<<<     ΛΛΛ     >>>   

Валентин является самым ярким выразителем западного или александрийского гностицизма и, может быть, весьма характерным представителем, как и Карпократ, гностицизма вообще. По крайней мере, Ипполит II свидетельствует, что школа Валентина распалась на западную, италийскую и восточную. Значит, в ней находились зародыши и восточного гносиса. И св. Ириней приписывает Валентину какую-то особую роль в истории гностицизма, говоря, что "Валентин - первый, придавая древним учениям гностической ереси особый характер, учил так...", и, между прочим, сам производит учение Валентина от восточных гностиков, офитов. По представлению Иринея, валентинианство есть "сокращение всех еретиков", и тот, кто "поразит" его, опровергнет всякую ересь.
Что касается личности Валентина, то, как видно из немногих сохранившихся фрагментов его сочинений и из приписываемой ему системы, - это был человек столь богато и разнообразно одаренный, что вряд ли среди гностических учителей, людей, как правило, небесталанных, можно найти ему равных. Он был глубокомысленным философом, воспринявшем дух и идеи отчасти Платона, отчасти Пифагора, проникновенным моралистом, озабоченным вопросом о зле и грехе, знакомым с учением ап. Павла, но не понявшем его основной этической проблемы, прекрасным оратором и, самое главное, редким властителем дум и руководителем совести других. Как незаурядная и обаятельная личность, Валентин имел многочисленных последователей во всех уголках тогдашнего мира. Но, очевидно, он проводил в жизнь афоризм одного из своих учителей (Василида): "ты знай всех, а тебя пусть никто не знает". Он оставался загадкой для своих многочисленных последователей... Лишь немногие отчасти предугадывали цель, к которой стремился Валентин, но и они, должно быть, не проникали в сокровенные мысли своего учителя. Св. Ириней жалуется, что среди последователей Валентина нельзя встретить хотя бы двух, чтобы они об одном и том же говорили одно и то же и не противоречили друг другу не только в именах, но и в сущности. Очевидно, семя, из которого развилась вся система Валентина, осталось сокрытым даже для его ближайших учеников. Вот почему каждый из них, выдавая себя за последователя Валентина, в то же время развивал свое собственное, в сущности, учение.
<...> Для знакомства с подлинным учением Валентина мы имеем только несколько фрагментов. Из них видно, что они написаны человеком, образованным в духе пифагорейской и платоновской философии. Основа же учения Валентина была чисто мистической. По словам Ипполита, "Валентин утверждает, что он сам видел новорожденное дитя. На вопрос Валентина: "Кто ты?", дитя ответило, что оно - Логос. Затем, рассказав некий трагический миф, Валентин пытается утвердить на этом ересь"... Из сохранившихся фрагментов Валентина, начнем с отрывка из его псалма, приведенного Ипполитом: "В духе я вижу все зависимым от эфира, созерцаю в духе все содержимым: плоть (созерцаю зависимой) от души, душу - от воздуха, воздух - от эфира, плоды - выносимыми из глубины, младенца - от матери"...
В одном из фрагментов у Климента Александрийского ясно выражается взгляд Валентина на трехчастный состав (трихотомия) всего существующего. Валентин учил о невидимом Боге, из которого исходят сизигии и непарные образы. На основании этих образов создается мир феноменов, не имеющий непосредственного отношения к невидимому Богу. Создателем мира по образам невидимого Бога является демиург. О происхождении демиурга рассказывает кн. Бытия под чувственным образом создания человека. Существом, содействующим демиургу была София, называемая "художником"; ее задача заключалась в том, чтобы сообщить созданию образ невидимого Бога. В этом мире душа занимает посредствующее положение: с одной стороны, она - дуновение различающего духа, с другой - принадлежит феноменальному миру. Но это вдохновение различающего духа произошло неведомым демиургу образом и осталось ему неизвестным.
