<<<       >>>   

С другой стороны, в проповеди Христа и Его апостолов предсказа но, что в будущей Церкви непременно возникнут ложные толкования и разделения. И, может быть, в этом смысле все то, что не по праву называет себя христианским, все, что оспаривает, искушает, обременяет или испытывает Церковь, все же имеет отношение к ее судьбе, а значит, и к ее истории.

Эта книга с момента ее первого издания (более тридцати лет назад) неизменно встречала благожелательный прием. Ее специфика была признана как исследователями, так и преподавателями. Особое удовлетворение принесла мне характеристика, которую дал ей такой исследователь, как наш, безвременно почивший, коллега Bihlmeyer (Тюбиген)2 .

В противоположность этому другой коллега, излишне (на мой взгляд) подчеркивая собственную научную основательность, высказал мнение, что в этом труде проблематика исторической Церкви слишком легко и поспешно гармонизирована под знаком католицизма, причем все щекотливые моменты исключены из рассмотрения еще до начала анализа. Я неоднократно говорил о том, что мы, католики, действительно, слишком часто напрасно отказывались признавать некоторые смущающие факты церковной и догматической истории. Однако частные случаи можно обсуждать только каждый по отдельности. Что же касается общей установки, то я охотно признаюсь уважаемому коллеге, что я, как католический историк, всегда имею величайший и живой интерес к тому, чтобы рассматривать и констатировать единство традиции с позиций Евангелия, как это делают некоторые евангелистские специалисты по истории Церкви. Однако я считаю это своей сильной стороной. Ведь без такой установки новейший субъективизм учинил бы в достоянии христианской традиции новые и совершенно иные опустошения, чем это было ранее. Об угрозе, которую несет в себе для христианства эта либералистская вседозволенность— в том числе и в отношении Евангелия, — сказано уже достаточно. Востальном же я присоединяюсь к утверждению, что действитель ная картина истории Церкви, как и всякой истории вообще, может быть достигнута только с помощью критических методов.

Вопрос лишь в том, что понимать под критикой. Мыслить критически и мыслить критицистически — не одно и то же. Несмотря на все внешнее сходство этих понятий, речь здесь идет о двух принципиально разных видах умственной деятельности. «Критицистический» подход разрушает здоровую спонтанность восприятия уже заданного исторического материала, он отрицает неразрывную связь научного и преднаучного видения. Правомерность различения этих факторов основывается и на том, что человеческое познание включает в себя не только деятельность интеллекта, но предполагает участие силы воли и чувства, т. е. в акте познания имеет силу и то, что обычно называют интуицией. Интуицию лишь тогда можно признать имеющей научную ценность, когда ее результат выдерживает проверку критикой. Этим сказано не то, что все интуитивно понятое может задним числом найти ноэтическое подтверждение, но что оно нигде не обнаружит противоречия с данными, установленными посредством критики. В этом смысле целостное мышление, которое идет не путем квантитативного суммирования, имеет законные основания считаться научным. На нем в основном и зиждется критическое исследование истории в аспекте истории идей и особым образом — истории Церкви, ср. мои выступления в: Trierer Theologische Zeitschrift 61 (1952) 312_327.

Первые 20 изданий этой книги, вышедшие между 1929/30 и 1960 годами не имеют существенных различий.

Только возникновение «Третьего рейха» побудило меня (1) расширить изложение истории христианизации германцев в §§ 34_36 и (2)в заключительном параграфе («Перспектива», тогда — § 116) ввести отдельный раздел по теме «Церковь и национал-социализм». Добавления к §§ 34_36 сохранились с некоторыми сокращениями и в настоящем тексте; дополнительный завершающий параграф я исключил уже в 1937 г.

Текст данного 21-го издания, за исключением немногочисленных отрывков, написан заново. Между тем, переработка не касается ни общей канвы, ни структуры, ни основных категорий исследования. Мною сохранено деление на «древность», «средневековье», «Новое время» для рабочего обозначения объективного положения вещей, объективной хронологической структуры исторической жизни Церкви. Предполагается, что терминологическое значение этих ключевых слов не будет переоцениваться и что оговорки, приведенные в § 2, II, 5, будут приняты во внимание.

