<<<     ΛΛΛ     >>>   

Общему течению поддались и кармелиты. Во второй половине XII века крестоносец Бертольд с десятью товарищами поселился на горе Кармель, что подало впоследствии повод к легенде об основании ордена жившим на ней в пещере пророком Ильёй. Около «пещеры Ильи» еремиты Бертольда выстроили посвящённую Богоматери капеллу и, приняв от иерусалимского Патриарха Альберта составленный по образцу василианского устав, были утверждены как орден Папою Гонорием III в 1226 году. Неудачи христиан на Востоке принудили кармелитов передвинуться на Запад: сначала на Кипр, потом в Сицилию, Францию и Англию. Провозглашенный ими с самого начала принцип бедности и влияние примера и успехов миноритов и доминиканцев заставили и кармелитов войти в число нищенствующих орденов (1245 г.), в том смысле термина «нищенствующий», в каком он употреблялся к половине XIII века.

Идея новой жизни, новое понимание евангельского идеала отразились и на судьбе женских монастырей, к этому времени под влиянием роста монашеского идеала всё более и более обособлявшихся от мира. Ученица Франциска, «его дочь и цветочек» святая Клара оставила свою знатную семью и решила жить, как Франциск. Проповедовать и скитаться ни она, ни присоединившиеся к ней не могли, потому что и то, и другое шло вразрез с воззрениями эпохи и существовало только у еретиков, да и у них не достигло заметного развития. Клариссам оставался только один способ воздействия на мир — столь ценимая Франциском проповедь примером. Но если францисканцы, несмотря на нивелирующее влияние традиции, могли сохранить своё лицо и занять в ряду других орденов совершенно особое место, клариссы с первых же шагов своих должны были пойти на уступки традиции по пути приближения к обычным женским монастырям, преобразовываемым в это время в духе наивозможного обособления от мира. Этот процесс облегчился тем, что первый же монастырёк кларисс, расположенный на склоне ассизского холма, Сан-Дамьяно, вызвал ответные течения в других местах Италии, течения, не всегда связанные с Кларою или Франциском, а часто с Папою Григорием IX или только со смутным стремлением к более совершенной жизни. Понятно, что при таких условиях значительная часть новых общежитии отличалась от женских монастырей старого типа только по имени. Идеал бедности должен был мириться с оседлостью, с владением монастырем, а иногда и с собственностью на него. Даже в строгих монастырях, как Сан-Дамьяно, или флорентийский монастырь, руководимый сестрою Клары Агнесою, или пражское общежитие, во главе которого стояла Агнеса Пражская, организация сбора милостыни, для чего вводятся особые елемозинарии, приводила к экономической обеспеченности монастыря, а эта организация была необходима в силу принципа безусловной обособленности от мира. Францисканский идеал старались осуществить за стенами монастыря, за которыми могли проявиться только любовь, смирение, мистическое стремление к Богу — всё, что не требует общения с миром. Но и эти черты жизни вместе с упорным желанием соблюсти возможную бедность удержались лишь в немногих строгих общежитиях. Остальные же так и не поднялись над уровнем обыкновенного, только, может быть, более строгого монастыря. Впрочем, несколько отрывочных указаний говорят о каких-то «миноретках» на севере Италии и во Франции, которые бродили по городам, собирали милостыню и как будто стояли в каком-то отношении к миноритам. Но их было немного, существовали они недолго, встретив вполне отрицательное отношение со стороны Церкви, и возникновение их нам неизвестно.

