Руководствуется в меньшей степени политическими.

В то время как при поверхностном рассмотрении милитаристский символизм должен проявить религиозные идеалы, сама религия Томаса служит символом фашизма. Американский христианский крестовый поход обобщает обе вещи; пробуждение веры и ортодоксальное христианство, но их общим знаменателем в пропаганде является фашистская организация.

4. Идеологическая травля

Вводные замечания

По сравнению с методом Томаса, конкретное содержание его речей играет только побочную роль. Психологическое «размягчение» слушателей в смысле фашизма не дает ни единой политической программы, ни единой критики существующего общественно-политического порядка. То, что его выступление насквозь лишено настоящих теоретических положений, объясняется, во-первых, намерением быть «практичным», и, во-вторых, вероятнее всего фактом, что у него нет никакой точной программы. Как большинство фашистских агитаторов, он, разумеется, руководствуется в меньшей степени политическими и социологическими рефлексиями, чем свойственным ему ярко выраженным чувством подражания пресловутым имеющим успех образцам авторитарных систем. Такой псевдотеоретичный подход наблюдается со времен начала режима Муссолини; он, по-видимому, имеет прочное основание в структуре самих авторитарных систем и может объясняться не просто циничным релятивистским презрением стоящего у власти разнузданного политика к истине и ее манифестации в теории. Скорее это можно приписать теории самой по себе, независимо от ее содержания. Даже если она исходит из произвольных домыслов, сам факт последовательного когерентного и консистентного мышления получает определенную собственную значимость, определенную «объективность». Она делает в глазах фашиста из теории проблематичное оружие, так как мышление само по себе отказывается быть только инструментом. Теория как таковая, рассмотрение автономных логических процессов, дает тем, на которых хочет оказать влияние фашист, некое чувство безопасности, разрешает им, так сказать, быть услышанными. Поэтому она, в основном, для фашистов является «табу». Его царство — это область бессвязных, неясных изолированных фактов, или, более того, форма их проявления.

Чем изолированнее они приводятся, чем больше выбранные излюбленные темы привлекают внимание обоих — агитатора и слушателя, тем лучше для фашиста. С полной перспективой на успех он может одновременно, но псевдотеоретично ударить по обоим: по еврейскому банкиру и по еврейскому радикалу. Если бы он попытался объяснить взаимную связь понятий теоретически, то он наткнулся бы на величайшие трудности, был бы вынужден прибегать к несостоятельным, изношенным конструкциям, как это довольно часто происходит в фашистской пропаганде. Между тем Томас, чтобы по-возможности избежать этой опасности, придерживается нескольких опробованных популярных мелодий. Этим, по-видимому, объясняется частично малая сменяемость мотивов не только у него, но и у большинства ему подобных. Специальные контрмеры должны были бы, например, «связать» изолированные темы, чтобы снять их остроту, сконцентрировать спор на опасных пунктах или, может быть, наоборот, поставить на первый план те факты и структуры, которые обычно выпускаются в фашистских аргументах. Что бы Томас ни делал, он преследует цель найти деликатные невралгические пункты политических противоречий, от манипуляции которыми он надеется получить немедленное эмоциональное эхо. Свои политические темы он выбирает с точки зрения их психологической значимости. И, таким образом, он предпочитает темы в большей степени нагруженные аффектом: коммунизм, администрация, особенно обсуждение вопросов безработицы, евреев, определенные аспекты внешней политики.

Имидж коммунизма

Все время подчеркивалось, что кампания против коммунистической опасности и радикализма является одним из краеугольных камней фашистской пропаганды и была на примере Гитлера весьма успешной. Она возвращается со всеми атрибутами травли красных, само собой разумеется, в речах Томаса. Например, техника доносить на каждого, как на коммуниста, идеи которого не согласуются с тем, что он выражает большей частью словом «радикальный». В действительности под этим может подразумеваться каждый, кто следует прогрессивному направлению с революционным, подрывным оттенком, весьма полезным для пропаганды Томаса.