Следующий фрагмент... проясняет мысль о создании человека. Из него видно, что учение Валентина в этом вопросе подобно доктринам других гностиков, например Саторнила, Василида. Ангелы-мироздатели образовали лишь форму человека из глины. Поэтому они были объяты страхом, когда их произведение начало издавать звуки, так как в него было вложено нечто "через невидимое семя высшей сущности". Собственно, причина страха кроется не во внешней внезапности явления, но глубже, в боязни воскресения в созданном существе первичного человека. Поэтому "они устрашились и тотчас испортили свое дело". В чем состояла порча - из приведенного текста понять трудно. Но в другом фрагменте говорится о мистической власти ангелов над человеческим сердцем. "Ибо многие духи, живущие в нем (т. е. в сердце), не позволяют очищать (его), но каждый из них творит свойственные ему дела, постоянно издеваясь над желаниями, несогласными (с ним)... таким образом (и) сердце, пока провидение не управляет (им), - нечисто и является жилищем множества духов". В этой бессильной борьбе человека с опутавшими его злыми духами у него есть только один могучий помощник, "один есть праведник, явление которого последовало через откровение сына, и от него одного сердце может стать чистым, когда будет изгнан из него всякий злой дух".
Об Иисусе Христе есть замечание еще в одном фрагменте, в письме к некоему Агафоподу. Здесь Христос представлен как образец непобедимого борца с искушениями, пример воздержания, благодаря чему "Иисус снискал божественность". Он ел и пил свойственным ему образом, обратно пищи не извергая; такова была у него сила воздержания, что пища в нем не портилась, так как он сам не был подвержен тлению. Этот фрагмент несколько темен. Де-Файе понимает его так: "Валентин рассматривает Плоть как нечто дурное. Она - седалище зла. Тело - враг. Поэтому он приписывает Иисусу тело призрачное; тело ест и пьет, однако не переваривает, оно не знает физической нужды (или потребностей)"...
В одном из фрагментов у Климента Александрийского мы находим указание на обычное гностическое деление людей у валентиниан на классы, и среди них разряд привилегированных, т. е. пневматиков. "Вы бессмертны по (самому своему) происхождению, - говорит Валентин в одной из своих бесед, - и являетесь чадами жизни вечной; вы пожелали принять участие в смерти, чтобы истощить ее и изгладить, чтобы в вас и через вас смерть прекратилась. Когда же освободите мир, то сами не исчезнете, а будете господтвовать над созданием и всяким тлением". Сам Климент видит в этом изречении указание на общность взглядов Валентина и Василида на особую группу людей, спасаемых в силу своего происхождения. Но у Валентина такое воззрение противоречит его же представлению об Иисусе Христе как "едином праведнике", имеющем силу очистить человеческое сердце от злого духа.
Нам остается упомянуть еще об одном отрывке, который трудно как-либо связать со всем вышеприведенным, но который свидетельствует об эклектическом, синкретическом характере учения Валентина. В одной гомилии "о друзьях" он говорит: "Большая часть изречений народных книг находится в церкви Божией, ибо речи, исходящие из сердца, общи всем, они есть закон, написанный в сердце".
Уже из этих немногих фрагментов сочинений гностика Валентина видно, куда устремлялись его взоры и к чему тяготела его мысль. Вопросы этические и сотериологические прежде всего привлекали его внимание. Перед ним, как и пред другими гностиками стоял вопрос - откуда зло? Ответ: зло, страдания - от ангелов-демиургов. Они "испортили" душу, происходящую из высшего мира; злые духи завладели ею и сделали из нее вместилище пороков...
Хотя зависимость Валентина от греческих философов не вызывает сомнений, однако при разрешении основной этической проблемы он не следует им. По понятиям Сократа, Платона, стоиков и др., зло относится к области теоретической, интеллектуальной и имеет свой источник в неправильном знании, в ошибочных суждениях. Валентин же, выдвигая проблему зла на первый план, вскрывает его глубоко органические корни... )
2. ВАЛЕНТИНИАНСТВО
Валентин был, как уже было замечено ранее, самым популярным гностиком и имел многочисленных последователей. Валентин успел побывать с проповедью своего учения или распространить его иным способом в М. Азии, Сирии, Кипре, Египте и Риме; его последователи во множестве наводнили, во времена Иринея, южную Галлию и стали представлять собой реальную угрозу христианской церкви. В IV-ом в. Епифаний встречает валентиниан в Египте. Но для Феодорита валентинианство было уже делом прошлым; он относит время его распространения к царствованию Антонина I. Ипполит II, которому, как предполагает Липсий, случайно попало в руки в 223 г. главное сочинение валентиниан, делит их на две школы - на анатолийскую. (восточную) и италийскую (западную). К первой он относит Аксионика, известного еще из сочинений Тертуллиана, и Ардесиана (вероятно - Варденса); ко второй - Гераклеона и Птоломея. Главным различием в системах этих школ является, по его мнению, то, что италийцы учили о психическом теле Христа, а анатолийцы - о пневматическом. Так как других расхождений не указано, то, очевидно,, первоначальное деление валентиниан было лишь географическим, и лишь потом начались сколько-нибудь серьезные расхождения...
