<<<       >>>   

Не только префект, но множество друзей, знакомых и родных умоляли Филея поберечь жизнь свою. Он остался непреклонен. При допросе был приятель его, Филором, один из главных чиновников города. Он говорил присутствующим: "Для чего хотите вы сделать его неверным Богу? Разве вы не видите, что он даже и не слышит слов ваших, а весь занят будущей славою?" Филором был тоже осужден и казнен вместе с Филеем.

Огромное количество христиан было сослано в рудники, претерпев сперва истязание. Вырывали им глаз и место глаза прижигали раскаленным железом, и подрезали жилу правой ноги. В Палестине правители не щадили никого; призывали поголовно всех в языческие капища, даже детей, и непокорявшихся предавали страшным истязаниям. Множество христиан шло добровольно на казнь. Так, однажды, в Кесарии палестинской юноша, по имени Апфиан, подошел к префекту в то самое время, как тот совершал возлияние богам и, остановив его руку, стал говорить ему о суетности идолопоклонства. Юношу тотчас же схватили и, замучив до полусмерти разнообразными истязаниями, бросили в море. Тут же смерть претерпел вслед за тем и брат Апфиана, Едесий. Он был человек ученый и много пострадал за веру. Долго он томился в темнице, долго работал в рудниках; но никакие страдания не могли погасить в нем любви к Богу и христианской любви к близким. Возвращаясь с рудников, он в Александрии увидел, что судья, допрашивая христиан, обращался с ними бесчеловечно. Едесий не сумел сдержать своего негодования и, подошедши к судье, стал укорять его. Судья велел тотчас же схватить его и предать истязаниям. Едесий перенес терпеливо пытки и был, наконец, потоплен в море.

Прежде нежели окончилась лютая скорбь для христиан, Господь определил совершить суд Свой над их гонителем императором Галерием.

В девятый год от начала гонения гнев Божий на Галерия открылся болезнию, вначале самою легкою и незначительною, но впоследствии страшною и не исцельною. На нижней части чрева является небольшой нарыв; когда употреблено врачебное оружие, рана закрывается; но вдруг, раскрывшись, источает такое множество крови, что жизнь больного становится в опасности. Рана опять закрывается, но, открывшись, вновь источает последний остаток крови. Бледный, изможденный больной совсем лишается сил. Вызваны отвсюду знаменитые врачи; но их искусства и старания не могли помочь тому, на коем тяготела карающая десница Божия. Обращаются к идолам, вопрошают Аполлона и Эскулапа, но как хитрости жрецов или темной силы вражией воспрепятствовать исполнению грозного суда небесного? Аполлон указывает на одно врачевство; но им страдания больного не облегчены, а еще умножены. В теле начинается гниение и проникает во внутренность; в утробе рождаются черви; нестерпимое зловоние наполняет не дворец только, но весь город, где находится страждущий; болезненные стенания его и вопли потрясают душу каждого, никто без ужаса не может смотреть на него – измученного, обезображенного: от главы до язвы все усохло так, что видна была одна пожелтевшая кожа на костях; другая часть сустава представляла такую массу, в которой по причине опухлости не осталось и признаков членов человеческих. И в сих страшных, неслыханных страданиях Богу угодно было продолжить жизнь больного на целый год!

По внешнему виду нельзя было узнать Галерия, но по сердцу он оставался тем же Галерием. Страдания христиан, по воле его, продолжались; врачи, которые отказывались помочь ему или не сносили нестерпимого зловония, все преданы смерти. Нашелся, наконец, один из них, понявший и причину болезни, и врачевство против нее. Видя, что ему, как и сотоварищам, смерть неизбежна, он не устрашился сказать царю всей истины. "Напрасно, государь, думаешь, – так говорил он ему, – что болезнь твою можно уврачевать искусством человеческим; она не естественна, но послана в наказание тебе от разгневанного Бога. Вспомни, сколько зла причинил ты почитателям Сего Бога и их святой религии, и узнаешь, где искать тебе спасение. Я умру, как мои товарищи, но да будет тебе известно, что нет в мире врача, который бы мог излечить твою болезнь". Истина сих слов, усиленные действия болезни приводят, наконец, Галерия к сознанию; он исповедует могущество и праведный гнев Бога христианского, в болезненных стенаниях взывает к Нему о помиловании, обещается воздвигнуть Ему храм и изгладить следы своих преступлений, призывает царедворцев и сенаторов, дает повеление о немедленном прекращении гонения на христиан, о восстановлении церквей и полной свободе богослужения, – с тем, чтобы они утолили гнев небесный, поражавший Галерия. Гонение, по силе указа, от имени Галерия, Константина и Ликиния, повсюду прекращено. Для христиан прошла мрачная, бурная ночь; наступил ясный, светлый день Господень. Отверзаются темницы; томившиеся в них узники христиане – на свободе. Из заточения и рудокопных ссылок исповедники многочисленными сонмами возвращаются в отчизну, проходя чрез внутренние города, по стогнам и улицам, в радости о свободе своей веры, поют псалмы и песни во славу Богу, своему заступнику. Храмы Божии, разрушенные во время гонения, возобновляются, отнятые возвращаются, сооружаются новые; везде в них воссылаются благодарения Господу о мире, дарованном святой Церкви, теплые моления о помиловании императора. У самых язычников невольно как бы разверзаются уста на похвалу пресвятому имени Христову. "Велик поистине Бог христиан! – взывают они. – Велик и Он един есть Бог истинный!"