Антикоммунистические аргументы фашистов движутся все в одном направлении; коммунизм является непосредственной опасностью; немедленные контрмеры должны защищать традиционные институты собственности, семьи и религии. Однако, бросается в глаза, что Томас никогда не апеллировал к коммунизму, как таковому. Он не нападает ни на учение диалектического материализма, в котором он, очевидно, ничего не понимает, ни на практическую политику коммунистической партии, ни на реальные условия в России. Он никогда не затрагивает такие фундаментальные вопросы, как например, возможно ли бессклассовое общество в современных условиях, или улучшилось ли положение масс в России. Он никогда не исследует конкретизированные марксистской теорией идеалы. Вместо этого, он создает о коммунизме картину, как о призраке дьявола, который существует только для того, чтобы пугать людей видением их предстоящего уничтожения. Кроме как в самых туманных обобщениях, например материализма, он не нападает на марксистскую систему. Однако он оглашает «сказки» ужаса весьма фантастического содержания, которые похожи на записки сионских мудрецов. Он борется против «ветряных мельниц», строит параноидную систему, которую сам потом и атакует. Этот механизм имеет особое значение, так как он показывает глубоко укоренившуюся тенденцию в фашизме, скорее выступать против воображаемых картин, чем против действительности, которую они изображают. По двум причинам преследуемые фашизмом большей частью являются фикциями по своей природе. С одной стороны, реальность таких групп, как коммунисты или евреи, не давали бы ему в достаточной степени объекта ненависти, так как Томас должен был бы обсуждать коммунистическую теорию, он бы подвергался опасности заинтересовать ею своих сторонников. С другой стороны, он рассчитывает, сознательно или неосознанно, на «параноидальную склонность» среди них, на нечто вроде мании преследования, которая стремится к подтверждению своих дьявольских призраков. Он знает, что может подчинить своему влиянию слушателей, только удовлетворяя это желание и приспосабливая свои измышления соответственно их психологическим желаниям. Основная схема — это коммунизм, характеризующийся как заговор, концепция, которая отражает конспиративный характер его собственного шантажа.

Этот аспект является не только образцом травли против красных, но и еще в большей мере образцом антисемитизма. Отвратительные и малопонятные карикатуры в «Штюрмере» характерны для всех действий фашистов. Психологическая атака относится в меньшей степени к евреям как настоящим людям, а в большей степени к их мифическому образу, который представляет собой смесь из восприятий, остатков архаического представления и проекций психологических инстинктов. В давние времена уничтожали магический образ, чтобы убить изображенного человека;

сейчас можно говорить почти о противоположном: евреи уничтожаются, чтобы разрушить их образ. Часто поэтому может быть менее уместно защищать их от критики, которая, в конце концов, нацелена на фетиш, чем излагать фетишистскую природу фашистского понятия «евреи». Важно вскрыть элементы фетиша и их относительную независимость от действительности и проверить его психологическую функцию. Только так может быть эффективно уничтожен имидж. Ожидая защиты евреев, какими они являются по-настоящему, имидж их останется довольно непроницаемым, антисемитизм ведь базируется меньше на еврейских особенностях, чем на менталитете антисемитов. 2 t >

Превращение коммунизма в мрачный заговор совершается с помощью пассажей, как этот: «Я спрашивал себя, знаете ли Вы, что Сталин, Иосиф Сталин, в последний год. заметьте это себе, опубликовал план уничтожения США, это известие было разослано всем коммунистическим диверсионным организациям и секретарям. 27 Вот обдумайте это и поразмышляйте, как обстоят дела и что происходит во все увеличивающемся размере во всей нашей нации. Посмотрите, как поступают некоторые конгрессмены, как поступают некоторые сенаторы, что делают некоторые вожди в нашей стране. Тогда вы сможете сами судить о серьезности момента. Таковы нашептывания дьявола. Я их вам назову, насколько я это могу сделать в течение ближайших минут». (Очевидно, он хочет возбудить аппетит тем, что теперь будет разглашать. Он надеется при этом доставить своим слушателям массу острых ощущений.) «Он (Сталин) говорит о религии:

"Философией и мистицизмом, развитием либеральных культов, поддержкой атеизма мы должны истребить все христианские вероисповедания"». Эта бессмысленная цитата точно подходит к приведенным выше гротескным утверждениям. Что касается марксистской теории, то Томас прибегает к простому методу — помериться с ней силой. «Послушайте, друзья, что мы можем ожидать, если расскажем нашим детям, что человек не имеет души, если мы им сообщаем такие учения, как манифест Карла Маркса. Он окончательно подготовил мир для коммунизма, мои друзья; мы в этой стране идем навстречу аду. мы позволили этому учению, этому частному учению проникнуть в нашу страну, оно пронизало весь наш дом и семью (!). Оно проникло в школу. Мы допустили, что наш учебный план был построен на этих гипотезах, что человек не имеет души, что человек и вся жизнь появились на земле посредством органического развития или как-то по-другому. Мы должны немедленно отвернуться от этих воззрений, или мы погибли... Это воззрение, которое закладывает основы коммунизма.» Характерно, что при описании коммунистических учений не упоминаются понятия ни классовой борьбы, ни капиталистической экономической системы вообще и подчеркиваются только биологические теории, которые никогда не играли у Маркса решающей роли, или утверждения, которые ему приписывались по ошибке.

Трюк «коммунист и банкир»

Тема важнейших историй ужаса Томаса — это якобы заговор с целью создания финансовых кризисов и банкротств. Когда он обсуждает коммунистическое понимание собственности, он привлекает не понятие социализации, а только понятие манипуляции, которая лишает людей всего их состояния. Из типично фашистского отождествления «коммунистического заговора» с «заговором банкиров» извлекает выгоду в первую очередь антисемитизм. «Несколько лет назад встретились мужчины. Дайте мне рассказать вам их план и их программу и слушайте, что они сказали: "Мы открыли боевые организации в различных государствах, где имеются восстания и скоро будут беспорядки и банкротства повсюду". Это было незадолго до 1929 г., когда мы увидели, что к этому идет дело в США. Мои друзья, разваливается одна нация за другой, мы видели столицы мира в смуте, мои друзья. Теперь мы это видели в наших США. Мятеж и банкротство скоро будут повсюду. Слушайте, что они говорят. Мы будем выдавать себя за спасителей рабочих от эксплуатации. Когда мы их будем уговаривать вступить в нашу армию социалистов, анархистов и коммунистов, мы протягиваем им руку всегда под прикрытием господства братства.» Хотя Томас маскирует эти высказывания как цитаты, он никогда не приводит точные источники. Очень вероятно, что он вычитал их из фашистских газет или памфлетов, так как нет ничего смешнее, чем изображение якобы официального коммунистического соединения социалистов, коммунистов и анархистов. Он продолжает: «Разве это не то, что они сделали с нашей нацией? Разве это не то, что заставляет лопаться один банк за другим, пока, мои друзья, не будут разорены тысячи банков в США». По марксистской теории, законы капиталистического производства вызвали кризис. Фашизм наносит ответный удар, приписывая кризис манипуляции коммунистов, однако он не старается вскрыть, как функционируют эти сатанинские махинации или как коммунисты вообще, пока существует капиталистическая система, могли повлиять на экономику Америки. То, что определенная группа капиталистов, а именно, финансистов, в заговоре с коммунистами, остается для слушателей Томаса единственно возможным объяснением, хотя оно и не выражается четким образом. Посредством такой техники, которая имеет различные преимущества, можно дискредитировать в первую очередь коммунизм; он не выступает больше как всеохватывающая общественная система, а как хитрый обман жадных до прибыли рэкетиров. Более того, посредством этой техники можно обвинять специально подобранную капиталистическую группу «непродуктивного капитала» в подрыве основ частной собственности, которую банкиры должны как дельцы представлять. Кто подвергается такой пропаганде, должен был бы, собственно говоря, возразить, что никакая капиталистическая группа не будет интриговать против системы, которой она обязана собственной прибылью. Однако, как абсурдна ни была бы эта техника, фашистская пропаганда все время к ней прибегает. В доверительной речи Томас подогревает, например, старую историю о международных еврейских банкирах, которые финансировали большевистскую революцию. Очевидно, эта формула имеет мощную иррациональную психологическую опору. Комбинировать ненависть к евреям как к капиталистам с проклятиями в их адрес, как к подрывным радикалам — это самый простой путь. Многие люди, которым довольно непонятны операции на бирже, например, термины, Hausse и Baisse *, не доверяют банкирам. Последствия, которые они часто испытывают на собственной шкуре, заставляют их персонифицировать анонимные причины финансовых потерь и обвинять жадные группы заговорщиков. Хотя свойственный биржевым сделкам этикет далеко идущего «иррационального», непредвиденного, побледнел в эру экономической концентрации, позиция по отношению к финансистам в эпоху, когда «финансовый капитал», кажется, потерял многое от своей власти XIX века, стала привычной. Эта позиция принимает даже угрожающий характер. Причиной для сегодняшней вражды является, по-видимому, как раз чувство, что банкир не имеет больше прежней власти, что его легко устранить. Представление о его всемогуществе только рационализирует проснувшееся чувство его бессилия. Наоборот, представление, что коммунисты являются заговорщиками и преступниками, основывается на их отрицании капиталистической системы, которое навязывает им определенные ограничения при формулировании их целей и тактик и придает им в глазах многих мистический оттенок.