Прежде чем начать речь об отдельных учениках и последователях Валентина, мы изложим некоторые системы, находящиеся у ересеологов и относящиеся к валентинианам вообще. Они приведены в ряде работ Иринея, Ипполита II, Феодорита и Епифания. Причем Ириней и Ипполит описывают италийцев, остальные же - анатолийцев.
Во главе всего, согласно описанию, представленному Иринеем, находится диада, производящая посредством эманации новую двоицу. Эта четверица образует далее еще две. диады, или сизигии, образуя совместно с ними огдоаду. Две последние диады производят, 22 силы, имена которых приводятся Иринеем: "Глубинный", "Смешение", "Нестареющий", "Единение", "Самородный" (Автократор), "Удовольствие", "Неподвижный", "Слияние", "Единородный", "Блаженная", "Утешитель" (Параклит), "Вера", "Отчий", "Надежда", "Материнский", "Любовь", "Вечный", "Разумение", "Церковный", "Блаженство", "Желанный" и "Премудрость" (София). Всего, таким образом, получилось 30 эонов, которые образуют Плерому (Полноту).
Виновником дальнейшего космогонического процесса является последний эон - София, у которой рождается страсть объять, постигнуть величие Отца. Это становится причиной ее выпадения за пределы Плеромы и происхождения мира. Став "матерью" всего сущего, София вместе с тем явилась и матерью Христа, которого родила, "вспоминая о лучшем", сообща с некоей "тенью". Христос отсек от себя тень и вошел в Плерому. Из-за этого его поступка мать лишилась духовной сущности и произвела на свет другого сына - Демиурга или правого архонта, а также и левого князя или Диавола. София, будучи матерью Христа, Демиурга и Диавола, т. е. представителей мира пневматического, психического и хтонического, таким образом является матерью всего созданного.
От Христа Валентин отделял Иисуса и о происхождении его учил будто бы очень неопределенно, то приписывая рождение его зону "Желанный", который после отпадения Софии лишился своей пары, то Христу, то одной из сизигий. Св. Дух также произведен эоном и его задачей является забота о брачной жизни эонов и, как следствие этого, насаждение истины. Хотя изложенная система приписывается Иринеем самому Валентину, она скорее принадлежит Птоломею или какому-то из его учеников...
Ряд особенностей, не встречавшихся ранее, можно выделить в описании учения валентиниан у Ипполита II. Он поставил как бы своей задачей доказать, что "Валентин, Гераклеон, Птоломей и вся их школа - ученики Платона и Пифагора", а не Христа. Защищая будто бы "чистый догмат пифагорейский", они во главу всего ставили Неизвестного Отца, лишенного женского начала, абсолютно единого. Отец был - всецелая любовь. Однако, любовь - не любовь, если у нее нет предмета любви. Поэтому единый Отец путем эманации произвел диаду, ставшую принципом, госпожой и матерью всего в Плероме. Эта диада, подражая Отцу, производит вторую диаду, вторая - третью. Первая диада, в благодарность "отцу всего", производит совершенное число эонов - десять. Вторая диада также производит зоны, но уже менее совершенное число - двенадцать. Всего, таким образом, производится 28 эонов. Имена эонов, приведенные Ипполитом, почти те же, что и у Иринея, объяснение же отпадения Софии - несколько разнится. По Ипполиту, Софии стало любопытно, как это Отец, не состоя в сизигии, произвел из себя все сущее. Она не приняла во внимание той громадной пропасти, которая лежала между ними, и сама произвела бытие "безобразное и нестройное". Вследствие этого среди эонов Плеромы явились незнание и безобразность. Напуганные этим зоны просили Отца успокоить огорченную неудачами своего творения Софию и прекратить возникший беспорядок.
