<<<       >>>   

Через старцев монашеское возрождение влияло на жизнь многих мирян. Духовная атмосфера того времени ярко выражена в книге "Откровенные рассказы странника духовному своему отцу". В ней описывается опыт странствующего русского крестьянина, практикующего Иисусову молитву. Это чрезвычайно привлекательная книга: она поражает своей простотой, хотя и несколько односторонне делает упор на призывании Святого Имени, почти что исключая все прочее. Одна из задач книги - показать, что Иисусова молитва предназначена не только для монахов, но может практиковаться любым христианином при любом образе жизни. В своих скитаниях странник не расстается с копией "Добротолюбия" - вероятно, с его славянским переводом, выполненным Паисием. В 1876-1890 гг. св. Феофан Затворник (1815-1894) издал значительно расширенный перевод "Добротолюбия" в пяти томах, уже не на славянском, а на русском языке.

До сих пор мы говорили в основном о движении, центром которого были монастыри. Но среди выдающихся деятелей Русской церкви XIX в. был также и представитель белого духовенства - св. Иоанн Кронштадтский (1829-1908). В течение всей жизни он осуществлял свое служение в одном месте - в Кронштадте, морском порту и пригороде Санкт-Петербурга. Иоанн всецело отдавал себя приходским заботам: он навещал немощных и неимущих, организовывал благотворительные службы, учил закону Божию детей прихожан, непрестанно проповедовал и прежде всего молился за свою паству и вместе с нею. Иоанн глубоко ощущал силу молитвы; когда он служил литургию, совершенно погружался в нее: "Он не мог сохранять предписанную умеренность литургической интонации: он взывал к Богу, вскрикивал, на лице его выступал пот при виде Голгофы и Воскресения, являвшихся ему с такой потрясающей непосредственностью". Та же непосредственность ощущается и на каждой странице написанной им духовной автобиографии "Моя жизнь во Христе". Подобно св. Серафиму, Иоанн Кронштадтский обладал даром исцеления, чтения в душах и духовного руководства.

Св. Иоанн настаивал на частом причащении, хотя в то время в России миряне причащались обычно три-четыре раза в год. Не имея времени выслушивать по отдельности исповедь каждого, кто приходил к нему, он установил нечто вроде публичного покаяния, когда каждый вслух излагал свои грехи одновременно с другими. Он превратил иконостас в невысокую перегородку, чтобы алтарь и священник в алтаре были видны во время службы. В своем настойчивом призыве к частому причащению и в приверженности к более древней форме иконостаса Иоанн предвосхитил литургическое возрождение современного православия.

Россия XIX в. переживала бурное возрождение миссионерской деятельности. Со времен Митрофана Сарайского и Стефана Пермского русские были деятельными миссионерами. С расширением власти Московского государства на восток открылось широкое поле для евангелизаторской работы среди местных народностей и монголов-мусульман. Но хотя церковь никогда не переставала посылать миссионеров к язычникам, в XVII-XVIII вв. ее миссионерские усилия несколько ослабели, в частности, в связи с закрытием монастырей при Екатерине. В XIX в. миссионерская деятельность возобновилась с новой энергией и энтузиазмом: Казанская академия, открытая в 1842 г., особенно много внимания уделяла миссионерству, осуществлялась подготовка священников из местного населения. Священное Писание и литургия были переведены на многие языки. Только в Казанской губернии литургию служили на двадцати двух разных языках и диалектах. Примечательно, что один из первых лидеров миссионерского возрождения, архимандрит Макарий (Глухарев, 1792-1847), изучал исихазм и знал учеников Паисия Величковского: миссионерское возрождение уходило корнями в возрождение духовной жизни. Величайшим миссионером XIX в. был св. Иннокентий (Иоанн Вениаминов, 1797-1879), епископ Аляски, ныне почитаемый миллионами православных американцев как их главный "апостол".

