ΛΛΛ     >>>   

Суттнер Э. Иезуиты - помощь и искушение церквей Востока

Проф. д-р Эрнст-Христофор Суттнер (Вена)

Общество Иисуса, основанное в т. н. Новое время, когда началась большая колониальная экспансия европейцев, изначально нацеливалось на служение для  Церкви во всемирном масштабе. Иезуитов сразу посылали в дальние страны. Франциска Ксаверия можно было повстречать на южно-индийском берегу Малабара, восточном христианском мире, уже в 1541 году, т.е.  в первое лето бытия ордена прежде, чем был основан первый центральноевропейский орденский дом в Кельне. Много других событий последовало вслед за этим. Они начинались с благого усердия во имя спасения душ и достойной восхищения готовности к самопожертвованию. Однако, как правило, все это вело к конфликтам.

I

Одну из причин конфликтов, и, вероятно,  самую важную, можно найти в экклезиологической концепции, которой были ведомы Игнатий и его сотоварищи. Эта концепция была лейтмотивом деятельности многих поколений иезуитов, хотя может быть, и не все ее осознавали столь определенно.
Мы наталкиваемся на это уже в сообщении о первой беседе Игнатия с его спутниками в 1539 году, в результате которой было принято решение об основании ордена. Целью их соображений и собственная мотивация для основания ордена были обеспечить взаимное единство, после того, как оказалось, что Папа, у которого они находились в послушании согласно их торжественному обету от 1534 года, хотел дать им задания в различных частях мира. Как мы видим из их собственного документа, они открыли совещание вопросом, соответствует ли их твердое желание организационно объединиться «после того, как мы преподнесли нас и наши жизни Христу, Господу нашему, и его верному и законному наместнику на земле и решили, чтобы он располагал нами и послал нас туда, куда он посчитает нужным, чтобы смогли иметь успех: может быть к туркам, может быть к индийцам или еретикам или другим верующим или язычникам» …
Эта формулировка вытекает, без сомнения, из согласия Игнатия и его спутников с учением Католической церкви о первенстве епископа Рима. Однако, собственное догматическое убеждение  о существовании и всемирном распространении Петрова главенства еще не является основанием для того, чтобы распространять его повсеместно. Исходя из этого, они ожидали, что  епископ Рима осуществит свой примат таким образом, что назначит на всемирное пастырское служение Игнатия и его спутников (а позже и всех иезуитов). Тот, кто ожидает непосредственного исполнения папского примата в ординарной пастырской власти на всем земном шаре, тот добавляет к догмату Католической церкви о существовании папского примата и право вмешательства Папы повсюду в церковную жизнь. Эта концепция, похоже, полемизирует с концилиаристами позднего Средневековья, которые неоднократно провозглашали  догмат о приоритетной компетенции всеобщих соборов и о праве Церкви, которая собиралась на эти соборы, на периодические собрания; т.е. они хотели перестроить институт ординарной пастырской юрисдикции.
Мы описываем здесь, так сказать, пролог для дальнейших повествований о деятельности иезуитов среди восточных христиан: конфликты являются неизбежными, если члены ордена с централистской экклезиологической концепцией, которые чувствуют себя назначенными на ординарное служение Церкви всегда и везде во  всем мире непосредственно римским епископом и зависящими  непосредственно от него,  встречаются с восточными христианами, экклезиология и пасторские принципы  которых стоят на убеждении, что единая, святая, соборная и апостольская церковь – (согласно Конституцией о Церкви II Ватиканского  Собора, статья 23), состоит из отдельных церквей, и что благодаря божественному промыслу отдельные церкви, которые созданы в различных местах апостолами и их наследниками, в течение времени произвели большое количество органически связанных общин, которые обогащают  единство веры и божественное устроение всей церкви своей собственной дисциплиной, собственными литургическими обычаями и собственным богословским и духовным наследием.
Иезуиты, которые видели собственного архипастыря не в местном епископе, а в далеком Римском архиерее, не были готовы к разговору по тем или иным вопросам, обсуждение которых еще было открытым, по мнению  местной восточной церкви, ибо в соответствующем деле  не было принято никакого обязывающего общецерковного установления. Иезуиты считали себя находящимися в непосредственном подчинении у римского епископа, но ведь, решения принятые западноевропейской Римской церковью в одиночестве не были столь же обязательными общими решениями для древнего христианского мира, от которого требовали безоговорочного подчинения. Кроме того, иезуиты  непреклонно настаивали на послушании наместнику Христа, несмотря на то, что римские требования противоречили установленным обычаям соответствующей местной восточной церкви. Они требовали от восточных христиан, как от подобных себе  иезуитов, безусловного послушания единственному епископу в  дальнем граде, несмотря на то, что с древнейших церковных времен верно хранимое сознание самостоятельного авторитета местных епископов и прав автономии привело Божественным Проведением к существованию общин, поместных церквей (которые сегодня считаются на христианском Востоке в большинстве случаев самостоятельными и, соответственно, автономными церквами).
Две цитаты из решений Второго Ватиканского Собора могут разъяснить суть проблемы. В Декрете об экуменизме (статья 16) говорится об этом так: «Священный Собор, дабы устранить любое сомнение, заявляет, что Церкви Востока, памятуя о необходимости единства всей Церкви, могут управляться согласно своим собственным уложениям, так как они вернее отвечают характеру их верных и более способствуют благу их душ. Строжайшее соблюдение этого традиционного принципа, который, правда, соблюдался не всегда, относится к числу тех вещей, которые совершенно необходимы для восстановления единства как его предварительное условие».  И в Декрете о католических восточных церквах (статья 6) провозглашается: «Пусть все верующие Восточных Церквей знают и будут твёрдо уверены в том, что они всегда могут и должны соблюдать свои законные богослужебные обряды и свои уставы и не вводить в них изменения, если только это не будет совершаться ради их собственного органического развития. Итак, всё это должно соблюдаться с величайшей верностью самими Восточными христианами, которым надлежит всё глубже познавать эти обряды и уставы и всё совершеннее их осваивать. ..А те, кто по должности или в силу своего апостольского служения поддерживает частые сношения с Восточными Церквами или с их верующими, должны, соответственно важности своей должности, получить подробные наставления в знании и практике обрядов, уклада, вероучения, истории и характера Восточных христиан». Мы увидим, что эти слова являются горькой критикой того положения, которое создали иезуиты, ориентируясь на римские указания.

