<<<     ΛΛΛ     >>>   

В нашем случае обеспокоенность по поводу возможной опасности безусловно присутствует. Всем жителям города могут вменить в обязанность участвовать в фортификационных работах, а владелец дома, даже если он в нем не живет, может быть обязан починить дверь этого дома и повесить на нее замок, чтобы предотвратить любую опасность. В какой мере соседние с Регенсбургом общины нуждаются в защите не только своих тел, но и душ? И каков должен быть уровень этой опасности, чтобы они стали вносить свой вклад в эту защиту, даже если члены этих общин окажутся вынужденными продать одежды, покрывающие их тела, и волосы, растущие на их головах?

Ради того, чтобы обеспечить эту защиту, благочестивые раввины собрались в Нюрнберге, да дарует наш небесный Отец успех в их делах: каждая община и каждый ее член должны исполнить поставленную ими задачу и подчиниться, даже если на одного возложена более тяжелая ноша, чем на другого. Поскольку из страха перед государями и князьями они не решаются потребовать, чтобы общины вносили свой вклад, я требую, чтобы все евреи Германия под угрозой отлучения не возражали против планов раввинов и внесли те суммы, которые приходятся на их долю, чтобы добиться освобождения наших братьев, ложно обвиненных и подвергшихся преследованиям.

Что же касается того, кто не проявляет доброй воли и не желает подчиняться, пусть он будет изгнан из общины, пусть он будет проклят, пусть вода наполнит его тело, а масло его кости, и пусть его имя будет предано забвению. Что же касается того, кто проявляет послушание, то его непременно ждет благословение. Так говорит человек, который не способен царствовать, который пишет, преисполнившись смирения, ничтожный Иосиф Колон (Responsa, № 4.)

Гибкость, умение приспособляться, изворотливость, сплоченность и стойкость при любых испытаниях - эти черты во все времена были присущи самым разным меньшинствам, вынужденным существовать в рамках недоброжелательного или даже враждебного общества. Как правило, рано или поздно подобные меньшинства кончали тем, что утрачивали присущие им ценности, те особенности, обычаи и нравы, которые составляли наследие их предков, и растворялись в окружающем их мире.

Среди причин, благодаря которым евреям удалось избежать этой участи, без сомнения следует отметить то специфическое и сложное отношение к ним со стороны христиан, которое поставило их в совершенно особую, уникальную ситуацию. Развернувшаяся охота за их душами лишь укрепила евреев в сознании собственной значимости. Ведь еще в 1236 году папская канцелярия объявила, что если обращение обычных язычников - это богоугодное дело, то особенно ценным является обращение еврея. К этому примешивались и эсхатологические мотивы: у апостола Павла и Августина сказано, что всеобщее обращение евреев будет означать конец времен. Но ведь из этого можно было сделать вывод, что лишь от их доброй воли зависело, ускорить или же задержать последний суд Христа и обновление мира; как писал в 1892 году Леон Блуа: "Из-за их козней было дьявольски задержано спасение всех народов". Какая ужасная власть оказалась у них в руках! В результате вполне можно прийти к выводу, что церковь сделала все для того, чтобы поддерживать среди евреев идею об их избранности и исключительности.

Это было особенно справедливо для той эпохи, когда евреи и христиане говорили на одном языке и во многом являлись носителями общей культуры, в рамках которой они сталкивались в "диспутах", иногда носивших вполне мирный характер, поскольку обе стороны в какой-то степени взаимно признавали человеческие качества друг друга. В дальнейшем разделявшая их граница стала непроницаемой; если с одной стороны продолжались попытки насильственного обращения, то с другой - диалог оказался прерванным. Реакция евреев на христианскую агрессию стала похожей на отношение к хищным животным или стихийным бедствиям, когда уже не имеет значения, как к ним относятся окружающие. На постоянные оскорбления и обвинения они отвечали ледяным молчанием. Традиция апологетических сочинений, получившая широкое распространение в условиях диаспоры и восходящая к трактату Иосифа Флавия "Против Апиона", прервалась у немецких евреев.

С этого времени прекращаются всякие попытки переубедить или поколебать противника, который попрал все законы порядочности и более не воспринимается как представитель рода человеческого. Это безграничное презрение к гонителям позволяет лучше понять, как евреи смогли сохранять в неприкосновенности свои внутренние ценности, не поступившись ничем, и в то же время выносить публичные оскорбления и унижения, которые отныне стали постоянным кошмаром их повседневного существования.

Было лишь одно исключение - насильственное обращение в христианство. Все их человеческое достоинство, вся их мужественность были вложены в верность Закону, в безусловную готовность к мученичеству. В самом деле, отречение, отказ от своей веры оказывались для евреев равнозначными единственному возможному в этих условиях признанию своей неполноценности и беспомощности. И они шли навстречу этому испытанию, когда это было необходимо, с воодушевлением, как на церемонию освящения.