В области богословия Россия XIX в. порвала со своей чрезмерной зависимостью от Запада. Этим она была обязана прежде всего трудам Алексея Хомякова (1804-1860), лидера движения славянофилов и, пожалуй, первого оригинального богослова в истории Русской церкви. Сельский помещик и бывший капитан кавалерии, Хомяков принадлежал к традиции богословов-мирян, которая всегда существовала в православии. Хомяков отстаивал точку зрения, что все западное христианство, будь оно римско-католическим или протестантским, принимает одни и те же допущения и высказывает одни и те же основополагающие взгляды, в то время как православие есть нечто существенно иное. Коль скоро это так (продолжает Хомяков), православным недостаточно заимствовать их богословие с Запада, как они это делали, начиная с XVII в. Вместо того, чтобы использовать протестантские доводы против Рима и римские доводы против протестантизма, им следует обратиться к собственным первоистокам, вновь обрести исконную православную традицию, которая в своих основных чертах не является ни римско-католической, ни реформаторской, но кафолической. Как заметил друг Хомякова, Ю. Самарин, до Хомякова "наша православная школа не была в состоянии дать определение латинизму или протестантизму, так как, оторвавшись от собственной православной точки зрения, она сама разделилась надвое, и каждая из этих половинок хотя и занимала позицию, противоположную противной - латинской или протестантской, - но не могла встать над нею. Хомяков был первым, кто взглянул на латинизм и протестантизм с точки зрения Церкви, то есть с большей высоты. Вот почему он смог дать им определение". Особое внимание Хомяков уделял учению о церкви, ее единстве и авторитете, и в этой области он внес большой вклад в православное богословие.

При жизни Хомяков почти не оказал влияния на богословскую мысль в академиях и семинариях, но и сюда постепенно приходило освобождение от подражания Западу. К 1900 г. русское академическое богословие находилось на подъеме. Было много богословов, историков и литургистов, глубоко сведущих в западных академических дисциплинах, однако не позволявших западным влияниям поколебать свою православную веру. Последующие за 1900-м годы стали временем значительного интеллектуального возрождения также вне богословских школ. С эпохи Петра Великого атеизм сделался обычным явлением среди русской интеллигенции, но теперь немало мыслителей разными путями возвращались к православию. Некоторые из них прежде были марксистами, например, Сергий Булгаков (1871-1944), позднее ставший священником, и Николай Бердяев (1874-1948). Оба они сыграли выдающуюся роль в жизни русской эмиграции в Париже.

Если вспомнить о жизни Тихона Задонского и Серафима, об оптинских старцах и об Иоанне Кронштадтском, о миссионерской и богословской деятельности церкви в России XIX в., то станет очевидным, что нельзя огульно считать весь синодальный период эпохой упадка. Один из крупнейших историков Русской церкви профессор Карташев правильно сказал:

Угнетение было облагорожено изнутри христианским смирением. .. Русская церковь страдала под бременем режима, но она преодолела его изнутри. Она выросла, расправилась и расцвела на многих и разных путях. Таким образом, период Святейшего синода можно назвать самым блестящим и славным периодом в истории Русской церкви.

15 августа 1917 г., при Временном правительстве (через шесть месяцев после отречения императора Николая II), в Москве открылся Всероссийский церковный собор, заседавший до сентября следующего года. Более половины делегатов собора составляли миряне (епископы и духовенство были представлены 250 делегатами, миряне - 314), но в соответствии с каноническим правом окончательное решение по сугубо религиозным вопросам выносили только епископы. Собор предложил целую программу реформ, а его главным актом стала отмена синодальной формы управления, учрежденной Петром Великим, и восстановление патриаршества. Выборы патриарха состоялись 5 ноября 1917 г. Их результатом стало избрание св. Тихона, митрополита Московского (1866-1925).

Внешние события заставляли участников собора спешить. На первых его заседаниях за окнами слышались залпы большевистской артиллерии, обстреливавшей Кремль, а за два дня до избрания нового патриарха Ленин и его соратники полностью овладели Москвой. У церкви не было времени, чтобы закрепить реформы. Еще до закрытия собора летом 1918 г. его члены с ужасом узнали о жестоком убийстве большевиками св. Владимира, митрополита Киевского. Гонения начались.

--------------------------------------------------------------------------------

[1]Православная Церковь". Библейско-богословский институт ап. Андрея. М., 2001. Стр.108-132
[2]Цитир. в: Baynes and Moss, Byzantium: an Introduction, p. 385.
[3]Цитир, в: В. Pares, A History of Russia (3 ed., London 1936), р. 93.
[4]Цитир. J. Meyendorff, Une controverse sur le role social de l'Eglise. La querelle des biens ecclesiastiques au XVIe siecle en Russie, в журнале Irenikon, vol. XXIX (1956), p. 29.
5. Православным строго воспрещено, под угрозой отлучения, становиться франкмасонами.
[6]Беседа старца Серафима с Н.А. Мотовиловым о цели христианской жизни, М., 1991, с. 22-23.
[7]История отношении Толстого с Православной церковью очень печальна. В последние годы жизни он резко нападал на церковь, и Святейший синод после некоторых колебаний подверг его отлучению (февраль 1901 г.). Когда Толстой умирал в доме смотрителя железнодорожной станции Астапово, один из оптинских старцев отправился к нему, но не был допущен членами семьи писателя.