Молитвы о здравии императора повсюду приносятся христианами, но страдалец сошел во гроб в болезненных мучениях. Тогдашние христиане спасали целые области, города, воинства от различных зол, но не могли спасти от недуга и лютой смерти одного Галерия, – пример той истины, что для нераскаянного грешника и мощное ходатайство целой Церкви бесплодно. Что вынужденное болезненными мучениями покаяние Галерия не было искренним, это видно из его указа, в коем обнаруживаются ожесточение и гордость фараоновы. Объявляя свободу веры христианам, прося у них молитв о своем здравии, он, однако же, одного себя ставил, как милосердного и благодетельного государя, а не Бога истинного.

Константин родился в городе Ниссе в верхней Мизии в 274 году по Р. Х., десятью годами .ранее того, как Диоклетиан призвал отца его, Констанция, разделить с собою верховную власть. Констанций состоял в родстве с императором Клавдием и даже носил его имя; при всем том, во время рождения Константина, он был не более, как заслуженный военачальник. За свою бедность он даже получил от своих товарищей прозвание бедняка. Еще в молодых летах Констанций вступил в брак с девицею плебейского происхождения, дочерью содержателя гостиницы, по имени Еленою. Плодом того брака был Константин. После раздела империи Констанций вошел в виды политики Диоклетиана, надеявшегося узами родства скрепить союз между императорами. Мать Константина была удалена от двора, и Констанций женился на падчерице августа Максимиана Геркулия. Сам Константин должен был остаться в Никомидии в качестве заложника. Здесь он пользовался почестями императорскими. Вместе с императором он посещал Палестину в 296 году и участвовал в походе в Египте против возмутителя Ахилла. Он всегда находился по правую руку императора; любопытные замечали в нем его высокий рост, прекрасные черты лица, силу его членов и какой-то царственный вид во всей его наружности. Диоклетиан, оценивая высокие его качества, рано почтил его достоинством трибуна первого разряда. Константин находился еще при дворе Диоклетиана, когда кесарь Галерий, родственник Диоклетиана, настаивал на преследовании христиан, и когда последовало кровавое решение, которое привело в оцепенение всю империю.

Но ни одна мера, предложенная Галерием, не нравилась Константину. Сам Галерий был врагом его отца и его собственным. Эта вражда скоро обнаружилась по следующему случаю. Вследствие добровольного или вынужденного отречения обоих августов от власти, их места заняли кесари: Галерий и Констанций Хлор (305 г.). Возвышение кесарей оставляло в императорской иерархии два свободных места. Казалось естественным, что одно из этих мест будет предоставлено сыну Констанция. Но Галерий воспользовался отдаленностию своего товарища, дабы предупредить выбор, который мог бы дать Констанцию более весу в совете императорском. По совету Галерия, или, лучше, вследствие угроз его, вздумали искать новых кесарей вне царствующих фамилий. Константин увидел, что ему предпочли людей, совершенно неизвестных: Флавия Севера, человека низкого происхождения и грубого нравом, и Максимина Дайя, сына сестры Галерия – пастуха, полуварвара, "который только что вышел из лесов и оставил стада скота, чтобы повелевать народами". Когда этот выбор был объявлен пред армиею и гражданами, собравшимися у ворот Никомидии, удивление и неудовольствие были всеобщи. Вся толпа обратила свои взоры на Константина, бывшего тогда в полном цвете сил, хорошо известного народу и искренно любимого войсками. Сначала думали, что, вероятно, ошиблись в имени; но Галерий, устраняя рукою Константина, представил народу своего избранника, который в ту же минуту облечен был в пурпур. Это было оскорблением не для одного Константина, которого законные надежды были обмануты, но и для императора Констанция, с глубоким неудовольствием узнавшего в своем галльском уединении, что судьбою империи распоряжаются без его ведома.