II

Когда португальцы открыли морской путь в Индию и тотчас начали создавать там колониальное государство, то им не нужно было нести туда христианство. С древнейшего, возможно даже с апостольского времени там существовала Церковь. Благодаря миссии, которая связана с именем Св. апостола Фомы, но о которой умалчивают Деяниях апостолов в Новом Завете, цветущая церковь христиан Св. Фомы уже существовала в Индии в тот момент, когда туда прибыли португальцы.
Город Гоа был выбран столицей португальского колониального государства в Восточной Индии. Когда Франциск Ксаверий прибыл туда, именно там были уже построены семинария и церковь Св. Павла. И то, и другое вскоре доверили иезуитам, которые развили в Гоа бурную орденскую жизнь и в последующие десятилетия особенно плодотворно действовали в сфере образования. Гоа, который в 1558 г. стал кафедрой архиепархии, долгое время оставался и центром иезуитов.
После того как португальцы учредили архиепископство Гоа, колониальные органы власти были заинтересованы наряду с архиепископами прежде всего в том, чтобы христиане Св. Фомы немедленно вошли в состав нового архиепископства. Так как оно находилось под покровительством португальского короля, то преданность архиепископу означала и лояльность португальской  короне. Однако, христиане Св. Фомы подчинялись по обычаю Сирийскому патриарху. Кроме того, их церковная жизнь, которая никогда не находилась под влиянием богословских, литургических и канонических течений латинского Запада, сильно отличалась от форм, которых придерживались архиепископ Гоа и его духовенство. Ни архиепископ, ни отцы иезуиты, которым поручили воздействовать на христиан Св. Фомы, не были подготовлены понимать сирийские церковные обычаи. Привычные для христиан Св. Фомы архаичные богословские формулировки выглядели в глазах латинян еретическими, так как они не знали, что эти формулы должны восприниматься в контексте неизвестного Западу богословского мышления. С одной стороны, в принятой в этой стране литургической жизни латиняне объявили суевериями все то, что не имело аналогов в западной богослужебной жизни, и, с другой стороны, они жаловались на несовершенство местной традиции, если для какого-либо собственного ритуала на было удачного соответствия в наследии южно-индийской церкви.
Чтобы действовать наверняка, латинские ритуалы были переведены на сирийский язык, и  латиняне стремились заинтересовать духовенство христиан Св. Фомы применять их, что объяснялось желанием того, чтобы местные священники правомочно совершали таинства церкви.  Для соблюдения чистоты веры о. Франциск Рос SJ в 1586-87 гг. составил обширный список вероучительных положений, которые звучали для западноевропейского уха еретически . В 1599 г. синод в Диампере осудил эти положения, благословил латинизацию обряда и канонически включил христиан Св. Фомы в архиепископство Гоа под португальское покровительство. До самого конца португальского господства в южной Индией только иезуиты становились епископами для христиан Св. Фомы, оставаясь при этом в своем родном латинском обряде. Обычное церковное право христиан Св. Фомы и их связь с их прежним Сирийским патриархом были нарушены.
Однако, достигнутое соединение было хрупким, как это показали события второй половины XVII столетия, когда  голландцы, борясь с испанской короной, соединенной с Португалией, взяли под контроль Южную  Индию. Светская власть, которая отныне исповедовала кальвинизм, больше не покровительствовала католическим миссионерам с Запада. Среди христиан Св. Фомы поднялось мощное движение возвратиться к традиции отцов. Это привело к полному разрыву с Римом.

