Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
Когда А. С. Бируков узнал, что переводчик умер, он потребовал у А. Н. Голицын дал А. С. Бирукову самую благоприятную характеристику. Комитет министров решил, что цензор нести ответственности за случившееся не может, так как окончательного разрешения на выход в свет книги им дано не было, и напечатанная книга к нему не поступала. Министры пришли к выводу, что в распространении по Санкт-Петербургу книги, еще не получившей окончательного разрешения цензуры, виновен издатель Н. И. Греч (в действительности типографию Греча покинули лишь отдельные листы книги). Тактика защиты цензора была ясна. Он пропустил книгу, которую правительство признало вредной, его могло оправдать лишь то, что в процессе печатания к ней были сделаны прибавления, которые и найдены вредными. Но из его показаний видно, что А. С. Бируков о делаемых прибавлениях был извещен и издание не прекратил. Ссылка его на то, что он планировал изъять все лишнее при итоговой проверке книги, звучит неправдоподобно. Сличение книги с рукописью при выдаче изданию билета на выпуск проводится лишь на предмет того, правильно ли сделана печать, а проверка содержания не ведется. Поэтому все те добавления, что писались с ведома цензора, были автоматически уже пропущены им. Все это было известно Комитету министров, но в ход пошла круговая порука, так как, обвиняя цензора, министры обвиняли и друга царя А. Н. Голицына, к чьему ведомству цензор принадлежал. Гораздо безопасней было возложить всю вину на частные типографии Греча и К. Края, первый из которых подозревался в причастности к возмущению Семеновского полка. Генерал-губернатор зачитал Комитету министров записку о расследовании, проведенном петербургским обер-полицмейстером, в которой значилось, что у книгопродавцев данной книги не обнаружено. Край свидетельствовал, что четыре экземпляра книги взял у него Госснер (издание на немецком языке) 25 или 26 апреля, когда Край еще не знал о его высылке, тогда же он вернул автору первую часть рукописи, вторая копия была представлена генерал-губернатору. Письменного договора об издании книги не было, а по устному соглашению владельцы типографии получили 2700 рублей. Н. И. Греч объявил, что один экземпляр дал генерал-губернатору, и еще по отпечатывании каждого листа отдавал по два его Н. И. Греч свидетельствовал, что исправлял перевод А. М. Брис- Цензор К. К. Поль объяснил одобрение им немецкого варианта книги тем, что она несколько раз издавалась в Виртембергском королевстве и несколько лет ходила в России. Духовные книги, ввозимые в Россию, всегда просматривались в Цензурном комитете иностранных исповеданий. И постановлений никаких по этому поводу не издавалось. В. М. Попов на вопросы к нему ответил, что по возвращении его в Санкт-Петербург в сентябре 1823 г. к нему пришел Госснер и принес две тетради рукописи для сличения с немецким текстом. В. М. Попов взялся их исправить, так как там было допущено много ошибок и слог был скверный, но, не имея времени, изменил одну только тетрадь и отослал Госснеру. Обер-полицмейстер, в свою очередь, сообщил, что В. М. Попов после того как ему было объявлено о высылке Госснера и осуждения правительством его книги, заявил, что пастор Госснер известен ему был как человек истинно христианских правил и образа мыслей и никакими словами или поступками своими, сколько он мог видеть, никогда не давал повода к иному о нем заключению[4]. По мнению обер-полицмейстера, этим своим суждением В. М. Попов выступил против заключения высшего правительства. Обер-полицмейстер предъявил выписку из нескольких статей, правленых рукой В. М. Попова. Приведены были объяснения Попова, Бирукова, Яковкина, Трескинского, Греча и Края. На их основании следствие выявило следующие нарушения в ходе подготовки к изданию «Евангелия от Матфея»: 1. При сличении выяснилось, что книга Госснера, изданная в Германии, та же книга, изданная в России на немецком языке, и ее русский перевод различны по содержанию. Русское издание не было переводом, а являлось самостоятельным произведением. С немецким изданием оно сильно разнится, а русское издание на немецком языке было одобрено к печати позднее русского варианта (31 июня 1823 г.). 