Так, во время эпидемии черной чумы в 1348 году "они шли на смерть с песнями и танцами, как будто они шли на свадебную церемонию; они не хотели обращаться сами, и ни отец, ни мать не хотели этого для своих детей... и когда они видели пылающий огонь, женщины и дети прыгали в него с песнями...".

Известны подлинные случаи договоров о коллективном самоубийстве: "...и они чувствовали, что скоро должны будут умереть; тогда они начинали договариваться между собой таким образом, чтобы один из них убил всех остальных, чтобы таким способом избежать смерти от руки необрезанных. И они приняли решение и все подтвердили его, что один из них, почтенного возраста и известный своей преданностью Закону, предаст их всех смерти...".

Как проповедовал знаменитый раввин Меир из Ротенбурга: "Тот, кто принял твердое решение сохранить верность закону и умереть, если потребуется, мученической смертью, не чувствует страданий под пытками. Его можно побивать камнями или жечь огнем, закопать заживо в землю или повесить, он останется невозмутимым, и ни одна жалоба не сорвется с его губ". Культ мучеников, Акеда (жертвоприношение Авраамом Исаака, - Прим. ред.) поддерживается всеми способами и составляет одну из основных литературных тем, первый и остающийся на протяжении долгого времени единственным сюжет еврейской религиозной драмы (так что у евреев была своя собственная мистерия страстей!). Ее отголоски обнаруживаются и в бытовых деталях: по мнению некоторых раввинов вдова мученика не должна была больше выходить замуж, по мнению других не следовало стирать следы пролитой крови со стен дома, а погибших следовало хоронить в тех одеждах, которые были на них в момент убийства. Культ страдания, систематические доказательства высокой значимости страдания как Божественного наказания, но одновременно и как выражения Божественной любви, придавали этому страданию глубокий смысл и облегчали его. Разумеется, истоки подобных взглядов содержались уже Талмуде. "Страдание драгоценно!" - восклицал раби Акива.

Но это оставалось скорее теоретическим постулатом вплоть до того времени, когда страдания евреев не превратились в постоянную, всеобщую реальность. Отныне каждый отдельный еврей становится участником этой драмы. В этом смысле можно утверждать, что немецкие евреи позднего средневековья оказались первыми, кому было суждено испить до дна чашу страданий народа Израиля. Нельзя утверждать, что они приняли свою судьбу с легким сердцем, тем не менее они гордились этой судьбой.

С полным на то основанием они повторяли знаменитое изречение Талмуда: "Еврейскому народу не подобает радоваться как другим народам". В 1450 году величайший знаток Талмуда XV века Исраэль Иссерлейн дал следующий ответ на вопрос о том, следует ли налагать суровое наказание на отступника, возвращающегося в лоно иудаизма: "Следует иметь в виду, что тот, кто решил вернуться в еврейство, собственноручно налагает на себя постоянную кару, поскольку он отказывается от преимуществ и благ, которыми он пользовался будучи христианином, и принимает страдания и гонения, составляющие участь евреев. Он не должен был терпеть этот гнет, пока он был христианином, так что в сущности он искупил свою вину, когда по доброй воле вновь взвалил его на себя с единственной целью вернуться в еврейскую общину". Все аспекты жизни еврейских общин отражают этот строгий дух покаяния. Только один раз в году, по случаю праздника Пурим, разрешается и даже предписывается полностью отдаться веселью, радости и ликованью, надеть маскарадные костюмы, напиться допьяна, наконец-то рассчитаться с преследователями и сжечь на площади деревянную фигуру Амана, олицетворяющую всех антисемитов. Но даже этот единственный в году праздник был в дальнейшем запрещен христианскими властями, так что вся церемония свелась к символическому топоту ногами и различным шумовым эффектам во время чтения в синагоге Книги Эсфирь.

В остальные дни было очень мало развлечений, и все они были строго регламентированы. Светский театр считался развратом и был строго запрещен, так же как и совместные танцы юношей и девушек даже по случаю свадьбы. Карточные игры допускались лишь в виде исключения, так что в результате лишь шахматы и такие общественные забавы, как шарады на библейские сюжеты, оказались единственными видами развлечений, которые никогда не оказывались под запретом раввинов.