III

 Взглянув на географическую карту, мы можем удивиться, однако, транспортные условия того времени объясняют нам, почему, когда отцы иезуиты были посланы в Эфиопию, они отправились туда с Гоа. Таким образом была организована иезуитская миссия в Эфиопию.
Отправка иезуитов в Эфиопию началась с военной предыстории. Османы снабдили огнестрельным оружием мусульманского князя на рогообразном полуострове Африки, и он завоевал государство христианского эфиопского императора. Последний в 1541 г. послал крик о помощи в Европу. В том же году португальцы с Гоа отправили военную экспедицию, которая, понеся значительные потери, освободила императора и спасла эфиопское государство. В результате португальцев  в Эфиопии сильно зауважали. Так как издревле  в эфиопской церкви местных епископов не выбирали, а приглашали из-за границы, в большинстве случаев коптов, а время от времени и сирийцев, то император в благодарность за освобождение благоволил пригласить епископа из Португалии. Избрание и посвящение епископа в Европе последовали по правилам, которые были обычны для епископов в областях покровительства (т.е. в колониях) португальского короля; соответственно церковно-правовая зависимость этого епископа также была оформлена соответствующим образом. Разумеется, его увенчали титулом патриарха и назначили ему викарных епископов. «Патриарх», викарные епископы и сопровождающие их священники были выбраны из ордена иезуитов. Первая группа была послана туда еще при жизни Игнатия; епископские хиротонии происходили в 1554-55 гг.
Первый "патриарх" о. Жуан Нуньес Барето так и не достиг берега Эфиопии из-за неблагоприятных условий, он умер в 1562 г. в Гоа. Викарный епископ, о. Андреас Овьедо, который был послан с несколькими отцами в Эфиопию, действовал там до своей смерти в 1577 г. в самых тяжелых обстоятельствах, но без явного успеха. Он рассматривал себя, правда, в качестве полномочного представителя христианского мира в этой стране, так как его далекое начальство  - португальский король во взаимодействии с папой - поручило ему эту миссию. Однако, так как он не знал церкви, которой должен был руководить и не приобрел никаких предварительных знаний, чтобы научиться ценить наследие этой церкви, то он остался чужаком для христианского народа Эфиопии. Никто из тех, кто избрал его в далекой Европе, не спрашивал его перед назначением о том, какие чувства он питает к эфиопским христианам.
Его преемник о. Пьетро Паэс, который отправился в путь в 1588 г. из Гоа, действовал успешнее и, преодолев многочисленные препятствия, с заслуживающим уважения самопожертвованием 14 лет добирался в Эфиопию. После многочисленных дорожных приключений, болезней и многолетнего рабства ему удалось, наконец, со второй попытки достичь страны, в которую он был послан.
Пьетро Паэс изучал обычаи страны, завоевал сердца некоторых представителей высшего слоя и достиг того, что некоторые очень влиятельные личности конвертировались в католичество. Однако, прежде чем конверсия смогла дойти до широких масштабов, он умер, а его преемники довели дело до полной катастрофы. Создается впечатление, что несмотря на головокружение от успехов, которое вызвал Пьетро Паэс у определенных кругов представителей знати и у немногих священнослужителей, вряд ли мнение этого тонкого слоя имело вес у простого народа и широких кругов духовенства. Когда он умер, в Лиссабоне и  Риме Церковь Эфиопии именовалась как «вернувшаяся в послушание святой Римской церкви». Теперь кажется понятным, что титул «патриарх», который получили епископы иезуиты в Эфиопии был лишь номинальным, так как жители Востока чувствуют большое благоговение перед носителями этого титула. Напротив, никогда не упоминалось, что Рим дает согласие на настоящий патриархат для эфиопов т.