Новизна этого издания заключается в более углубленном и дифференцированном изложении, явившемся результатом размышлений над материалом и его внутренними связями, длившихся не одно десятилетие и постоянно возобновлявшихся. Было бы странно, если бы при столь длительном изучении необозримо широкой проблематики исторического развития Церкви знание об ее глубинах и мелях не становилось все более достоверным. Трудность состояла в том, чтобы суметь изложить это в книге неизбежно ограниченного объема.

В самом деле, при изложении общей истории Церкви следует отражать ход событий, не упуская ничего из виду. Но эта задача настоятельно требует и отличать более важное от менее важного, подчеркивая первое, а последнее опуская; мастерство и состоит именно в том, чтобы правильно понять, что именно должно быть опущено.

Ясно, что при выборе большую роль играет субъективное мнение; в соответствии со знаниями автора и спецификой области его исследования определенный комплекс задач будет получать преимущество по сравнению с другими. Я принципиально придерживаюсь мнения, что такое положение не только практически неизбежно, но и необходимо. История — это не то, что было и прошло, она — прошлое, жизненно связанное с настоящим, соприкасающееся с ним. Некоторые силы, идеи, события прошлого заявляют о себе в настоящем заметнее, чем другие; в соответствии с этим при изложении истории на них должен быть сделан больший акцент. Бернарду Клервоскому, например, я посвятил десять страниц, св. Хильдегарде — только одну. Конечно, о великой святой из Бингена можно сказать еще очень много, и очень важного. Но когда дело касается истории, решающим оказывается не само историческое бытие, каким бы значительным оно само по себе ни было, но его влияние на историю; а как раз здесь Бернард Клервоский намного превосходит свою великую современницу.

Я полагал необходимым особо разработать два круга проблем:

1. Мы, в католичестве, далеко еще не решили тех вопросов, которые ставит средневековая религиозность. Ее особое отношение к реальности и связанная с этим борьба между «Sacerdotium» и «Imperium» («Священство» и «империя» (лат.). — Здесь и далее перевод латинских и греческих слов и выражений дается редактором русского издания непосредственно в авторском тексте в квадратных скобках при их первом появлении.) заслуживают того, чтобы историческая критика обратила на них особое внимание. В результате создается предпосылка для более глубокого понимания позднего средневековья как предварительной — и вовсе не случайной — ступени Реформации и как помощи в разговоре с разделенными христианскими братьями.

2. Судьба христианства сегодня и завтра зависит сильнее чем когда-либо от его единства, а значит, от разрешения культурных и духовных вопросов, поднятых Реформацией. Слава Богу, попытки такого рода осуществляются в рамках экуменического движения и его достижений. Поэтому несколько более подробное обсуждение истории Реформации несомненно себя оправдывает. В этой связи можно было бы пойти гораздо дальше и написать экуменическую в своей основе историю Церкви. Но до этого еще очень далеко. Разговор между конфессиями должен сначала значительно углубиться. Необходимо научиться гораздо более живому восприятию христианского богатства друг друга. Мы тем вернее сможем этого достигнуть, чем энергичнее призовем к ответу самих себя. Печальный опыт истории как раз и состоит в том, что Церкви, христиане, в том числе католики, так часто решали неудовлетворительно собственную задачу. Для нас это означает, что в ходе истории мы не всегда реализовывали в достаточной полноте и чистоте принцип вселенскости. Следовательно, мы должны внимательнее, чем прежде, всмотреться в наше понимание своего собственного достояния и в наш опыт его исторической реализации и, исходя из этого, проверить, не отступают ли они (и если отступают, то насколько) от того образца католического исповедания, который был нам дан при основании Церкви, и таким образом осознать, что же следовало бы выразить и представить более полно, более глубоко, а значит более католично.

