<<<     ΛΛΛ     >>>   

Эта убедительная фантазия не была полностью собственным изобретением Мани. Изначальную модель предоставил ортодоксальный зороастризм, и уже по меньшей мере через столетие после Мани иранская модель приспособилась к целям гностицизма. Но эта братоубийственная борьба Тьмы, неизбежно повлекшая за собой первое созерцание Света, которую это созерцание, в свою очередь, привело к ужасному союзу разделенных сил, представляется оригинальным и искусным вкладом Мани в учение. Кроме того, в общем иранском образце осознание Света возбуждает во Тьме зависть, жадность и ненависть и провоцирует ее агрессию. Ее первая атака неистова и хаотична, но по мере развития войны она становится дьявольски разумной, и позднее, в формировании человека и затее полового размножения она приобретает черты мефистофелевской изобретательности: и все это с целью овладения Светом, удержания его и ухода от омерзительности собственной компании. Ненависть парадоксально смешивается с осознанием вызывающего зависть превосходства и страстью к нему, и таким образом одновременно является ненавистью к себе Тьмы при виде лучшего. Фраза «страсть к лучшему», которая постоянно повторяется в этой связи, допускает явную конфронтацию иранской и греческой концепций. В Пире» Платона это именно «эрос» недостаточности лучшего направляет усилия всех вещей к участию в бессмертии и в случае человека является выдающимся толчком к восхождению к познанию и совершенству. Естественность, с которой в манихейском контексте «страсть к лучшему» части Тьмы принимается за неправильное устремление и греховное желание, указывает на пропасть, которая отделяет этот мир мысли от мира Эллады не меньше, чем от христианства.

«Страсть» — не для бытия, но для обладания лучшим; и ее осознание есть осознание не любви, но негодования.

Грозное нападение Тьмы вывело сферу Света из ее спокойствия и побудило ее к тому, что иначе никогда бы не случилось, а именно к «творению».

МИРОЛЮБИЕ МИРА СВЕТА

«Поскольку Царь Тьмы собирался подняться к месту Света, страх распространился среди пяти Ш'кин. Потом Отец Величия подумал и сказал:

Из своих Эонов, пятерых Ш'кин,

Я не пошлю ни одного на битву,

Ибо я сотворил их для мира и блаженства.

Я сам пойду вместо них

И буду вести войну против врага».

(Феодор бар Конаи)

0 неспособности мира Света вести войну, т. е. сделать что-то несправедливое, мы читаем далее: «У Бога не было ничего злого, чтобы подвергнуть наказанию Материю, и в доме Бога не было ничего злого. Его никогда не пожирал огонь, который метает громы и молнии, не душила вода, которая послала потоп, не резало ни железо, ни любое другое оружие; но все с ним есть Свет и прекрасная субстанция [букв, «мир»], и он не может быть несправедливым к Злому». Эта коренная концепция миролюбия сферы Света приводит иногда к той версии, что новая божественная ипостась, порожденная Богом для встречи с силами Тьмы, с самого начала сотворена не для битвы, но для спасительной жертвы, и в этом случае она называется скорее Душа, чем Первый Человек, который является сражающейся фигурой. Поскольку по массе свидетельств, как и по общей конструкции системы, докосмическая битва Первого Человека с архи-врагом является широко распространенной концепцией, наше описание будет следовать главным образом источникам, ссылающимся на эту версию. Иногда мы находим противоположную убежденность: «Его воинство доено сильно, чтобы преодолеть врага, но он желает за-(ершить это благодаря своей собственной мощи» (Эн-Надим). Это означает для развития мифа явление, общее для версий: божество, чтобы встретить противника, производит специальное «творение», представляющее его самость, что значит: «Я сам пойду дальше»; в этой фразе заключается и ответ на последующую судьбу божественной ипостаси — дальнейшее умножение божественных фигур из высшего источника. Это — общий гностический принцип эманации, здесь сочетающийся с идеей скорее внешней, нежели внутренний необходимости, провоцирующей ее.