2. Апостольская деятельность францисканцев довольно рано направилась и против еретиков. Борьба с еретиками была, несомненно, выгодною и для Церкви. Это понимал Папа Иннокентий III, принимая в лоно Церкви группу раскаявшихся французских вальденсов, которые во главе с Дурандом де Оска, продолжая вести апостольскую жизнь, с благословения Рима решили посвятить себя делу обращения в католичество своих бывших единоверцев. Они получили название «католических бедняков» (Pauperes Catholici) и через несколько лет усилились ещё группою итальянских вальденсов, руководимых Бернардом Примем и составлявших самостоятельную организацию. Но проповедь «католических бедняков» не привела к блестящим результатам. Еретическое прошлое лежало на них несмываемым пятном, давая удобный повод к оппозиции со стороны видевшего в них своих конкурентов клира. Да и сама задача — обращения еретиков (вальденсов) — не была благодарною: вальденсы в эту пору уже слишком резко для того, чтобы возможно было примирение с Римом, противопоставляли себя Католической Церкви. И тем не менее появление «католических бедняков» весьма ценно для уразумения того, как понимала Церковь свои задачи и насколько она ценила практическую пользу существования в ней людей, ведущих апостольскую жизнь. Ещё показательнее в этом отношении Доминиканский орден.

В конце XII и начале XIII веков еретики, главным образом катары и вальденсы, вели ожесточённую борьбу с Церковью. Они, особенно первые, начали богословскую и философскую полемику с догмами Церкви, и эта полемика пользовалась большим успехом, потому, что еретики, обращаясь к массам, искусно популяризировали догму и в подтверждение своих мнений ссылались на приводимые на местных языках тексты Священного Писания. Но, не довольствуясь этим, еретики сосредоточивали свою пропаганду около нового евангельского идеала, противопоставляя свою апостольскую жизнь жизни обмирщенного с точки зрения строгого понимания Евангелия клира. Сложна совокупность причин, создавших успех еретическим движениям, но главные сводились к указанным сейчас двум сторонам деятельности «детей антихриста». Со времени начал клюнизма повышение религиозности масс выражалось не только в ереси и не главным образом в ней, а и в ряде движений в самой Церкви, движений, постепенно захвативших и низшие классы общества. С половины XII века апостольский идеал всё более и более начинает проявляться и в ортодоксальных течениях: в деятельности бродячих проповедников-аскетов, в премонстранстве и францисканстве. Нельзя забывать и того, что вальденсы прожили первые свои годы в лоне Церкви и лишь силою обстоятельств принуждены были порвать с нею и против собственной воли перейти в стан еретиков.

В первой четверти XIII века Рим уже мог противопоставлять нещадно гонимой им ереси тех, кто осуществлял моральный идеал эпохи в самой Церкви, выдвинуть против апостолов катаров и вальденсов — апостолов премонстранцев, католических бедняков и францисканцев. Но богословская борьба с еретиками ещё не отличалась должными планомерностью и энергиею. Епископы, каноники и монахи проповедовали против еретиков, но их слова не отличались необходимою убедительностью: народ сочувствовал еретикам, вместе с ними отворачиваясь от богатых преемников апостолов. «Епископы — собиратели сокровищ, думающие только о том, как разбогатеть и увеличить свои владения. Монахи и каноники, не обладая личною собственностью, сообща владеют благами мира». Слова служителей Церкви не могли действовать с убедительностью слов еретика, согласующего проповедуемый им идеал со своею жизнью. Каноники писали трактаты, опровергающие бесовские лжеучения, составляли руководства для защитников Церкви, но нужного кадра этих защитников у них не было; идейная борьба не отличалась организованностью, а кровавые усмирения, самая возможность которых зависела от сложных политических отношений, не приводили к желанным результатам. Новые нищенствующие ордена, за исключением малочисленной группы католических бедняков, не считали главною своею задачею борьбу с ересью, ограничиваясь случайным и непланомерным опровержением её учений. А между тем, по условиям момента, идейная борьба с врагами Церкви могла рассчитывать на успех лишь в том случае, если она будет вестись людьми апостольской жизни. Это понял получивший хорошее богословское образование испанский каноник Доминик (род. 1170 г.).

