<<<     ΛΛΛ     >>>   

33 Подробнее о социологической самообъективации в ключевом для социологии случае — исследовании политического мира — см. в ра боте Ю. Л. Качанова [36, с. 36-58].

3< В качестве примера можно привести масштабное исследование французского университетского поля 1960-80-х гг., в котором Бурдье указывает и собственную позицию [61].

35 Во многом, самообъективацию можно рассматривать как эмпи рическое развитие принципа имманентного анализа, в общем виде сфор мулированного К. Мангеймом: «Объективность и независимость миро воззрения достигаются не отказом от воли к действию и собственных оценочных суждений, а посредством конфронтации с самим собой и про верки себя. Критерий подобного самоуяснения состоит в том, что в поле нашего зрения попадает не только наш объект, но и мы сами» [39, с. 47].
Отличие общей формулы, данной Мангеймом в 1929 году, от воплоще ния, которое она получила в рамках критической социологии, состоит в упомянутом отказе социологу в познавательных привилегиях, выте кающих только из конфронтации с собой — свобода, выступающая мотивом и продуктом интеллектуальной практики, здесь признана не конечным состоянием мышления, а производительной иллюзией: «Имен но через иллюзию свободы в отношении социальных детерминаций (иллюзия, о которой я говорил сотни раз, что она служит специфиче ской детерминацией интеллектуалов) социальным детерминациям дана свобода осуществляться... Социология освобождает... от неуместных ве рований в иллюзорную свободу» [27, с. 30-31]. Таким образом, в силу использования средств социологического исследования в отношении со циолога (как социальной позиции), продуктом самообъективации вы ступает не иной возможный опыт (образ которого получен путем са моконфронтации) [39, с. 77], а сама возможность опыта, размещенная в условиях социологической практики, его определяющих. Иными слова ми, различно операциональное представление о «себе самом», которым у Мангейма выступает мыслящее «я», укорененное в социальной ситуа ции (откуда становится возможным отделение истинных стилей мышле ния от ложных [39, с. 83]), а в школе Бурдье — комплекс социальных от ношений, сфокусированный в габитусе (или, расширительно пользуясь кантовским языком, объединенный синтетическим единством сознания).

36 В этом смысле мы не только возвращаемся к исходной точке метода — взгляду самого наблюдателя — но и обращаемся к кантианскому смыслу объективного: «Объект есть то, в понятии чего объеди нено многообразие, охватываемое данным созерцанием. Но всякое объединение представлений требует единства сознания в синтезе их»
(32, с. 130]. Именно на это единство сознания в синтезе представле ний об объекте — на центр собственной перспективы исследователя —

[372]

направлены процедуры самообъективации. Если у Канта не было нуж ды заботиться об этом единстве, поскольку он полагался «чистым», т. е. простым и прозрачным себетождественным основанием, то, исходя из социального происхождения этого единства, социолог иссле дует его прежде всего не как условие тождества предмета представле нию, а как условие различия между существующими представлениями. Исследование, направленное на отклонения, вносимые в объект полем и позицией в нем исследователя, не менее, чем исследование «внешней» области, опирается на анализ обмена (и борьбы относи тельно его условий), который осуществляют социологи с коллегами и с несоциологами. Таким образом, область исследования фактически удваивается, будучи каждый раз увеличенной на «размер» социологи ческого производства, которое находится в практической связи как с иными символическими производствами, так и с исследуемой облас тью — начиная с истории того, почему она именно стала объектом ис следования, заканчивая возможными изменениями, которые в ней могут произвести социологические классификации, будучи перенесены в нее из научных публикаций, аналитических записок или публич ных выступлений социологов. Введя представление об обмене, в который включены социологи, и признав зависимость социологическо го описания/объяснения от прочих производств, собственной истории (смены форм описания/объяснения, наследования посылок и аксиом и их трансляции через образовательные институции, динамики поля, в частности, организационных форм дисциплины), необходимо при знать и то, что социология нуждается в особом инструменте самоопи сания — специальной истории социологии, принципиально отличающейся от традиционной, которая вызвана к жизни прежде всего нуждами образования, а потому неизбежно опирается на схоластическое видение (см. §1.4. настоящего приложения). В противовес традиционной истории социологии, преподаваемой в качестве обязательного курса и настаивающей на единстве дисциплины, образованной чере дой «основоположников» и их теорий, нужды исследования предполагают существование социальной истории социальных категорий и про блем, которая сопрягала бы логику социологического описания/ объяснения со структурой обмена, в которых таковое формируется и воспроизводится. Однако поскольку выделение этого направления исследований в отдельную специальность неизбежно вернуло бы его в русло схоластического взгляда, работа по анализу собственной пер спективы встроена в сам метод критической социологии.

37 «Теория практики, взятая как практика, напоминает, что, с од ной стороны, в противовес позитивистскому материализму, предметы познания должны быть сконструированы, а не просто пассивным обра зом зарегистрированы, а с другой — что, в отличие от интеллектуали- стского идеализма, принципом такого построения является система структурированных и структурирующих диспозиций, формирующихся в практике и постоянно направленных на практические функции» [21, кн. 1, гл. 3].

[373]

38 Т.е. реализуя регулятив генетического структурализма: поме щать продукты практик в контекст, в котором они были произведены и функционируют.

39 Ср.: «Когда речь идет о социальном мире, обычное использо вание обычного языка делает из нас метафизиков»" [17, с. 88].