Чтобы дополнить это, нужно обратиться с вопросом к братьям-еван гелистам и понять, чтоv в их достоянии является вселенским. Подлинная встреча и даже объединение возможны лишь настолько, насколько с обеих сторон есть вселенское.

Сходные соображения побудили меня до известной степени подробно описать историю Восточных Церквей и их своеобразие в соответствии с христианской и католический полнотой.

Психологическая атмосфера, в которой мы сегодня пишем историю, коренным образом изменилась за последние 50 лет. Перемены были стимулированы прогрессом знаний, сообщаемых нам естествен ными науками. Астрономия, палеонтология и физика раскрыли перед человеком временныvе измерения, подавляющие (только о них и речь) своими масштабами; цифры и факты, которые были «известны» и 40 лет назад, теперь так всесторонне подтверждены наукой, что старая картина мира, в которую были встроены многие наши основополагающие, в том числе и религиозные, представления, заколебалась. Цифры, которыми наука определяет возраст вселенной и соответственно жизни, возраст человечества, заставляют сократить историю, которую мы знаем, до ужасающе незначительного промежутка времени.

Разрыв между огромной временноvй протяженностью, с одной стороны, и краткостью отрезка времени всего в несколько тысячелетий, с другой, должен быть осознан описателями и исследователями истории.

Особое значение приобретает эта картина для историков Церкви. Вхронологических рамках Вселенной, которая возвещает славу Божию, лишь крохотную часть занимает история Церкви. Это можно наглядно проиллюстрировать следующим образом: если бы история земли была равномерно описана в фолианте в 3000 страниц, то история жизни заняла бы в нем только последнюю страницу. Если бы в этой странице было три столбца по тысяче строк, то история человечества охватила бы только последнюю строку третьего столбца. А история Церкви была бы представлена в этой строке только парой букв...

Это кажется подавляющим. В действительности, мы и таким образом приходим к одной из основополагающих для христианства и его истории идей: христианство принесло весть не о власти, но о мире невидимого, сокрытого, уничижаемого, мире той духовной нищеты, о которой говорят псалмы. И опять же: внутри той безнадежной количественной уничиженности по отношению к «миру» таится семя Евангелия, произрастание которого описывает история Церкви, зерно Царства, обещанного малому стаду в конце времен (Лк 12, 32). Вызов, несомненно наивный (настоящий scandalon [преткновение, препятствие]), но полный уверенности в победе силою Того, Кто явил Себя в Откровении.

Построить изложение, которое обобщило бы ту полноту эпох и событий, каковую являет собой история Церкви, — задача весьма заманчивая. Найти движущие силы в этом многообразии событий, увидеть (хотя бы для отдельных зон и областей) в кажущемся и реальном беспорядке некую разумную закономерность — такая задача может по праву привлечь к себе всю энергию исследователя. Но тем сильнее у ученого, обладающего чувством ответственности, всегда будет прорываться чувство подавленности. Масса событий и источников, дающих сведения об этих событиях, является в прямом смысле необозримой для одного исследователя; поэтому он во многих случаях опирается на результаты других специалистов. Это в высочайшей степени относится к такому компендиуму, как предлагаемый здесь, и признание своей существенной зависимости от других и понимание того, что в тысяче вопросов приходится руководствоваться фактами, полученными из вторых и третьих рук, несомненно должно прозвучать как подчеркнутое выражение благодарности.

Поэтому я вновь повторяю здесь благодарность прежде всего моему, уже так давно ушедшему, высокочтимому учителю о. Pierre Mandonnet, ординарному профессору Фрайбургского университета в Швейцарии. Пусть в его лице здесь будет выражена благодарность и всем тем многочисленным ученым, чьим лекциям и книгам это описание «Истории Церкви» обязано.

 <<<       >>>   

Теперь жизненно необходимым стало установление более тесных связей немецких католиков с
Собственно церковное право
В течение нового времени значение вышеназванного умонастро ения постепенно усиливается духовной благодаря
Епископ александр на созванном им соборе отлучил ария от церкви
Эта охватившая широкие церковные круги экземпционная лихорадка