В начале XIII века вместе со своим епископом, папскими легатами и двенадцатью аббатами Цистерцианского ордена Доминик обсуждал в Лангедоке меры борьбы с альбигойцами. Он думал, что для успеха дела Церкви необходимо усилить энергию и экстенсивность проповеди и соединить её с апостольскою жизнью. Проповедники должны отказаться от большой свиты и внешнего блеска своей миссии; по примеру апостолов должны они скитаться с места на место и воздействовать на альбигойцев не только проповедью, но и апостольским образом жизни. Доминик не отрицал и других способов борьбы: истребления закоренелых еретиков и деятельности церковных судилищ, ещё не переродившихся в инквизиционные, но уже посылавших на костёр врагов Церкви. Новый орден, мысль о котором зрела в уме Доминика, должен был стать новым могущественным орудием борьбы наряду с уже испытанными. Члены его противопоставлялись в уме основателя проповедникам-альбигойцам как проповедники католической истины, словом, примером и молитвою побеждающие противников. Необходимые для достижения личной святости молитва, созерцание и аскеза, приспособленные к задачам борьбы, скитальчество и бедность должны быть соединены с глубоким и католическим знанием.

Два тулузских горожанина были первыми учениками Доминика. К ним примкнуло ещё четверо. Архиепископ Тулузы и стоявший во главе крестоносного воинства, боровшегося с еретиками, граф Симон де Монфор оказали святому энергичное содействие. Осенью 1215 года Доминик появился на Латеранском Соборе, надеясь получить от Папы утверждение своего ордена. Ещё ранее принявший под своё покровительство католических бедняков, Иннокентий III одобрил план Доминика, но, согласно с постановлением Собора, запретившим основание новых орденов, предложил святому принять один из утверждённых уже уставов. Вернувшись в Тулузу, Доминик, вместе с товарищами своими, решил положить в основание своего ордена устав Августина, дополненный некоторыми постановлениями премонстранского, и таким образом сумел создать форму жизни, удобную для осуществления намеченных им задач. В том же 1215 году орден был утверждён Папою Гонорием III.

Доминиканцы ближе стояли к традиционным монашеским формам жизни, чем минориты. Уже в 1216 году Доминик основал свой первый монастырь, за которым последовали другие. В этом первом монастыре (около Тулузы), служившем образцом для последующих, у каждого брата была своя келья, чем обеспечивалась возможность научных занятий. Жизнь не отличалась существенно от жизни августинцев или премонстранцев, и доминиканцы были такими же «уставными канониками». Но в соответствии с планом Доминика и отчасти под влиянием францисканства в 1220 году на общем Соборе в Болонье было провозглашено отречение от всякой собственности, и орден вошёл в число нищенствующих. Однако ввиду особенных задач ордена бедность не могла быть доведена до таких пределов, как у ранних миноритов. Для борьбы с еретиками и за догму Церкви требовались знания. Для приобретения знаний — обучение братьев, немыслимое без относительной осёдлости, без библиотек, трудно осуществимое без отдельных келий, предполагавших большой и благоустроенный монастырь, хотя бы и расположенный в центре города. Идеал добровольной нищеты и скитальчества приспособляется к целям ордена, смягчаясь, с одной стороны, приобретая значение орудия борьбы — с другой. Отсутствие безусловной осёдлости (stabilitas loci) и бродячесть способствовали расширению сферы деятельности ордена и необходимой для этого свободе передвижения доминиканских проповедников. Отсутствие личной и общей (в последнем случае только формальное) собственности придавало ордену удобоподвижность и сосредоточенность его на одной цели — заботе о душе ближних (cura animarum). Точно так же целям доминиканцев соответствовали и внесённые ими в жизнь каноников изменения. Отсутствие предписаний о необходимости физического труда позволяло посвятить более времени обучению братьев, аскеза и молчание содействовали внутренней подготовке проповедника. Существование монастырей, лишь формально примиримое с идеалом абсолютной бедности, сделало возможным систематическое обучение братьев и организацию преподавания. Позднее в каждом доминиканском монастыре было своё studium particulare, для завершения же образования служил введённый с 1248 года studia generalia в Монпелье для Прованса, Болонье в Италии, Кёльне для Германии и Оксфорде для Англии. Это делало ненужную посылку доминиканцев в университеты и возможным желательное направление преподавания. Организация самого преподавания была завершена общим Собором 1259 года, на котором присутствовали такие светила доминиканской науки, как Альберт Великий и его ученик Фома Аквинский. Курс обучения, имевшего главною целью подготовку проповедников, был рассчитан на 6-8 лет. Первые два года посвящались философии, вторые два — основному богословию, церковной истории и праву. Последние два — углубленному изучению богословия, руководством для чего служила Summa theologica Фомы Аквинского. Наиболее способные ученики по окончании этого шестилетнего курса делались лекторами (lectores), a через семь лет магистрами (magistri studentium). Через тринадцать лет, пройдя степень бакалавра, они могли стать магистрами богословия (magistri theologiae) — высший сан ордена, рядом с которым стоит сан «общего проповедника» (praedicator generalis), получаемый после успешной двадцатипятилетней проповеднической деятельности.