По приказу Отца первая диада производит новую сизигию - Христа и Св. Духа, дабы те упорядочили и отделили неудачное создание Софии, а также утешили и успокоили ее саму. Они выделяют из Плеромы несовершенное творение, а Отец эманирует еще один эон, дабы тот ограждал Плерому от подобных безобразий в дальнейшем.
София с огдоадой, в отличие от Христа и Св. Духа, осталась вне Плеромы. Все же прочие зоны, желая порадовать Отца, совместно произвели новый эон - Иисуса. Между тем София, оставшись одна, испугалась и затосковала, и в своей скорби обратилась к Христу. Тот, сжалившись над нею, послал к ней Иисуса. Иисус, утешая Софию, заметил, что появившиеся у нее страсти - страх и печаль, мольба и беспокойство - результат гибели в ней ряда ее сущностей. Чтобы вернуть ей субстанциальные сущности и избавить от страстей, Иисус создал из страха - психическую сущность, из печали - хтоническую, из беспорядка - демоническую, а из чувства оставленности и беспомощности - раскаянье; и способность к возвышению. Все это называется "правым". Демиург возник из страха, но, вместе с тем, он есть огонь, как говорит о Себе Господь: Я - есмь огонь твой, уничтожающий и истребляющий. Все эти сущности составляют гебдомаду, которая находится ниже огдоады, где София и Иисус, и выше материи, где царствует Демиург. Если что-либо из гебдомады уподобляется высшей области, то становится бессмертным и восходит в огдоаду - небесный Иерусалим; а уподобляющееся низшей области, т. е. предавшееся страстям, - погибает. Ниже Демиурга находится Диавол, князь этого мира, а под ним - Веельзевул, демоническая сущность, созданная из страсти оставленности, полного лишения. Выше же всего в этом царстве, находящемся вне Плеромы, стоят София и Иисус.
Демиург создает души и заключает их в тела, изготовленные из дьявольской, хтонической материи. Таким образом, психический, внутренний человек живет в хтоническом теле. 'Все пророки и закон, будучи неразумными и ничего не сознававшие, говорили о неразумном боге Демиурге. По апостолу тайна им не была открыта (Еф. III, 9,10). Когда же закончилось творение и наступило время откровения сынов Божиих, т. е. Демиурга, родился Иисус от Девы Марии, согласно Писанию (Лк. 1, 35), через схождение на нее Св. Духа, т.е. Софии, и силы Вышнего, т.е. Демиурга. Демиург приготовил тело; Св. Дух создал небесный Логос - нового человека... Таким образом все исправляется: через Христа устраняются беспорядки среди эонов, через него же (и Иисуса) утешается София, находящаяся вне Плеромы, наконец, для спасения душ, заключенных в хтонические тела, рождается от Девы Марии Иисус-Спаситель. Итак, у валентиниан - три Христа...
Excerpta ex Theodoto служит новым доказательством того, что не было большого различия между восточной и западной школой валентиниан... О высших началах и о Плероме речь идет в 29, 6 и 7 параграфах этой работы. Во главе всего стоит "неведомый Отец", который "восхотел, чтобы зоны познали Его, и через помышление о самом себе, с целью познать себя, Духа познания, сущего в гносисе, произвел Единородного... Дух же любви, произойдя от истины, как гносис от помышления, смешался с духом познания, как отец с сыном и помышление с истиной"... Далее космогония в целом подобна вышеприведенной.