е., что он признает их как автономную церковь с правом выбора патриарха. Когда Альфонс Мендес был избран из иезуитов, которые чувстовали себя дома в  Европе, в качестве нового "патриарха" для далекого эфиопского христианского народа, то он ничего не знал об Эфиопии.
В обширной диссертации, защищенной на церковно-историческом факультете Грегорианского университета, один эфиопский клирик представил личность Пьетро Паэса, ее спутников и преемника, их временные успехи и - к чести иезуитского университета, это категорически подчеркнуто – с большой безжалостностью также и ошибки, которые проистекали из непоколебимого сознания, что единственно правильный способ христианского бытия существует лишь в Риме и Португалии. Мы узнаем, что миссионеры, согласно полученным указаниям и из-за их незначительного количества обращались поневоле по главным вопросам к правящему классу Эфиопии, что они пытались влиять на небольшой круг ключевых лиц и использовали их на основе религиозной мотивации в своих целях. Мы узнаем из диссертации, как они давали властителю африканского государства множество советов, которые основывались на европейских представлениях XVII столетия об отношениях между государством и церковью. Оказывается, что они руками светской власти стремились вынудить духовенство и народ принять латинское учение, вместо того, чтобы самим обосновать свои концепции. Мы видим, что один император, сначала из соображений скорее политических, стремился открыть страну для внешних веяний и искал контактов  с католическим Западом,  постепенно становясь не просто убежденным сторонником католического учения на уровне эфиопского и европейского понимания служения правителя, но также сразу и его фанатичным представителем. Также говорится о том, что Альфонс Мендес даже теоретически не представлял, что делать с предоставленной папой полной юрисдикцией над церковью, которая его не выбирала, и которая даже не знала папу. Он сразу по прибытии в Африку начал управлять и реформировать местную церковь, хотя ничего не знал об эфиопских обычаях  и о жизни церкви, которую должен был возглавлять. Нас в высшей степени удивляет, сколько миссионеры и их "патриарх"  дали эфиопам латинизирующих указаний, многие из которых (они, наверное, так и не узнали от местных верующих какие именно, что не менее прискорбно )  граничили со святотатством: доходило вплоть до переосвящения эфиопских алтарей, "патриарх" намеревался увенчать латинским престолом главную святыню эфиопов в Аксуме и затем освятить вторично. С содроганием мы узнаем, что при этом было пролито море крови и слез, ибо дело дошло до гражданской войны, так как император и несколько полководцев поддерживали реформаторские желания "патриарха" против широкого большинства, которое, наконец, взялось за оружие, чтобы предотвратить перемены. Император был свергнут. Сын и наследник должен был изгнать иезуитов из страны, чтобы водворить мир .
Некоторое количество отцов, которые не выполнили распоряжения о высылке и самоотверженно остались со своими сторонниками, вскоре были схвачены и растерзаны восставшей толпой. Орден почитает их мучениками за Христа.