В первой четверти XIII века окончательно сложилась и организация ордена, развивавшаяся — что объясняется составом ордена — более планомерно и спокойно, чем миноритская. Подчинённые приорам монастыри объединялись в находящиеся под властью провинциалов провинции. Во главе ордена стоял избираемый провинциалами и особыми избирателями (по два на провинцию) пожизненный генеральный магистр (magister generalis), власть которого была ограничена ежегодным (позже каждые два года) генеральным Собором, причём законодательная инициатива Собора была умеряема необходимостью для действенности той или иной меры принятия её последовательно тремя Соборами (inchoatio, approbatio, contirmatio). Состав ордена не вполне однороден: наряду с братьями-клириками существовали ещё братья-миряне. И это, естественно сложившееся и у францисканцев, деление обеспечивало деление функций внутри ордена и, следовательно, возможность для клириков, возложивших все материальные заботы на мирян, всецело отдаться своей ученой и проповеднической деятельности.

1. Нищенствующие ордена (францисканцы, доминиканцы и слитые в один орден папскою буллою 1255 года августинцы-еремиты, включившие в себя тосканских еремитов, джьянбонитов и католических бедняков), возникшие под влиянием нового понимания христианского идеала, сыграли важную роль в истории Церкви. Эти ордена доказывали самим фактом своего существования, что в Римской Церкви можно вести апостольскую жизнь, можно даже мирянам (особенно у францисканцев и еремитов). Они были демократичнее прежних орденов, идя навстречу религиозным потребностям широких слоёв общества, всё более христианизуемого. Моральному идеалу еретиков католиками был противопоставлен тот же моральный идеал, выгодно отличающийся от первого тем, что Церковь его признала и взяла под своё покровительство, тем, что он не требовал от своих последователей разрыва с прочно укоренившимися традициями культа и догмы. Основными моментами этого идеала были апостольская жизнь, выражающаяся главным образом в строгом понимании бедности, и апостольская деятельность — воздействие на мир примером, словом увещания и борьбою с ересью и безнравственностью.

Францисканство своим пониманием бедности наиболее далеко от традиции, и оно же благодаря особенностям личности его основателя, сильнее прочих впитало мистические настроения эпохи, воплотившиеся в облике «серафического отца» и выраженные в многочисленных творениях «серафического доктора» Бонавентуры. Августинство сочетало новые идеалы с традицией еремитизма, торжествующей у кармелитов. Наконец, доминиканство приближается к типу строгих каноникатов, сливая особенности викторинцев и премонстранцев и другими своими сторонами примыкая к францисканству. Эти основные изначальные особенности четырёх нищенствующих орденов не сгладились вполне и позже. Все они поддались ассимилирующему влиянию старых идеалов, сказывающихся всё сильнее с притоком новых лиц, которые не могли вполне проникнуться мировоззрением своего ордена и, увлечённые, но не переделанные им, приносили с собою иные навыки и иные привычки. Особенное значение имел приток клириков и людей богословски образованных, поддерживаемых могучею рукой Церкви, увлеченной новым, но понимающей это новое по-старому. Влияли ордена и друг на друга. Вслед за миноритами доминиканцы строже поняли идеал бедности. Под влиянием соперничества с доминиканцами и поставленных эпохою и Церковью задач францисканцы развили свою проповедническую деятельность, подняли научное образование и занятия наукою в ордене, противопоставив Фоме Аквинскому Бонавентуру, увлеклись борьбою с ересью. И минориты, и доминиканцы вместе с настроениями эпохи обусловили характер апостольской деятельности августинцев и повлияли на кармелитов. С другой стороны, необходимость в организации могла быть удовлетворена лишь обычными формами, выработанными долгим развитием через клюнизм и цистерцианство и признанными со стороны Соборов. Особенности организации отдельных орденов не застилают общей им всем традиционной основы, всё равно дана ли она основателем ордена, как у доминиканцев, Папою, как у августинцев, или же создана долгим и болезненным процессом развития, как в ордене Франциска. Немыслимость жизни большого раскинувшегося ордена одними доброхотными даяниями без заботы о завтрашнем дне привела к весьма значительной орденской собственности, замаскированной убедительным для того времени различением собственности и владения. Необходимость постоянных пристанищ для многочисленных братьев и планомерного руководства ими создала монастыри нищенствующих орденов; у доминиканцев же и августинцев (не говоря уже о кармелитах) общежития были необходимы и появились с самого начала.