Любые украшения, любые проявления фантазии в одежде были запрещены. Как мужчины, так и женщины носили черные или серые одеяния, и это происходило в эпоху, когда одежды особенно отличались разнообразием цвета и формы. Здесь, как и во многих других отношениях, сложившиеся сами собой еврейские обычаи соответствовали тому, что окружающий мир мог ожидать от них после того, как обязал их носить отличительный круглый знак, В результате христиане начали думать, что у евреев существует специальный религиозный запрет на ношение одежды ярких и светлых тонов, что отнюдь не соответствовало действительности. Это подражательство наоборот заходит так далеко, что на миниатюрах, украшающих некоторые еврейские рукописи, библейские персонажи одеты в темные одеяния и рогатые круглые войлочные шапки, так что они кажутся похожими на немецкие карикатуры того времени.

В этом смысле не было никакой разницы между богатыми и бедными, потому что все были одинаково одеты и подвержены общим опасностям и насмешкам, и даже их язык стал отличаться от языка христианского населения (по всей видимости, на исходе XIII века повседневная речь евреев начинает, отличаться от средневекового немецкого языка: эти различия накапливались и усиливались, так что с XVI века уже существует идиш как самостоятельный диалект): общность судьбы и повсеместное распространение взаимопомощи способствовали преодолению социальных различий, а высокий престиж учения и эрудиции действовали в том же направлении. Некоторые ашкенази считали, что они являлись единственными хранителями подлинной еврейской традиции. Это высокомерное чувство собственной исключительности хорошо видно на примере раввина Ашера бен Иехиэля, одного из учеников Меира из Ротенбурга, который покинул Германию после резни Риндфлейша и прибыл в Испанию, где он стал раввином еврейской общины Толедо и занялся наставлением своей новой паствы. Он высмеивал талмудические занятия испанских евреев и благодарил Господа, что он "уберег его от отравы философии и светских наук".

Суровый блюститель нравов, он к своему ужасу обнаружил широкое распространение сексуальных контактов между евреями и христианками и наоборот. Он требовал, чтобы евреям, преступившим Закон, отрезали нос. И такова была сила воздействия его фанатизма, что Ашер сумел на некоторое время навязать свои порядки этой общине. Разумеется, в этом ему способствовало то обстоятельство, что в Испании уже начали дуть ветры нетерпимости.

Конец средних веков - это эпоха, когда прежние еврейские кварталы превращаются в гетто, двери которого запираются по вечерам на ключ, а жителям которого разрешается появляться на христианских улицах только в дневное время. За этими засовами еврейская община окончательно замыкается в себе; ее члены ведут суровый и набожный образ жизни, мельчайшие подробности которого строго регламентированы.

Монотонная регулярность этой жизни составляла резкий контраст с теми ударами судьбы, которые могли обрушиться на головы евреев каждый день в результате их общения с христианами. Так, это постоянное ожидание беды сочеталось с образом жизни, предопределенным с самого момента рождения. Когда ему исполнялось четыре года, в последний день Шавуот (праздник Дарования Торы) маленького еврея вели в школу, где его обучали основам грамотности: чтобы учение всегда было для него сладким, его первые еврейские буквы делали рельефными и намазывали медом. Первые предложения, которые он должен был прочитать, были вылеплены на пирогах или написаны на яйцах, которые затем дети делили между собой.

Раввины без устали внушали ученикам, что нет ничего более замечательного, чем учение, что помогать бедным детям получить образование является самым богоугодным делом, даже лучшим, чем строительство синагоги. Все маленькие мальчики должны изучать Тору и книги пророков, еврейский и арамейский языки, все они должны были заучить основы Талмуда (Мишну); затем, по мере постижения высоко интеллектуальных областей Гемары происходил отбор, и только самые способные ученики приступали к изучению "Великой Школы" (Мидраш Гадол): если они впоследствии и не становились раввинами, они все равно будут продолжать свои занятия всю жизнь.

В тринадцать лет наступал день Бар-Мицва, религиозная и гражданская зрелость. С этого момента юный еврей считался достаточно взрослым для женитьбы, при этом, разумеется, тщательным образом устранялись все факторы, которые могли бы породить романтический зов пола. Мальчики и девочки ведут раздельный образ жизни, им не разрешается играть или танцевать вместе, браки заключались через посредство профессионального свата, который пользовался высоким престижем. Очень часто будущий жених знакомил со своей невестой только в день подписания брачного контракта Девушек ценили прежде всего в соответствии с их приданым, а юношей по их эрудиции.

Эти поспешные браки приносили обычно многочисленное потомство, поскольку не было абсолютно никаких помех естественной игре максимального воспроизведения - заповеди "плодитесь и размножайтесь". Супружеская верность была правилом; адюльтер составлял редчайшее исключение и к тому же сурово карался. (Позже мы увидим, как некоторые христианские правители впервые в Европе попытаются навязать евреям "контроль над рождаемостью".)

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Поляков Л. История антисемитизма 10 здравый
В течение еще нескольких лет на фоне жестокой борьбы между бургундией
Не из этих изгнаний оказались окончательными