Константин пылал негодованием за нанесенную ему обиду, но должен был скрывать свои чувства. Его отец был далеко и притом имел много дел в Галлии, а потому не мог явиться к нему на помощь. Притом врожденная кротость Констанция, столь несогласная с грубостию тогдашних нравов, делала его мало страшным в глазах его свирепого товарища. Константин остался при дворе преследователя христиан предметом мрачных подозрений и нередко почестей насмешливых и опасных. Не осмеливаясь лишить его жизни, Галерий беспрестанно подвергал его опасностям, из которых, под покровительством Промысла, Константин всегда выходил с отличием. На публичных играх его подстрекали вступать в борьбу с дикими зверями. Во время войны с сарматами ему поручали посты самые опасные. Однажды Константин вступил в борьбу с варваром огромного роста и силы и за волосы притащил его к ногам Галерия; в другой раз он первый на коне вступил в глубокое болото, и вся армия за ним последовала. В этих событиях современники-язычники удивлялись только силе и ловкости Константина; но впоследствии христиане не могли не видеть в них руку Божию, которая чудесно спасала от опасностей своего избранника.

Между тем, здоровье Констанция ослабевало; он постоянно звал к себе своего сына. Галерий не мог, наконец, отказать своему товарищу в справедливом его желании. Константин получил позволение ехать к отцу и вместе с тем за подписью самого императора подорожную, без которой никто не имел права пользоваться почтовыми лошадьми. Галерий прислал ему этот документ вечером, очень поздно, с строгим повелением отправиться не ранее, как на другой день, предварительно явившись к нему за получением последних приказаний. Но на другой день Галерий, нарочно проспавший долее обыкновенного, до самого полудня, с удивлением узнал, что Константин оставил Никомидию еще накануне, в ночи. Разгневанный Галерий немедленно послал за ним погоню. Но на почтовых станциях не нашлось для этого способных лошадей: Константин, из благоразумной осторожности, увел их со станций, как можно далее, а те, которые еще там оставались, были изуродованы по его приказанию. Рассказывают, что Галерий, узнав об этом, даже плакал от досады.

Путешествие Константина из Никомидии в Галлию должно было произвести сильное впечатление на юношу, готовившегося вступить на поприще политической деятельности. Он оставил столицу Галерия в то самое время, когда там раздавались вопли христиан, влекомых на казнь. На всем протяжении пути его взорам представлялись расставленные длинными рядами кресты, дымящиеся костры и всевозможные роды пыток и казней. Во многих местах селения оставались пустыми: христиане скрывались в горах и пещерах.

Среди насильственного переворота, волновавшего империю, великолепная провинция Галлия, благодаря кротости своего повелителя, наслаждалась совершенным спокойствием. Человеколюбивый от природы и вместе мудрый политик Констанций, получив из Никомидии бесчеловечные эдикты против христиан, всеми мерами старался, сколько от него зависело, ослабить их исполнение в своей провинции. Некоторые церкви закрыв, а у других разрушив какую-либо стену, он уж считал себя свободным от упрека в прямом и открытом неповиновении государственным постановлениям. Но он уважал, – говорит Лактанций, – истинный храм Божий, находящийся внутри человека; христиан он оставил даже при своем дворе. Все его управление было проникнуто характером кротости и умеренности. Его владения были единственные, не терпящие от тяжких налогов, которыми обложены были прочие части империи. Под его свободным правлением Галлия не видела отвратительных сцен убийства и разрушения, которые часто совершались по другую сторону Альпов, и возбуждала невольно удивление: и цветущим земледелием и нравственным развитием народонаселения.

В Галлии Константин был принимаем всюду с восторгом. Ему нужно было проехать всю провинцию, чтобы найти своего отца, который, несмотря на свою старость и расстроенное здоровье, в это время находился в Гессариане (в Булони), чтобы оттуда еще раз предпринять поход в непокорную Британию. Констанций не мог вынести утомления этого последнего похода и скончался в Эборакуме (Иорке) 25 июля 306 года, окруженный всеми своими детьми. Кроме Константина, у него было шесть сыновей от второй его супруги; но все они были еще малолетние и умирающим отцом поручены были попечению Константина.