Во всех этих изменениях важную роль играло отношение новых орденов к Церкви. Рим понимал ценность существования нищенствующих орденов как носителей нового идеала в лоне Церкви. Но курия, знавшая монастырскую жизнь и понимавшая людей лучше какого-нибудь Франциска, понимала, что в ордене должно существовать единство, должна быть организация. Поэтому она сочувственно относилась к консолидации Францисканского ордена, хотя эта консолидация и не вполне соответствовала намерениям Франциска. И здесь не было злого умысла, лукавства или пренебрежительного отношения к святому. Папа Григорий IX умилялся перед бедностью и самоотречением, но, преклоняясь перед идеалом, он умел примирить его с требованиями жизни. Там, где чуткая совесть Франциска, трепеща, угадывала измену «Владычице Бедности», Папа Григорий видел только уступку необходимости, неизбежную, но устранимую чем-нибудь вроде различения собственности и владения и потому даже не нарушающую идеала. Идеею консолидации монашества, которая одна только и могла сделать возможным должный и необходимый надзор Церкви за ним, руководилась курия, осторожно, но твёрдо объединяя многочисленных тосканских еремитов, а потом, в 1256 году, слив их с джьянбонитами и католическими бедняками.

Но нищенствующие ордена обладали не только показательным значением, были не только доказательством возможности апостольской жизни внутри Церкви. Доминиканцы вслед за католическими бедняками с ожесточением бросились на «хищных волков», опустошающих вертоград Господень — на еретиков, превратясь в «Божьих собак» (Dominicanes). За ними потянулись францисканцы и даже августинцы. Борьба с ересью сделалась существенной стороною апостольской деятельности новых орденов, покрываемой термином cura animarum. «Забота о душах», конечно, шире борьбы с ересью, и целью новых монахов было вообще воздействие на нравственность масс, распространение среди них правильных представлений о христианской жизни и основ христианского учения. Эта пастырская деятельность была неразрывно связана с совершением нищенствующими клириками таинства исповеди, а отсюда вытекало и совершение других таинств, приводящее нищенствующие ордена к многочисленным конфликтам с клиром. Ни сами нищенствующие ордена, ни Рим отнюдь не сводили всё к борьбе с еретиками, хотя и придавали ей важное значение: доминиканцы и францисканцы захватили в свои руки принявшую в 30-х годах XIII века окончательный свой вид инквизицию. Из всего этого ясно, как должна была относиться и относилась Церковь к развитию пастырской деятельности, образования и научной работы в нищенствующих орденах. Отношение Церкви ясно всплывает в длинном ряде привилегий новым орденам, будет ли это охрана миноритов и доминиканцев от притеснения ревнивого к своим доходам и влиянию белого духовенства, или защита монахов-профессоров парижского университета от кастовых притязаний местной ученой коллегии.

