на душу пахнул. Нет отрицанья, нет сомненья. И шепчет голос неземной: "Лови минуту умиленья, Войди с открытой головой! Как ни тепло чужое море, Как ни красна чужая даль
|
|
|
|