IV

 Нужно было сообщить о Малабарском побережье и об Эфиопии, ибо процессы, которые там происходили, шли одновременно с индийской миссией иезуитов, связанной с именем о. Роберта де Нобили, который успешно приспособил латинскую церковную жизнь к культуре Индии. Усилия по адаптации латинства происходили  в  XVI-XVII столетиях в Восточной Азии, как правило, под руководством  иезуитов. Это также имело место в китайской миссии, которая продвигалась весьма обдуманно благодаря далекой прозорливости миссионеров отцов Маттео Риччи и Адама Шаля. В Японии дело происходило под руководством визитатора о. Алессандро Валиньано SJ,  горячего сторонника адаптации, в то время как в 1583-1587 гг. о. Франциск Рос, будучи провинциалом в Индии, обвинил в ереси христиан Св. Фомы
На то, почему миссионерская политика в Гоа не могла оставить безнаказанным одно проявление разнообразия, и терпеть другое, хотелось бы заострить внимание. Мы обращаем внимание, что между обоими методами пролегает существенное различие. Для миссионеров исходным пунктом всех построений было латино-западноевропейское проявление христианской жизни, которым они определенно хотели оплодотворить индийские, китайские или японские пустыни. Исторически сложившееся целостное латинское христианское наследие не ставилось под сомнение, ибо они допускали его приспособление к кругозору людей, к которым обращались. Их целью было выразить собственную латинскую версию христианства по-индийски, по-китайски и, соответственно, по-японски. Совсем иначе обстояло дело  у древневосточных христиан Св. Фомы и у эфиопов. Их способ христианской жизни не происходил от западноевропейского, а был только обусловлен позднеантичной греко-латинской духовной историей . Никаких модификаций вторичного вида в нем не нужно было предпринимать, как это делали миссионеры в латинском обряде. У христиан Св. Фомы и в Эфиопии были совсем иные традиционные формы христианской жизни и, кроме того, собственная экклезиологическая модель, которая не знала никакого непосредственного руководства пастырской деятельностью со стороны римского епископа, как это было принято в латино-западноевропейском наследии. Это было невозможно понять латинянам XVII  столетия, ибо они думали, что латинскому обряду  подобает "первенство". (Кажется, впрочем, что в сегодняшней Эфиопии ситуация может развиваться иначе, ибо европейских миссионеров в духе II  Ватиканского собора там еще не было.)
Т.н. "первенство латинского обряда" было постулатом, который присутствовал тогда повсеместно на Западе, и характерно, что именно Бенедикт XIV, который придал этому постулату в энциклике "Etsi pastoralis" (1742 г.) самое отчетливое выражение, окончательно запретил также иезуитские попытки адаптации латинства в восточноазиатских миссиях. Хотя в этих попытках западноевропейский способ христианской жизни был исходным пунктом всех построений, он проявлялся в них, по мнению Бенедикта XIV, все-таки не слишком отчетливо. Вильгельм де Врис SJ обрисовал понимание Бенедикта XIV (и косвенно некоторых членов монашеского ордена в Южной Индии и Эфиопии) в новаторской книге " Рим и патриархаты Востока " следующими словами:
" Хотя Папа и имел благое намерение, все же, его убеждение о превосходстве латинского обряда ... привело к тому, что  восточные обряды, если он вообще считал возможным с ними считаться, были стеснены во многих вещах ... ограничительными, латинизирующими определениями... «Praestantia» или первенство латинского обряда перед всеми другими литургическими формами церкви являлось для Бенедикта XIV аксиомой, которая лежала в основе его действий ... Он обосновывал  его первенство указанием на то, что латинский обряд является обрядом святой Римской церкви, матери и наставницы всех церквей.... Именно так как греческие обряды возникли без постоянной санкции Святого Престола  и вообще во время раскола были лишены контроля со стороны Рима, Бенедикт XIV указывал также, что многие из его предшественников питали к ним определенное недоверие, ибо в них могли содержаться уклоны, опасные и неуместные рассуждения, пагубные для веры. Таким образом, Папа говорит в конституции «Allatae sunt»: «Апостольский престол, всякий раз должен был устанавливать, чтобы опасные или неподобающие ритуалы не проникли в восточную церковь, а если это случилось, то он их осуждает и отказывает в праве  на их употребление и запрещает.... Святой Престол никогда не допускал запрещать отдельные обряды грекам, если они были у них в употреблении уже с давнего времени, всякий раз как он должен был следить, чтобы они не были плохими или вредными."