Кто хочет видеть Меня, пройдет через муки и отчаяние.

Послание Варнавы, VII, 11.

"Атака на небеса"
С октября 1917г., когда большевики захватили власть, и примерно до 1988г., когда русское христианство отпраздновало свое тысячелетие, православная церковь в Советском Союзе находилась на осадном положении. Интенсивность преследований варьировалась на протяжении этих семидесяти лет, но основная позиция коммунистических властей оставалась неизменной: религиозная вера во всех ее проявлениях считалась заблуждением, которое следует подавлять и искоренять. По словам Сталина, "партия не может быть нейтральной по отношению к религии. Она ведет антирелигиозную борьбу против всех и всяческих религиозных предрассудков"[2]. Чтобы оценить всю весомость сталинских слов, следует вспомнить, что при советской коммунистической власти партия фактически означала государство.

Таким образом, с 1917 г. православные и другие христиане оказались в ситуации, не имевшей прецедентов в предыдущей христианской истории. Хотя Римская империя периодически преследовала христиан, она никоим образом не была атеистическим государством, враждебным к религии как таковой. Турки-османы не были христианами, однако поклонялись единому Богу и, как мы видели, проявляли достаточно большую терпимость по отношению к церкви. Но советский коммунистический режим по самым своим фундаментальным принципам был режимом агрессивного, воинствующего атеизма. Он не хотел довольствоваться нейтральным разделением церкви и государства, но всеми прямыми и косвенными средствами старался разрушить организованную церковную жизнь и уничтожить всякую религиозную веру.

Едва придя к власти, большевики принялись воплощать свою программу в жизнь. Законодательство 1918г. запретило церкви всякое участие в образовательной системе и объявило церковное имущество конфискованным[3]. Церковь утратила все права, она просто перестала существовать как субъект права. Конституционные нормы в отношении церкви все более ужесточались. Если конституция 1918 г. дозволяла "свободу религиозной и антирелигиозной пропаганды" (ст. 13), то в "Законе о религиозных объединениях" 1929 г. это положение было переформулировано: теперь речь шла о "свободе религиозной веры и антирелигиозной пропаганды". Немаловажное различие! Христианам предоставлялась - хотя бы в теории - свобода веры, но не дозволялась никакая свобода пропаганды. Церковь рассматривалась как чисто культовая ассоциация. В принципе ей было позволено проводить религиозные службы, и на практике - особенно с 1943 г. - существовало некоторое количество храмов, открытых для богослужений. После 1943 г. церковь также получила разрешение содержать несколько учебных заведений для подготовки священников и в ограниченном количестве выпускать церковную литературу. Но помимо этого ей не было позволено почти ничего.

Иными словами, епископам и священникам запрещалась всякая благотворительная или социальная деятельность. Посещение больных сурово ограничивалось, пастырская работа в тюрьмах, больницах, психиатрических клиниках была невозможна. Приходские священники не имели права организовывать никаких кружков или учебных групп для молодежи. Им не дозволялась катехизаторская работа в воскресных школах для детей. Единственной возможностью наставлять паству были проповеди во время церковной службы. (Часто священники пользовались этой возможностью сполна. Я вспоминаю, как присутствовал на литургии в 1970-х годах. Четыре или пять проповедей следовали одна за другой, собрание верующих слушало, затаив дыхание. По окончании проповедника провожали возгласами благодарности. На Западе такого обычно не происходит!) Духовенство не могло создать приходской библиотеки, так как единственный вид книг, которые дозволено было держать в церкви, составляли богослужебные книги. Оно не имело права распространять среди паствы брошюры или учебно-религиозную литературу, пусть даже самого элементарного характера; даже издания Библии были большой редкостью и продавались на черном рынке по баснословным ценам. Но хуже всего было то, что все духовные лица, от епископа до скромного приходского священника, должны были испрашивать у государства разрешение на право осуществлять свое служение и подлежали строжайшему и неусыпному надзору органов госбезопасности. Каждое слово, произнесенное священником во время проповеди, тщательно фиксировалось. Целыми днями бдительные и враждебные глаза следили за тем, кто приходит в церковь для крещения или венчания, исповеди или частной беседы.

Тоталитарное коммунистическое государство сполна применяло все средства антирелигиозной пропаганды, лишив церковь всякого права отвечать на нее. Прежде всего в школах было введено систематическое антирелигиозное воспитание. Учителя получали инструкции следующего содержания:

 <<<       >>>   

Церковь пользовалась правами

Православные в америке имеют десять богословских школ православия америке
Подобно стяжателям
Русская православная церковь в изгнании