ПЕРВОЕ ТВОРЕНИЕ. ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК

«Отец Величия породил Мать Жизни, а Мать Жизни произвела Первого Человека, а Первый Человек породил пять Сыновей, подобных людям, которые препоясались оружием для битвы. Отец поручил им битву против Тьмы. И Первый Человек вооружился пятью качествами, и они были пять богов: светлый ветерок, ветер, свет, вода и огонь. Он сделал их своим оружием... мы опускаем подробное описание того, как он одел себя в эти стихии одну за одной, в последнюю очередь взяв огонь как щит и копье и быстро спустился из Рая вниз, пока он не дошел до границы области, прилегающей к полю битвы. Вперед себя он послал ангела, который распространял свет перед Первым Человеком».

«Первое творение» в самом начале божественной истории произвело центральную сотериологическую фигуру системы: Первого Человека. Сотворенный, чтобы сохранять мир в мирах Света и сражаться в их битве, через свое поражение он включает божество в продолжительную работу по спасению, частью которой является и само творение мира. Эта фигура широко распространена в гностической спекуляции: мы уже встречались с подобным примером в герметическом Поймандре. Мы не можем здесь углубляться в прошлое более древней восточной спекуляции. Для гностиков существование прекосмического бога «Человека» выражало одну из главных тайн их Познания, и некоторые секты зашли настолько далеко, что называли само высшее божество «Человеком»: «Великая и скрытая тайна согласно одной ветви валентинианства то, что имя силы, предначальной, которая превыше всего — Человек». Примечательно, что персидские манихеи называли Первого Человека «Ормузд»: в зороастризме это имя самого Бога Света (Ахура Мазда), которому противопоставлен Бог Тьмы, Ахриман (Ангра Майнйю). Он теперь отождествляется с Первым Человеком, эманацией высшего божества — с одной стороны, доказательство огромного влияния религии в представлении о человеке, и, с другой стороны, доказательство увеличения божественной трансцендентности, которая больше не допускает прямого вмешательства Первого Бога в метафизическую битву, которая была выдающейся особенностью иранского Ормузда. И поражение, которое в гностической версии потерпел сражающийся против Тьмы Человек, несовместимо с положением высшего божества. Так, у манихеев Ормузд как эквивалент Первого Человека становится исполнительным органом изначальных Богов Света: «Ормузд пришел вместе с Пятью Богами по повелению всех Богов сражаться против Дьявола. Он спустился и боролся с небожественным Архидемоном и Пятью Дьяволами» ( Chuastuanift Ch . 1). Пять стихий Света, которые Первый Человек надел как оружие, выступают как очень сжатые представления изначальных пяти ипостасей божества, Ш'кин; несмотря на их скорее материальные имена, они, как позднее становится очевидным, суть духовной природы, и как таковые — исток всей «души» во вселенной.

ПОРАЖЕНИЕ ПЕРВОГО ЧЕЛОВЕКА

«Архидьявол также взял свои пять качеств, а именно дым, огнь пожирающий, тьму, палящий ветер и туман, вооружился ими и пошел, чтобы встретиться с Первым Человеком. Как только Царь Тьмы увидел свет Первого Человека, он подумал и сказал: «То, что я искал далеко, я нашел близко». После этого они долго бились друг с другом, и Архидьявол победил Первого Человека. Вслед за тем Первый Человек отдал себя и пятерых своих сыновей в пищу пяти сынам Тьмы, как человек, у которого есть враг, подмешивает смертельный яд в пирог и дает его своему врагу. Архидьявол поглотил часть его света [то есть пятерых его сыновей] и одновременно окружил его качествами и элементами. Как только Сыны Тьмы поглотили их, пять светящихся богов лишились понимания, и от яда Сынов Тьмы они стали подобны человеку, укушенному бешеной собакой или змеей. И пять частей Света смешались с пятью частями Тьмы» ш.

И с этого момента метафизический интерес переходит на «Пятерых Богов», оружие или провожатых Первого Человека, как на наиболее полно затронутых этим поражением жертв, и мы чаще всего повсюду слышим, как в них выражается соответствующий религиозный аспект божественной судьбы: «это яркость Богов, побежденных с самого начала Ахриманом, Демонами [и т. д.], которую они держат теперь в плену»; «из пяти элементов, охраны Бога Ормузда, он взял как добычу светлую Душу и сковал ее в грязи. Поскольку он сделал ее слепой и глухой, она была неосознающей и смущенной, так что вначале она не знала своего истинного происхождения» ( SalemannrcM . исправление на с. 340). Здесь мы понимаем причину важности судьбы «оружия»: из его субстанции произошли наши души, и наше состояние есть результат того, что произошло. Это довольно просто подтверждается Гегемонием: «Архонты Тьмы съели его оружие — то есть душу». Это уравнение — одна из основных точек системы.