О создании человека или, собственно, человеческой души Excerpta говорят в разных местах не вполне согласно: по разд. 53 сама София тайно влагает в душу Адама пневматическое семя; по разд. 2 в психическое тело избранной душе было вложено Логосом семя мужское, которое есть истечение семени ангельского. В последнем случае душа является как бы двусоставной; и действительно, в другом месте мы встречаем указание на двойственность души (разд. 51, 52). От Адама происходят три породы людей: неразумные (от Каина), разумные и справедливые (от Авеля) и пневматики (от Сифа); есть еще и четвертый, наиболее многочисленный род - хтонический. Первые три рода бестелесны, четвертый одевается "кожанным хитоном". Последние - "неизбранные". Избрано семя духовное (разд. 2, 26), оно составляет церковь (разд. 4, 9), действовавшую еще в Ветхом Завете (разд. 24).Но и избранные нуждаются в искуплении, чтобы проникнуть в Плерому. Ради падшей Софии и чтобы избавить нас от страданий и приобщить себе, сходит Христос, по смирению не как ангел, но как человек (разд. 4). Он имел духовное "тельце" от Софии. И голубь, которого валентиниане называли духом помышления Отца, сошел телесным образом на плоть Логоса. Во время страданий Логос передал Софию Отцу..., чтобы не быть удержанным "левыми" силами, и, вместе с тем, он передал все духовное семя - избранных.
Значение пришествия Христа заключалось в том, что он (у пневматиков, конечно) пробудил душу от сна и возжег искру... и по воскресении своем, вдунув апостолам дух, устранил от себя дуновением землю, как пепел, и отделил, возжег искру и оживотворил. Как рождение Спасителя, учат валентиниане, избавило нас (пневматиков) от существования (т. е. среди кеномы и истеримы), так и крещение его освобождает нас от огня. Через крещение дух изливается на всех членов церкви, "род избранный". Окончательное единение с зонами или ангелами в Плероме - это последнее чаянье пневматиков. Род "праведных" будет находиться в одном "месте", а прочие понесут наказание во мраке среди "левых", подвергаясь огненным мучениям. При завершении всего верные души, находящиеся у Демиурга, возвратятся в огдоаду, а пневматики, оставив свои души, сделавшись духовными зонами, вместе с матерью, несущею своего жениха, взойдут со своими женихами-ангелами на брачный пир, в лицезрение Отца, и вступят с ними в духовные вечные браки. Это будет общий брачный пир всех спасенных, когда все уравняются и познают друг друга...

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Зародившееся, вероятно, в месопотамской равнине, на развалинах Ассиро-Вавилонского царства, гностицизм двинулся на запад - в Сирию, Малую Азию, Египет и Рим... Главной силой его было то, что он наиболее основательно отвечал главным запросам тогдашнего мира, удачно решал проблему, над которой трудился древний мир - именно о страданиях человеческой души. Как видим, вопрос о спасении души составил то семя, зерно, из которого развился весь гностицизм. Вероятно, вавилонские маги, занимавшиеся судьбами души, пришли к мысли, что вся причина зла в той нечистой власти, которая господствует в воздушных сферах, окружающих человека. Отсюда мысль и воображение, развиваясь ввысь и вширь, пришли к заключению, что существует более высокое божество, а также и враждебное ему низшее царство, тартар.
Разумеется, нет возможности даже приблизительно прочертить траекторию развития гностических систем, но исходный их пункт определить нетрудно. Бесспорно, верно и то, что в гностических учениях нашли для себя место и древние религии, и мистические, и философские, и этические системы. Синкретический характер гностицизма не вызывает сомнений, но в этом-то и заключена его громадная сила. Гностицизм впитывал в себя, поглощал и ассимилировал все, чем жил в духовном отношении древний мир. Поэтому неудивительно, что в нем находили удовлетворение широкие народные массы, увлекавшиеся магией и теургией. К нему, к его мистериям влеклись души сентиментальные и мистические. Поставленные и решаемые им вопросы о происхождении зла и страданий, а, как следствие этого, - и вопрос о происхождении мира и человека - захватывало людей, склонных к поверхностной метафизике. К этико- практическому учению гностицизма тяготели люди с сильной волей, привыкшие господствовать над страстями, а равно и те, кто привык потакать страстям и различным плотским порокам. Первым предлагался аскетизм, вторым - разнузданный либертинизм.