Едва Констанций только закрыл глаза, как войска добровольно собрались и единодушно провозгласили императором Константина. Согласно с римским обычаем, Константин тогда же послал к прочим правителям империи свое изображение в лавровом венке. Интересна была минута, когда посол Константина, достигнув Никомидии, был представлен Галерию. Престарелому августу сильно хотелось бросить в огонь и портрет, и посланника; но ему представили, что в таком случае Константин не замедлит лично явиться в Никомидию на защиту своих прав, и тогда вся восточная армия, сохранившая о нем доброе воспоминание, с радостию перейдет на его сторону. Благоразумие восторжествовало над ненавистью, и портрет Константина был принят по наружности благосклонно. Впрочем, Галерий выразил свое неудовольствие на Константина тем, что предоставил ему звание только второго кесаря; в достоинство же августа возвел Севера. Но Константин, сколько решительный, столько же терпеливый и умеренный, не возражал и удовольствовался последнею ступенью императорского трона.

Достигнув престола, Константин с жаром предался управлению вверенной ему страны. Прежде всего он позаботился о том, чтобы довершить умирение Галлии, предоставив христианам полную свободу вероисповедания. Затем он отправился в поход против франков, которые, пользуясь междуцарствием, нарушали договоры и делали нападения на римские владения. Константин нанес им два поражения на берегах Рейна и в числе пленных овладел двумя франкскими царями. Благодаря попечениям Константина, все течение Рейна было ограждено довольно сильными крепостями. Подобные благоразумные меры, внушая варварам страх, привлекали к Константину народную любовь, а войску внушали справедливую гордость.

Целый год прошел в подобных занятиях, когда в Галлию явился неожиданный гость, обративший внимание Константина на дела, касавшиеся всей империи. Константин не был единственною жертвою ревнивого честолюбия Галерия. Был и другой принц, Максентий, сын Максимиана Геркулия, находивший крайнюю себе обиду в том, что был удален от трона Галерием. С горестию в сердце Максентий должен был подчиняться условиям частной жизни. Но в его душе снова пробудились честолюбивые надежды, когда он увидел, как легко Константин заставил Галерия оказать себе справедливость. Скоро представился и благоприятный случай для честолюбивых планов Максентия. Город Рим, у ворот которого он жил, и в котором царствовало глухое неудовольствие еще со времени введения монархических и финансовых преобразований Диоклетиана, дошел до последней степени раздражения, когда в нем явились агенты Галерия, чтобы произвести оценку имущества граждан. Для предупреждения готовившегося восстания, обыкновенно производимого в Риме преторианцами, им дано было повеление удалиться из города. Часть гвардии повиновалась этому распоряжению; во главе же другой, более значительной, явился Максентий, который, находя себе опору в сочувствии народонаселения, помог преторианцам умертвить римского префекта и затем провозгласить себя императором. Но потом, как бы испугавшись собственной смелости и не желая один нести ответственность за свой поступок, Максентий послал отыскивать в Кампании своего престарелого отца Геркулия, печально переносившего свое унижение, или, точнее, насильственное удаление от власти. Отец и сын не любили друг друга; но честолюбие их соединило, и Галерий с ужасом узнал, что Рим, без его согласия, добровольно признал двух повелителей, прежнего августа и третьего кесаря.

Такая смелость, по мнению Галерия, не должна была остаться безнаказанною. Эти поколения императоров, из которых одни возникали вновь, а другие, после своего отречения от власти, снова восходили на императорский престол, оставляли Галерию только тень власти и господство по имени. Галерий решился защищать свои права силою и отправил в Италию своего соправителя и орудие своей воли, Севера, с многочисленною армиею. Но эта армия, прежде служившая под начальством старого Геркулия, не захотела с ним сражаться и вся рассеялась, оставив своего вождя. Север, принужденный бежать в Равенну и затем сдавшийся на волю победителя, имел только одно утешение: умереть легкою, немучительною смертию. Теперь нельзя было думать, чтобы Галерий оставил такую обиду без отмщения. Между противниками могла возгореться самая ожесточенная борьба, и чтобы к ней приготовиться, оба правителя Рима, отец и сын, решились обратиться к молодому герою, которого слава перешла уже за Альпы, Геркулий лично отправился в Галлию с предложением тесного союза Константину.

Геркулий предлагал Константину достоинство августа и руку своей младшей дочери Фавсты: в семействах императорских молодые совершеннолетние девицы весьма часто служили орудиями для политических союзов. Для Константина, которого происхождение не отличалось знаменитостию, и который провел свою молодость в браке не блистательном, подобный царский союз был важен. Притом Фавста была красоты необыкновенной. Константин с нею познакомился еще в Никомидии. Кажется, еще во время ранней их молодости существовал проект их брачного союза. Брак отпразднован был великолепно; поэты усердно сочиняли панегирики, в которых прославлялись добродетели и дружба обоих государей; алтари богов обременены были щедрыми дарами и почестями. Но когда Геркулий завел речь о снабжении его войска и об участии Константина в войне против Галерия, старик, при всех своих настояниях, не мог получить от Константина никакого положительного ответа и оставил его, нисколько не успев в своих намерениях.