2. Так как в книге Госснера содержались толкования на Евангелие, она не подлежала светской цензуре. 3. Госснер русского языка не знал, а переводчик А. М. Брискорн знал плохо, следовательно, перевод делали несколько лиц, что следствием и установлено, но выявлены не все участники. 4. В рукописях И. Ф. Яковкина незаметно почти никаких отметок, упомянутых им насчет мест, несогласных с православием. 5. Цензор знал о напечатанных прибавлениях к переводу, о чем свидетельствуют его подписи. Н. И. Греч свидетельствует, что по отпечатывании каждого листа отсылал экземпляр цензору, и они девять месяцев оставались без внимания. 6. Оправдания цензора не могут быть приняты, так как по окончании печатания цензура не исправляет книгу, а сличает, нет ли расхождений с одобренным текстом. 7. Непонятно, зачем Госснеру, не знавшему русского языка, понадобились напечатанные экземпляры книги и листы для корректировки. 8. Рукопись Госснера обнаружена не была, Край сообщил, что вернул ее автору, чего делать права не имел, а должен был иметь у себя для сличения с напечатанным. 9. Листы 23 и 24 с отметками А. С. Бирукова поступили Н. И. Гречу в марте 1824 г., но исправлений он не сделал. Материалы, доставленные в Комитет министров, позволяли привлечь к суду всех причастных к изданию книги Госснера чиновников. Руководство Соединенного министерства — за то, что книги, «к вере относящиеся», проходили цензуру в светском ведомстве. Переводчиков книги — за то, что они не донесли о крамольном содержании. Цензоров — за нарушение своих прямых обязанностей. Наконец, содержателей типографии — за участие в переводе и халатное обращение с рукописями. Но в течение десяти лет в России на тех же основаниях издавалось множество мистических произведений. Суд над людьми, причастными к изданию «Евангелия от Матфея», мог превратиться в осуждение религиозной политики правительства последних лет. Александр I этого допускать не желал. Главный обвиняемый Госснер, не будучи даже допрошен, был выслан из России. Ни А. Н. Голицына, ни В. М. Попова по поводу содержания книги не опрашивали. Следствие, произведенное обер-полицмейстером, было единственным профессиональным разбором обстоятельств «Дела Госснера». Так как этот доклад делался уже после отставки А. Н. Голицына и упразднения Соединенного министерства, его авторы позволили себе быть беспристрастными. К тому же обер-полицмейстер И. В. Гладкой был близок к православной оппозиции. Архимандрит Фотий так писал о нем: «Он был как честен, так верен, справедлив и неустрашим и ни под каким видом не был склонен изменить в деле веры и верности своей. Сам действовал и других побуждал; все сведения от Фотия и Серафима митрополита старался получить и сам все свои открывал им, дабы едино у всех было действие и ко единому благу»[4]. Проблемы, поднятые следствием, были поставлены совершенно верно. Но, как оказалось в дальнейшем, министры не обратили никакого внимания на острые моменты «Дела Госснера», и оно было «спущено на тормозах». Сам факт того, что главный виновник подрывной книги был выпущен за рубеж с денежным пособием, заставлял министров смотреть «сквозь пальцы» на явные свидетельства умышленности выпуска вредной книги. Далее речь шла не о том, почему подобная книга была написана и переведена, а почему ее разрешила цензура и как печатные экземпляры попали в свет. Правительство пыталось максимально сузить круг обвиняемых, но В. М. Поповым пришлось пожертвовать. Позднее борьба началась и за него, поскольку слишком явна была двойственность в отношении императора к ходу следствия. Общество родилось на гребне патриотической волны |
|
|
|
|