Но на своем пути гностицизм столкнулся с христианством, и тогда началась его драма, или даже трагедия. Христианство было озабочено тем же, что и гностицизм - спасением души, но вместо фантастических и мифических способов гностиков, предлагало средства вполне реальные, истинные и, в то же время, - сверхъестественные. Гностицизм, бессознательно почувствовав в христианстве абсолютную религию, захотел привлечь его в качестве союзника и начал делать все возможное, чтобы извлечь из христианства максимум полезного для себя. '' Среди гностиков было немало людей интеллектуальных и философски образованных - с их-то помощью гностицизм и попытался узурпировать основные источники христианства... Гностицизм наполнил их своим содержанием и выдал за подлинное учение Христа... Христианские таинства он стал ассимилировать со своими мистериями - и обрядовой стороной воспользовался очень широко. Гностицизму казалось, что, обобрав христианство, обогатившись за его счет, он сделает его бессильным и ненужным и станет на его место. Но жизнь показала всю утопичность подобных расчетов... Ассимиляция столь разнородных и чуждых друг другу явлений гностикам не удалась. Скоро и сама церковь прочувствовала инородность гностицизма и отторгла его от себя. "Христианство стало той скалою, о которую разбился бурный поток гностицизма, растекся отдельными ручьями, чтобы постепенно затеряться в глубине веков...

Понятие о науке. История христианской Церкви, как дисциплина, есть изучение прошлого в жизни Церкви и изложение его в систематическом порядке, т.е. в хронологической последовательности и прагматической связи.

Предмет и характер науки точнее определяется и яснее выступает из названия, данного ей еще историком IV-го в., еп. Евсевием Кесарийским εκκλησιαστική ιστορία, ς.е. из слов ιστορία θ εκκλησία. Ρлово ιστορία, κак и ιστωρ, οроисходит от οιδα, κоторое в противоположность к γιγνώσκο ξзначает знание фактическое, полученное путем наблюдений. 'Ιστορία εсть расспрашивание, разузнавание людьми о чем либо совершившемся, когда личным свидетелем этого почему либо не удалось быть. В этом случае, с первого взгляда, смысл греческого слова ιστορία κак будто верно передается немецким Geschichte, но на самом деле между ними есть значительное различие: Geschichte, от geschehen, способно обозначать все случившееся; однако первый греческий историк, отец истории, Геродот в своем повествовании, например, о скифах сообщает лишь, по его мнению, замечательное, характерное, заслуживающее внимания современников и потомства. Такой смысл утвердился и в общечеловеческом сознании: "историческое" — это нечто важное, серьезное, великое, — так, чтобы вспомнить "дни древние" и "поучиться из них." Следовательно, под историей разумеется теперь повествование о замечательных событиях прошедшего времени, о которых рассказ интересно получить из уст очевидца, во всяком случае, от лица хорошо осведомленного, словом, из источника вполне достоверного. Εκκλησία οроисходит от καλέω, καλειν — ηвать, призывать, приглашать. По закону афинского законодателя Солона, εκκλησία — ύто чрезвычайное собрание всего народа для разрешения самых важных государственных дел, превышавших полномочия постоянного управления или βουλή. Θдея весьма ясная и богатая своим содержанием. Но она сохранена только у тех народов, которые удержали это слово. Например, римляне точно передали это слово, переписав его латинскими буквами — ессlеsia, а от них заимствовали нации, ставшие христианскими благодаря римской Церкви, например, французы — eglise, итальянцы — chiesa, испанцы — iglesia. Славянское слово "церковь" уже лишено указанной идеи. Древне-славянское слово "цръкы," церковь, немецкое Kirche происходят от греческого τό κυριακόν, χто означает собрание верующих, принимающих живое, деятельное участие в жизни и событиях Церкви. В евангелиях слово "εκκλησία" βстречается лишь три раза и это именно в евангелии Матфея (16:18): "Созижду Церковь мою" и в гл. (18:17): "Скажи церкви: а если церкви не послушает..." В посланиях же апостольских, особенно у Апостола Павла — слово εκκλησία θ сродные ему — κλησις, κλητος — σпотребляются очень часто. Конечно, Иисус Христос проповедовал своим современникам по-арамейски и вероятно воспользовался для названия церкви арамейским эдма. Однако, апостолы и последователи Христовы, знавшие, разумеется, наряду с греческим и арамейский или сиро-халдейский язык, — несомненные свидетели в пользу того, что употребленное ими, как переводное греческое слово "εκκλησία" ςочнейшим образом соответствует арамейскому слову в устах Иисуса Христа.