40 Резюмирующей эту линию выступает работа Бурдье «Паскалев ские размышления» [63]. Среди французских авторов одна из наибо лее полных и интересных интерпретаций дальней перспективы у Бур дье принадлежит одному из авторов данного учебника, Луи Пэнто, который в недавно вышедшей монографии «Пьер Бурдье и теория со циального мира» [80], а также в ряде ранее опубликованных статей (напр., [79]), раскрыл критическую программу Бурдье как специфиче ское практическое отношение к интеллектуальному миру. Другой при мер интерпретации в той же перспективе представлен в уже упоми навшейся статье Бенатуи [57], где предпринята попытка построить систему философских предпосылок критической теории и объяснить расхождения Бурдье с коллегами (в частности, по вопросу об основа ниях социологического разума) различием теоретических парадигм. Ряд других работ, так или иначе отсылающих к критике «теоретической теории» в социологии, значится в библиографическом списке к настоящему послесловию: начиная с первого российского введения в методБурдье [51], заканчивая метарефлексией отдельных его положе ний [34]. Печатью академизма отмечено и настоящее послесловие, с отсылками к Канту и Хайдеггеру, с более чем полусотней источников
в списке литературы — что вызвано усвоенным намерением удовле творить ожидания тех профессиональных читателей, которые прини мают или отвергают текст, исходя из привычки оценивать правиль ность его построения, и, одновременно, стремлением зафиксировать планку интерпретаторской работы для студентов. Иного рода экспе римент с правилами академической игры — текст, разворачивающий ся в форме диалога — представляет собой другая работа [6].

41 Строго говоря, само обозначение «схоластический» является во многом стереотипом, стирающим различие между теологической ориентацией мысли и местом интеллектуальных практик в системе разделения труда в средневековой Европе. В результате подобной неразличимости схоластике приписываются признаки, закрепившие
ся в культурном производстве уже после ее упадка. О смене в XV в. схоластики (как интеллектуального ремесла) гуманизмом (формой культурного досуга аристократии) см. исследование Ле Гоффа [37, ч. 3]. Он, в частности, указывает: гуманисты «хвастаются досугом, по коем, в котором они занимаются литературой — otium античной аристократии. "Не стесняйся той замечательной и славной лени, которой всегда наслаждались великие умы", — пишет Николя де Кламанж...» [37, с. 202]. Что касается институциализированной интеллектуальной практики в Англии XVII — XVIII вв., во многом определившей этос новоевропейской науки, связь ее форм и политических интересов (в част-

[374]

ности, императива незаинтересованности как результата борьбы за признание в качестве эксперта) см. в: 156, р. 61—63]. Описывая истори ческий разрыв между наукой как досугом и наукой как профессией, автор отмечает: «Долгое время английские ученые гордились тем, что независимы от государства. Однако они были джентльменами (т.е. дво рянами, независимо распоряжающимися ресурсом состояния и време ни. — А. Б.). Хаксли — один из новых профессиональных ученых, нуж давшихся в оплате своего труда» [56, р. 63].

42 См., напр. [75].

43 Прежде всего, использование в отношении научного мира проце дур исследования, применяемых к «обычным» социологическим объек там, что доведено до логического конца в наиболее «возмутительном» проекте — социологии гуманитарных дисциплин [61, гл. 1] и «даже» со циологии социологии [17, с. 59-69].

44 Парадокс академических делений, жестко отделяющих «теоре тическое» от «эмпирического» или «фундаментальное» от «прикладно го», заключается в том, что схоластическое мышление с одинаковой силой обнаруживает себя и в трудах теоретиков «фундаментальных проблем социологии» (презрительно воспринимающих «эмпирику»), и в интерпретациях экспертов по «политическому устройству», «обще ственному сознанию», «вопросам образования», «актуальным проблемам молодежи» и т.п. (наиболее полно в «эмпирику» погруженных), в полном соответствии с формулой Хайдеггера: схоластика — это господ ство обыденного рассудка.

45 Даже если в рамках самой схоластической практики возникает проблема критериев соответствия, оставаясь продуктом рационально го досуга, она строится на подмене устройством разума устройства ре альности, а потому в конечном счете получает статус «вечного вопро са», как, например, о соотношении морали и политики, должного и сущего в общественной жизни, субъекта и объекта социального действия и т. п.

16 О том, что именно профессор явился отрицательным персона жем, исходным для становления научно-практической программы Бурдье, свидетельствует тот факт, что «профессорский разум» был избран одним из первых для отработки процедур социоанализа [59]. Что ка сается социальных условий «экспертного разума», анализ таковых представлен в работах школы Бурдье по медиатизации гуманитарных дисциплин (напр., [12; 44; 49; 61, предисловие]), в исследованиях про фессионального корпуса экономистов [76] и консультантов [73]. Социологический анализ позиции эксперта в производстве легитимных представлений дан и в некоторых разделах настоящей книги (напр., Ленуар, 3.1-3.4; Мерлье, 2.1; 2.3).

47 «...В такой науке как социология, образовательная институция осуществляет свою способность выхолащивания особым образом, а именно "нейтрализацией" того знания, которое стремится передать

социология и его превращением в простые учебные сведения» (Введе ние). (Ср. с тезисом об инерции и консерватизме, определяющих «при роду» системы образования в: [22, 1 /2—93, с. 58].)

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Из установленной таким образом гомологии между дву мя факторами социальным
С помощью которой семи нария стремилась трансформировать в будущего священ ника ребенка
Держке со стороны государственного объединения caisse des depots