В отношении борьбы против «непродуктивного» капитала, одного из самых действенных стимуляторов антисемитизма, мы ограничиваемся здесь двумя наблюдениями: во-первых, финансист вызывает ненависть, потому что он, по-видимому, наслаждается жизнью и роскошью, не располагая, как промышленник, действительной властью приказа, во-вторых, «могущественный банкир» является только увеличенным символом посредника (дилера из сферы обращения), который несет ответственность за то, чтобы независимое население платило за экономический прогресс, происходящий в области производства. Посредник выполняет функцию психологического и экономического «козла отпущения», и эта функция страстно оберегается благодаря определенным экономическим интересам. Само собой разумеется, что только обоснованная критика экономики может точно изложить эти тезисы о разнице между продуктивным и непродуктивным капиталом. Только здесь она может наглядно показать, почему отождествление банкира с коммунистом, которое кажется разуму столь «абсурдным», имеет такой успех.

Хотя Томас не ввязывается ни в какие экономические спорные вопросы, в одном пункте его позиция становится ясной, именно в этом пункте он извращает собственное содержание марксистского учения, превращая его в противоположность. Маркс требует обобществления средств производства, не выражая мысли об экспроприации маленьких личных владений. Сторонники Томаса, однако, не располагают стоящими упоминания средствами производства и являются только маленькими собственниками, так что идея обобществления их, по-видимому, не очень пугает. Следовательно, она должна быть представлена попыткой лишить их в некоторой степени имущества, которое они называют своим собственным, а не стремлением существенно поднять жизненный уровень всего населения. Коммунист приравнивается к разбойнику и вору, к тем грабителям, которые обычно плывут в кильватере фашистских переворотов. «Второе, что коммунисты намереваются: они хотят, по Томасу, общего введения атеизма, отменить всякую частную собственность и право наследства. Они коварно и хитро овладели нашей собственностью. Они говорят, всякая частная собственность и всякое наследство должны быть отменены. Это значит обобществление любого, даже незначительного владения. Это означает конфискацию всего того, что дорого мне и Вам.» По-видимому, этот аргумент — самый убедительный для вербовки маленького человека в ряды фашистов.

<<< ΛΛΛ >>>

Социальное поле можно описать как такое многомерное пространство позиций
Советское общество вступило в стадию зрелого коммунизма
Основной принцип пропорциональности между причиной
Бриджмен понимал широкие следствия такого способа мышления для общества в целом
Обратиться к позиции

Евгений