V

 В Польско-Литовском государстве, которое простиралось в XVI  веке далеко на Восток, и охватывало также области сегодняшних республик Беларуси и Украины, где проживало многочисленное население с восточной традицией веры, кальвинизм достиг могущественных успехов. Это выглядело таким образом,  будто бы западноевропейская и восточная традиционные церкви были вытеснены  кальвинистами. Однако, иезуиты, которые сдержали дух времени пастырской деятельностью и организацией школ,  делая большие успехи в публицистике,  смогли в последней трети столетия успешно перейти в контрнаступление. Им удалось не только остановить дальнейшие переходы в протестантизм. Они  водворили католицизм в уже потерянную область, действуя собственно духовным оружием, а не так как позже во время наступившей контрреформации  вмешивалась государственная власть с насильственными мерами.
Восточная иерархия в стране уже не могла остановить распространение протестантизма среди своих верующих. Это пытались сделать православные братства страны, объединявшие ремесленников и горожан восточной веры и изъятые из епископской юрисдикции. Так как в восточной церкви не было никаких собственных приемов обороны от протестантизма, братства ориентировались на пример иезуитов. Иезуиты были особенно сильны в школьном деле. Братства учреждали школы, в которых несмотря на сопротивление западному влиянию со стороны консервативных кругов, латынь с самого начала стала обязательным предметом. Это было неизбежно, ибо, принадлежа к польскому государству, они  не могли устраниться от того, чтобы не познакомить учащихся с языком культуры и управления этого государства. Братские школы вступали в соревновании с латинскими школами иезуитов, которые противостояли в свою очередь протестантскому народному образованию того времени. Братские школы ни в чем не хотели уступать иезуитским; поэтому их программа обучения целиком заимствовалась из последних и распространялась на братские школы по всей Польше и Литве. Братчики были лишены педагогического опыта, родившегося в Новое время. Восточные христиане подхватывали опыт латинян так энергично, что вскоре сами латиняне находили их методы пригодными в своих спорах на темы созданных реформацией проблем. Поэтому неудивительно, что братчики начали использовать учебники из иезуитских школ. Латинский язык, на котором они были составлены, вошел в широкое употребление.
Кажется, началось пастырское сотрудничество двух традиционных церквей Польско-Литовского государства в обороне против модернистских течений того  времени. Похожие явления происходили в Молдавском княжестве, где в последней трети XVI  столетия к власти пришла семья бояр Мовилэ , ориентированных на Польшу. Молдавские бояре, твердо укоренившиеся в восточной церкви, приглашали иезуитов в качестве пастырей и особенно для школьного наставничества, чтобы погасить попытку реформации, которую предпринял в 60-е годы единственный протестантский князь, который правил в Молдавии . Это было положительным примером служения иезуитов в интересах восточной церкви за несколько десятилетий перед конфликтом, к которому мы должны немедленно обратиться, чтобы представить и исследовать, как православие стояло в XVII  веке на том, что было создано первым поколением иезуитов, и что из этого вышло.

VI

 В конце XVI столетия противоположные экклезилогические  концепции пастырского сосуществования привели обе традиционные церкви к конфликту и  ожесточенному соперничеству. Иезуитские богословы, в частности, Петр Скарга, приходили из года в год к более отчетливому пониманию, что восточных христиан Польши и Литвы нужно приобщить к пастырскому попечению римского епископа, как это происходило у местных латинян.
То, что древнецерковная граница патриархатов проходила между теми и другими, и что древнее каноническое предание наших церквей на этой границе исключало напрочь равное юрисдикционное отношение местных церквей к Риму, не было известно не только иезуитам; уже давно этот момент ускользнул из общего западного сознания. Так как до схизмы между греками и латинянами область компетенции пап de facto была ограничена римским патриархатом; то теперь область, в которой римский епископ действовал как папа практически совпала с той, в которой он действовал так же как и патриарх. Таким образом,  для латинян давно стало привычным не делать большого различия между патриаршими прерогативами римского престола и папскими. Всякий раз, когда римский епископ составлял акт, который был вызван заботой, как о других христианах, так и о его собственной римской епархии, предполагалось, что в обоих случаях это представляет собой одинаковое папское действие. Вследствие этого думали, что каждая местная церковь, которая находится в единстве с папой, должна быть открыта вмешательству римского епископа. 
Когда в конце XVI  столетия, по крайней мере, в государственной области Литвы и Польши обе традиционные церкви находились в состоянии схизмы, то воссоединение виделось в виде неизбежного распространение папской компетенции римского епископа на воссоединившихся (униатов), но латиняне, к сожалению, уже не видели различия между папской и патриаршей юрисдикцией. Они не обращали внимания, что жители Востока могут оставаться верными древнецерковному преданию только тогда, когда они находятся результате союза в другом отношении к римскому престолу, чем западноевропейские епархии, которые присоединены к нему не только как к папскому, но и как к патриаршему престолу. Отсутствие этого различия привело латинян к мнению, жители Востока должны в результате союза так же быть подчинены римскому престолу, как и западноевропейские епархии. В свою очередь, восточнославянские епископы Киевской митрополии рассматривали обе церкви как автономные организмы, поэтому они подготавливали просьбу о воссоединении в духе древнецерковного предания, ибо стремились к общению в таинствах между Римом и Киевом и сопричастию с римским епископом как Папой всей церкви, а не к вступлению в зависимость от римского епископа как западноевропейского патриарха.
Когда 23 декабря 1595 г. в Риме была заключена уния, то в действительности это произошло в духе латинской концепции, как она пропагандировалась иезуитами, прежде всего Петром Скаргой, в Польше и Литве. Части восточных христиан могло понравиться изменение древнецерковной модели и дополнение общения в таинствах еще и каноническим присоединением под патриаршую  юрисдикцию Римского престола, а другим нет. Таким образом,  среди жителей Востока произошло разделение. То, что начиналось как основание единства, привело к расколу; отныне соединенная (униатская) церковь противостояла православной, и зародился конфликт, который сохраняет свою остроту до сегодняшнего времени .