Со времени клюнизма папство опиралось на монашество, почерпая в его влиянии силы для борьбы за обновление Церкви. Связь монашества и папства, ещё неоформленная в XI веке, постепенно крепла и приобретала всё более ясные формы, к чему сознательно стремилось само папство, видя в монахах противовес белому духовенству. С этой точки зрения смотрела курия и на новые ордена, тем более, что они обладали очевидными преимуществами перед старыми. Помимо популярности нищенствующих монахов, отсутствие осёдлости и принцип бедности препятствовали скоплению владений и территориальной ограниченности, придавали нищенствующим орденам большую удобоподвижность, позволяли им скорее проникать в жизнь и её запутанные отношения. Благодаря демократичности своего состава они ближе стояли к коммунам и массам, пригоднее были для руководства связанными с коммунальной жизнью политическими отношениями и народными движениями. Благодаря тому же они чрезвычайно облегчали Церкви религиозно-моральную её миссию в низших слоях общества. После смерти Франциска, несмотря на определённо выраженное им и Домиником нежелание, минориты и доминиканцы становятся епископами и папскими легатами; на них возлагаются ответственные дипломатические и финансовые поручения; с молчаливого одобрения Папы они иногда становятся во главе коммун. В XIII веке нищенствующие монахи попадаются везде. Они проповедуют на городских площадях или в своих громадных церквях, исповедуют и совершают таинства, отбивая паству у местного клира; творят новых святых. Они — «инквизиторы еретического лжеучения». Они занимают посты епископов, надевают красную шапку кардинала и подымаются на папский престол. Они же становятся профессорами в виднейших университетах Европы.

2. Все нищенствующие ордена довольно быстро приблизили понимание своего идеала к традиционному и смягчили строгость своей жизни — обмирщились. Особенно это было чувствительно для францисканства, первичный идеал которого был наиболее строг и чист и основатель которого не хотел идти на компромиссы. Августинцы, тем более кармелиты, ближе стояли к традиционному монашеству. Доминиканцы, подойдя к идеалу эпохи с практической точки зрения, сознательно ослабили его и приспособили к своим целям. Поэтому ни у них, ни у августинцев обмирщение не было так заметно и не могло быть столь болезненным, как у миноритов. Во францисканстве же сначала группа ближайших учеников Франциска, потом сменившие её «ревнители» стремились к сохранению первоначального образа жизни, к пониманию устава в духе святого. Бессильные направить орден по желаемой ими дороге, не осмеливаясь громко протестовать против толкования устава Папами, они пассивно сопротивлялись господам положения, стараясь примером своим влиять на остальных братьев. Они собирали и записывали воспоминания о Франциске, на примерах, взятых из его жизни, и его собственными словами старались показать истинность и обаятельность его идеала. Развивая литературу ордена, творя легенду, жила эта группа «зилотов», негодуя на «конвентуалов» и обмирщенных братьев — на отступников, хотя и сама она постепенно удалилась от жизни первых времён францисканства, как все минориты, переходя к осёдлости, увлекаясь наукою. Различие по существу превращалось в различие идеала. Зилоты не держались все вместе. Можно наметить несколько групп их: в Умбрии и Тоскане, в Марке Анконской и в Провансе. Но общение между этими группами, принимающими имя «спиритуалов», поддерживалось, и сознание единства общего идеала не терялось. Когда со вступлением на пост генерального министра Бонавентуры окончательно возобладали конвентуалы, сместив зилотского генерального министра Иоанна Пармского, отношения партий ещё более обострились, отчасти в силу крушения последних надежд спиритуалов на возрождение ордена, отчасти благодаря эволюции идей в их группе. Эта эволюция тесно связана с распространением в их среде иоахимизма — течения, связанного с сочинениями калабрийского аббата Иоахима дель Фьоре, а ещё более с сочинениями, ложно ему приписанными. Иоахимизм пытался начертать будущие судьбы человечества, толкуя и сопоставляя священные тексты. Установив смену царства Бога Отца царством Бога Сына, он ожидал наступления царства Бога Духа, напряжённо ловя признаки его приближения и пытаясь наметить его начальный год. Аналогизируя будущее прошлому, он ожидал второго мессию, противопоставлял духовенству прошлого духовенство будущего, смутно намекая на какой-то орден, который преобразует мир. И спиритуалы — «иоахимиты» готовы были видеть во Франциске нового Христа, в его ордене — орден, предсказанный великим ясновидцем-аббатом, в его учении — истинное понимание Евангелия. Лихорадочно ожидая пришествия Антихриста, гонимые за еретические мысли Церковью, они видели в этих гонениях ясные указания на приближение царства Духа и тем крепче держались за свои идеи, тем резче отрицали современный им орден. Спиритуалам казалось, что они и есть настоящий, предсказанный Иоахимом орден, что падение захвативших власть конвентуалов неизбежно и близко.