ЖЕРТВА И ПОДМЕШИВАНИЕ ДУШИ

Поглощение также оказывает воздействие на поглотителя. Оно не только отклоняет Тьму от ее первоначальной цели, самого мира Света, но поглощенная субстанция в ней действует как успокоительный яд, ее желание либо удовлетворяется, либо притупляется, и ее нападения таким образом приостанавливаются. Обе субстанции — яд друг для друга, так что в некоторых версиях Первый Человек не столько побежден, сколько в ожидании возмездия добровольно отдает себя на пожирание Тьме. В любом случае, сдача Души в плен Тьмы не только отводит непосредственную угрозу от подвергаемого опасности мира Света, но в то же время предоставляет средства, благодаря которым в итоге побеждают Тьму. Первая, близкая цель выражается в идее «соблазнения» и «успокоительного яда»; отдаленная цель хитрости (для жертвы — одна, даже если и усиленная божеством) лежит в представлении о том, что окончательное переразделение означает «смерть» Тьмы, т. е. ее окончательное превращение в не имеющую силы. Вот как оно предстает в источниках, которые сосредотачиваются на Душе и опускают Первого Человека: «Он послал вперед против Материи силу, которую мы называем Душа, часть собственного света и субстанции, чтобы защищать границы, но на самом деле как приманку, так что она успокоила Материю против ее воли и полностью смешалась с ней; и если бы впоследствии эта сила отделилась от Материи, это означало бы смерть последней. И вот что происходило: поскольку Материя постигла силу, что была послана, она тянулась к ней в страстном желании и в яростном порыве поймала и пожрала ее, и та стала заключена, подобно дикому зверю, или (как они тоже говорят) заснула, будто благодаря заклинанию. Так благодаря предусмотрительности Бога Душа смешалась с Материей, неподобное с неподобным. Из-за смешения, однако, Душа стала субъектом привязанности Материи и против своей истинной природы выродилась в частицу зла».

Наиболее впечатляющее толкование этой стадии борьбы, сочетающее Первого Человека, воителя и Душу, оружие и жертву, находится в четырех строфах Псалма ССХХШ манихейской Книги Псалмов, который, несмотря на неизбежные повторения, не стоит утаивать от читателя.

Он подобен пастырю, что смотрит на льва, пришедшего разрушить его овчарню: и он использует хитрость, и берет агнца, и кладет его в ловушку, в которую он может поймать льва; и благодаря одному ягненку он спасет овчарню; и после этого он исцеляет ягненка, что был ранен львом. Это также путь Отца, который посылает своего сильного сына; и он [сын] производит из себя Деву, снаряженную пятью силами, которыми она может сражаться против пяти бездн Тьмы. Когда Страж [?] стоял на границе Света, он показал им свою Деву, которая есть его душа; они встряхнулись в своей бездне, желая превознести себя над ней, они открыли свои уста, желая поглотить ее. Он крепко держал ее силу, он распростер ее над ними, подобно сетям над рыбой, он пролил на них ее дождь, подобно очищенным облакам воды, она толкнула себя в них, подобно пронизывающей молнии. Она подкралась к их внутренним частям, она ограничила их, и они не знали этого.

(9:31 - 10:19)

Читатель отметит в меняющейся образности этого отрывка, что «оружие» большинства текстов заменяется «девой» как символом души (несомненно, более уместный на наш вкус образ) и что последний умышленно и наиболее действенно служит Первому Человеку средством оскорбительной войны: упоминания о поражении там нет. Это — один из примеров той свободы, с которой манихейские мыслители обращаются с символикой. И даже здесь Первому Человеку, очевидно, столь победоносному, после всего «помогает выбраться из бездны» «его брат» (Живой Дух — см. ниже), который возвращает нас к ведущей теме данного учения.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В третий раз он предложил их мне
Еще раз наше исследование вернулось к дуализму между человеком nphysis как метафизической основе

Но добродетель является серьезной при различных способах поведения в рамках этой принадлежности в
Он будет с готовностью вспоминать добродетели