VII

Однако, тяжелый конфликт, в отличие от Эфиопии, не положил конец  влиянию иезуитов на восточных христиан в Польско-Литовском государстве. Скоро после заключении унии православные учредили в подполье собственную иерархию. В 1633 г. в результате достигнутых договоренностей Петру Мовилэ с польским королем произошла легализация восстановленного православия и получено королевское согласие на повторное учреждение законной иерархии. При этом он стал митрополитом (под именем Петра Могилы – прим. пер.).
Его вся сила его личности была направлена на восстановление церкви,  для этого он нуждался в развитии современного школьного дела, издании злободневной литературы и противодействие унии. Также его внимание было обращено к кальвинистам и сторонникам их партии для распространения образования, ибо для строительства новой церковной жизни все имело значение. Кроме того, Киевской митрополии был нужен катехизис, ибо и у протестантов и у католиков он был.
В 1640 г. Петр Могила и его синод составили первый православный катехизис, котором вошел в историю под названием "Православного исповедания митрополита Петра Могилы". Согласно обстоятельствам того времени большое место было отведено вопросам, уже разработанным западным богословием, и школы в Киевской Митрополии были ориентированы на богословие, в котором можно уловить продолжительное влияние иезуитского богословия и зависимость от катехизиса Петра Канизия SJ. Особенно отчетливо это проявляется в вопросах, которым еще не было аналогов в православном наследии, ибо они затрагивались только во внутренних западноевропейских спорах, но теперь в Литве и Польше на эти вопросы должны были отвечать также и православные. При всей близости к католикам, которое обнаруживает киевское богословие в таких случаях, нет никакого сомнения в том, что отцы "православного исповедания" преподавали именно православное наследие. Это проявляется отчетливо в тех темах, которые были  издавна характерны для православия; в них «Исповедание» верно передает собственную традицию. Однако, это руководство характеризуется тем, что православие не могло свободно избирать освещаемые темы. Они ставились ему окружающим миром, и историческая действительность принуждала не только подхватывать западную постановку вопроса, но и использовать также и западную терминологию и западный образ мышления, так как верующие, которым должно было служить это руководство, сталкивались с этими вопросами постоянно. Если бы Петр Могила и его сотрудники не учли этого, то их катехизис остался бы для школ бесполезным.
Катехизис и богословие Петра Могилы, до сего времени обсуждаются православными богословами на предмет их соответствия православному преданию . Косвенно иезуиты стали здесь спорными помощникам, с точки зрения оппонентов Петра Могилы можно бы сказать: к досаде для православия.

VIII

 ΛΛΛ     >>>   

Иезуиты помощь христиан эфиопии
Суттнер Э. Иезуиты помощь и искушение церквей Востока истории церкви 5 иезуитов
истории Церкви Степанов С. Неистовый Аввакум