Церковь (η εκκλησία του Χριστου — Μф. 16:18; 1 Кор. 10:32; Гал. 1:13) есть основанное и руководимое Иисусом Христом, Сыном Божиим, общество верующих в Него, освящаемых Духом Святым в таинствах в надежде очищения от грехов и спасения в будущей жизни. Церковь не только земное учреждение; она преследует неземные цели: осуществление среди людей Царства Божия, приготовление их к Царству Небесному (τήν βασιλείαν του Θεου, του Χριστου, των ουρανων). Ξтношение между Церковью, Царством Божиим и Царством Небесным не поддается уяснению. В Церкви два элемента или фактора — божественный и человеческий. Основание Церкви, руководство ею и все освящающие действия от Бога. Объект же спасительных воздействий, среду, материал представляют люди. Однако, человек не есть в Церкви элемент механический, люди не суть среда пассивная. Против механического взгляда на людей уже самое наименование Церкви εκκλησία, κак показано выше. В христианской Церкви человек участвует своею свободною волею в собственном спасении и устроении Царства Божия на земле. Без свободного деятельного участия человека, Бог не может спасти его. — Собственно изучению церковной истории и подлежит элемент человеческий, его развитие, его изменения, под влиянием или воздействием божественного фактора. Сам же по себе божественный фактор, как вечный, неизменяемый, не подлежит истории, выходит из границ её.

История христианской Церкви есть, с одной стороны, наука историческая; этим определяется предмет вообще и указывается метод исследования: как наука историческая, церковная история излагает перемены в прошлой жизни Церкви, пользуясь историческим или индуктивным методом.

С другой стороны, церковная история есть наука богословская, входит в семью богословских наук и здесь занимает свое определенное место.

Задача и метод. Изображению церковной истории подлежит все то, в чем выразилась и выражается жизнь общества Господня, именуемого Церковью, устрояющею вечное спасение людей. Задача истории не просто, так сказать, описать действительность и познать её без преследования каких либо побочных целей, при соблюдении полной объективности, но сделать понятным целое историческое развитие, все изменения и, насколько возможно, объяснить ход истории. Церковная история есть один из отделов, частей или сторон общего человеческого развития; уже в силу этого она не может быть изолирована от всеобщей истории. С другой стороны, есть и большое различие между ними. Если светская, гражданская история имеет в виду земное, политическое, культурно-просветительное развитие народов (человечества), то церковная история изображает стремление людей к вечной, небесной цели — спасению их душ.

В частности, задача церковной истории заключается в том, чтобы в подлежащей области: а) собрать факты, извлечь данные из всех соответствующих областей, характеризующие жизнь Церкви, словом, приобщить к делу весь доступный исторический материал, б) изучить его критически, установив подлинное, автентичное, отвергнув подложное, фальсифицированное и указав сомнительное и в) наконец, изложить весь добытый и критически проверенный материал с соблюдением должных правил. Очевидно, что изложение исторических фактов не может быть простым летописным повествованием о событиях, а должно быть составлено по историческому методу. Факты нужно расположить в строго хронологическом порядке. Только такой порядок даст возможность понять факты в их естественном, закономерном, генетическом развитии и поможет установитьпрагматическую связь между ними, как между основаниями и следствиями, причинами и действиями. Конечно, в полной совершенной степени исторический метод не применим в церковной истории, поскольку входит в неё божественный элемент, не подлежащий учету со стороны человеческого исследования. При помощи чисто исторического метода, например, мы не можем выяснить ни происхождения христианства, — поскольку оно есть дар с неба, — ни главных эпох в его развитии, почему, например, не удалось язычеству — ни его внешней политической государственной силе, ни внутренней - философской, интеллигентной — уничтожить христианства в течение II и III в. и предупредить его победу в IV в.

 <<<     ΛΛΛ     >>>