События вполне оправдали благоразумие Константина. Предприятие Геркулия кончилось безуспешно. Правда поход Галерия в Италию был так же неудачен, как и поход его товарища, и следовательно, с этой стороны Геркулий и Максентий были совершенно безопасны; но, к несчастию своему, отец и сын не могли никоим образом поладить между собою и постоянно строили один другому ковы. Геркулий пытался вооружить народ против своего сына и однажды в многолюдном собрании сорвал с него порфиру. Максентий, более хитрый, бросился к войску, которое и изгнало Геркулия из Рима. Старый честолюбец блуждал по империи, пытаясь возбудить в ком-либо участие к своему положению и составляя планы мщения своему сыну. Он обращался к Галерию, даже к самому Диоклетиану, убеждая его последовать своему примеру и снова возвратиться к политической деятельности; но никто не хотел уже его слушать. Отовсюду изгнанный, он принужден был с унижением возвратиться в Галлию, прося у своего зятя только одного убежища.

Это был гость беспокойный и опасный, неисправимый честолюбец и коварный интриган. Константин в отношении к нему был сначала великодушен, а потом строг. Он принял его с почетом, поместил в своем дворце, где престарелый император с царскими почестями мог пользоваться всеми удобствами частной жизни. Константин советовался с своим тестем о делах военных, в которых Максимиан Геркулий имел большую опытность. Несмотря на эти нежные заботы своего зятя, Геркулий думал об одном, как бы погубить его. Однажды он посоветовал Константину с небольшим войском сделать нападение на сильные непокорные франкские племена; сам даже сопутствовал ему в походе; но дойдя до Трира, вдруг вернулся назад, овладел в Арлесе всеми сокровищами Константина, роздал солдатам много денег и заставил их провозгласить себя императором в третий раз. Константин, вовремя извещенный об опасности, поспешно возвратился из похода и осадил мятежника в Марсели. Город добровольно открыл ворота своему законному и любимому государю. Геркулий был выдан своему зятю, который, вместо всякого наказания, только приказал снять с него царскую порфиру.

Но такое великодушие, беспримерное в летописях римских императоров, нисколько не образумило закоренелого честолюбца. Не успев достигнуть своей цели посредством возмущения, Геркулий решился прибегнуть к средству еще более низкому – к убийству. Он не устыдился уговаривать свою дочь Фавсту, чтобы она ночью оставила открытою дверь в комнату своего мужа, обещая ей устроить судьбу ее несравненно лучше, если ему удастся умертвить Константина. Фавста, испуганная предложением своего отца, обещала ему все, а между тем, сама обо всем поспешила уведомить мужа. На этот раз мера терпения Константина истощилась, и он решился выказать примерную строгость. Желая обличить Геркулия на самом месте преступления, Константин не затруднился принести в жертву своему мщению презренную, по понятиям язычников, жизнь раба. Несчастный евнух низшего разряда был положен в постель Константина и оставлены открытыми все двери императорской опочивальни. Геркулий в урочный час отправляется в комнаты Константина под тем предлогом, что он видел необыкновенный сон. Свободно пробравшись в спальню Константина, Геркулий, не подозревая обмана, вонзает меч в грудь евнуха и с криком торжества выбегает из комнаты, объявляя всем, что он умертвил тирана. Когда он объявлял это изумленным придворным, с противоположной стороны внезапно является сам Константин с отрядом вооруженных людей. Несчастный убийца обезумел от удивления и ужаса; его схватили, заставили во всем признаться и предоставили ему на выбор род смерти. Геркулий повесился на одной из перекладин своей темницы.

Между тем, иные заботы занимали ум Константина. Галерий умер от своей ужасной болезни. После его смерти в империи оставались еще четыре императора: Ликиний и Максимин Дайя на востоке, Константин и Максентий на западе. Все они носили теперь титул августов. С этим титулом соединялась мысль о полной независимости, и потому присвоение его себе всеми императорами уничтожало всякую тень подчиненности, которую Диоклетиан хотел установить между соправителями. Четыре императора были равны, следовательно, в основании – враги и соперники.

 <<<       >>>   

Во время молитвы господь своим явлением утешил подвижника
Для привлечения василия на свою сторону присылал еще к нему многих из придворных
Слабого человека говорил времени
Приказал арсению до времени жить скрытно
Могуче содействовавшее развитию христианства император христиане