Спиритуалы Южной Франции сплачивались около имени горячего защитника евангельской бедности Оливи (конец XIII века). Но сам Оливи был умереннее питавшейся его сочинениями и возведшей его в святые группы, не чуждой стремления отделиться от ордена. Вторым центром движения была Марка Анконская, где после долгой борьбы и преследований руководимая Либератом и Анджело Кларено группа спиритуалов выделилась из ордена, превратясь в «бедных еремитов Целестина», по имени сочувственно отнесшегося к верным ученикам Франциска Папы Целестина V. Из среды этих спиритуалов вышло так называемое обсервантское движение, приведшее в начале XV века к созданию самостоятельной ветви ордена. Но сама идея отделения реформированных монастырей исходила из третьей группы спиритуалов, находившихся в Тоскане и Северной Италии, вождём которых был Убертино да Казале.

Если отвлечься от еретических элементов спиритуальского движения, его можно рассматривать как выражение стремления к строгому пониманию апостольского идеала. Но этот же идеал находил себе исход и в движениях вне Францисканского ордена. Непринятый пармскими миноритами в орден, Сегарелли начал на собственный страх вести апостольскую жизнь, основал в 1260 году «орден апостолов», лишённый какой бы то ни было организации. Братья посвящали себя «заботе о душе» ближних (cura animarum), проповедуя на улицах и площадях, и жители Пармы давали им больше милостыни, чем миноритам. Церковь, подозрительно относившаяся ко всяким новшествам, уничтожила орден в 1285 году, и сам Сегарелли был сожжён (1300 г.). Но остатки братства собрал около себя брат Дольчино. Теперь в движении выразились и иоахимитские идеи, и социальные чаяния масс; идеи апостольства и обновления христианства сочетались с революционным настроением и нравственной распущенностью. Движение не приобрело особенного распространения, и в 1307 году Дольчино взошёл на костёр. Подобные же группы бродячих, живущих подаянием Христа ради и гордящихся соблюдением Евангелия людей существовали во Франции, Провансе и Германии. Частью они стоят в связи с францисканскими спиритуалами и преследуются Церковью под именем бегардов и бегинов.

Часть таких организаций была признана и Церковью. Но они принадлежат более позднему времени. Сюда следует причислить некоторые группы иеронимитов: так называемых «Бедных еремитов святого Иеронима блаженного Петра Пизанского» (†1345 г.) (Fratres mendicantes ordinis S. Hieronimi) и иезуатов. Иезуаты, позже называемые также «апостольскими клириками святого Иеронима» и (за выделку ликёра) Padri dell'Acquavita, были обязаны своим появлением сьенскому купцу Джованни Коломбини, оставившему семью и начавшему со своим другом апостольскую жизнь. Иезуаты работали в госпиталях и проповедовали покаяние. Позже они посвящали себя главным образом уходу за больными во время эпидемий, распространившись не только в Италии, но и в Южной Франции (Тулуза). Орден был утверждён Папою Урбаном V в год смерти Коломбини (1357 г.) на основе устава Бенедикта, потом замененного августинским.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В монастыре святого михаила на мозеле
Был только основателем монастырей монахов монастыри
истории церкви Карсавин Л. Монашество в средние века 2 братства