<<<     ΛΛΛ     >>>   

В первый период он постигает и разрабатывает свое учение, действуя вполне чистосердечно. Его можно назвать фанатиком, но никак не мошенником или шарлатаном. На втором этапе он приступает к проповеди, и тогда необходимость произвести впечатление с неизбежностью заставляет его сгущать краски, смещать некоторые акценты и становиться в позу. Третий этап наступает в том случае, если ему удается добиться практического осуществления своего учения. Как только достигнута эта стадия, он сталкивается со всеми слабостями и пороками человеческой природы и вынужден, желая достичь успеха, нравственно деградировать. В глубине души все реформаторы убеждены, что цель оправдывает средства и поэтому, руководя людьми, необходимо их в какой-то степени обманывать. Итак, от компромисса к компромиссу они доходят до такого состояния, когда даже самый проницательный психолог не сможет точно сказать, где же кончается их искренность и начинаются действие и софистика.

Отец Орвальдер был в течение нескольких лет узником махдистов и описал свои злоключения. С одной стороны, он описывает Мухаммеда Ахмеда, работорговца, основателя махдизма13, как человека глубого охваченного искренним религиозным рвением. В то же время он проявляет себя как лицемер и шарлатан. Отца Орвальдера резко критиковали за такую непоследовательность в оценке. Но мы, со своей стороны, не находим ничего противоречивого в этих двух суждениях прежде всего потому, что они относятся к двум разным периодам жизни Махди.

Несомненно, самые несопоставимые моральные нормы могут проявляться одновременно в действиях одного и того же человека. Так было с Анфантеном, вторым по значимости столпом сен-симонизма, которому в последние дни существования этого движения один из его представителей писал: “Вас постоянно обвиняют в позерстве. Я соглашаюсь с Вашим утверждением, что позерство коренится в Вашей природе. Это Ваша миссия, Ваш дар”. Мухаммед, несомненно, обладал искренним и честным устремлением к религии менее грубой, менее материалистической по сравнению с теми, которые были до того времени распространены среди арабов. Тем не менее, суры Корана, сообщенные ему наедине архангелом Гавриилом, появились в наиболее подходящий момент, когда Мухаммеду нужно было освободиться от им же самим данных скучных обещаний и от строгого соблюдения моральных заповедей, изложенных в более ранних сурах и обязательных для исполнения другими людьми. В указанное время Мухаммеду требовалось увеличить число жен до семи, поскольку этим можно было укрепить определенные политические связи и удовлетворить свою прихоть. В Коране число жен жестко ограничено четырьмя, и это правило провозглашено для всех верующих. Но особняком стоял архангел Гавриил с весьма удобным изречением, который разрешал апостолу Бога игнорировать его собственное предписание.

Упрощая свою задачу, мы исходили из того, что основатель каждой новой религии или философской доктрины - отдельная личность. Но это не совсем так. Временами, когда реформа в историческом плане морально и интеллектуально созрела и имеются подходящие условия, может одновременно появиться несколько великих учителей. Так было с протестантизмом, когда Лютер, Цвингли и Кальвин начали проповедовать почти одновременно. Иногда успех одного вызывал соперничество и плагиат. Мосейлама, например, да и немало других, пытались копировать Мухаммеда, провозглашая себя, в свою очередь, пророками Аллаха. Еще чаще случалось так, что новатор не преуспевал не только в развитии своей доктрины, но и в еще меньшей степени добивался успеха в ее реализации на практике. Тогда могли появиться один или дюжина последователей, и Судьба-злодейка давала порой учению название по имени одного из них, а не в честь его основателя. Видимо, это и произошло с современным социализмом, создателем которого, как правило, считается Маркс. На самом деле его интеллектуальным и моральным отцом был Руссо. Выдающихся последователей, продолжающих дело основателя, нельзя путать просто со сторонниками, о которых речь пойдет далее.

4.

Вокруг индивида, первым формулирующего новое учение, всегда собирается более или менее многочисленная группа людей, которые ловят каждое слово учителя и глубоко вдохновляются его чувствами. У каждого мессии должны быть свои апостолы, поскольку во всякой духовной и материальной деятельности человек нуждается в обществе; при длительной изоляции всякий энтузиазм иссякнет, и вера поколеблется. Школа, церковь, вечеря любви, ложа, “регулярная встреча” - как бы ни называлось всякое собрание граждан, одинаково думающих и чувствующих, похожих друг на друга своим энтузиазмом, ненавистью, симпатиями, являющихся носителями одного образа жизни, - эти люди столь превозносят и развивают свои качества и так воздействуют на характер каждого члена группы, что все эти свойства становятся неотъемлемыми признаками данной ассоциации.

Внутри этой руководящей группы исходящее от учителя вдохновение, как правило, развивается, очищается, разрабатывается далее, чтобы стать истинной политической, религиозной или философской системой, свободной от многочисленных или слишком уж явных непоследовательностей или противоречий. В этой группе священный огонь пропаганды поддерживается даже после исчезновения основателя учения, и на данное ядро, которое пополняется автоматически в ходе отбора и сегрегации, возлагается будущее этого учения. Сколь исключительной ни были бы оригинальность мысли учителя, сила его чувств, его способность к пропаганде - все эти качества ни к чему, если он не преуспеет еще до своей физической или духовной смерти создать школу; если же дыхание, которое оживляет школу, сильно и здорово, все несообразности и упущения, выявленные впоследствии в деятельности учителя, удастся преодолеть и постепенно исправить, а пропаганда по-прежнему будет действенной и эффективной.

Вне руководящего ядра формируется группа прозелитов. Пока она многочисленна и поддерживает секту или партию материально, но и в интеллектуальном и моральном отношении ее значение невелико. Некоторые современные социологи утверждают, что массы консервативны и ретроградны и настороженно относятся ко всему новому. Это означает, что они с трудом принимают, новую веру. Но, приняв, откажутся от нее с величайшим нежеланием, и если действительно начнут один за другим отходить от веры, то повинно в этом почти всегда руководящее ядро. Ибо оно всегда первым впадает в индифферентизм и скептицизм. Лучший способ заставить верить других - самому быть глубоко убежденным; искусство вызывать страсть обусловлено собственной способностью глубоко возбуждаться. Когда священник не тверд в своей вере, прихожане становятся равнодушными и готовы обратиться к какому-либо другому учению и найти более рьяного священника. Если офицер лишен воинственного духа и не готов пожертвовать собой ради величия своего флага, солдат не погибнет на своем посту. Если сектант не фанатик, он никогда не поднимет массы на восстание.

Что касается старых учений и верований, которые уже устоялись и обрели определенные традиции и четкие сферы проявления, то восприятие их индивидом обусловлено прежде всего его рождением и участием в созданных ими организациях. В Германии и Соединенных Штатах человек почти всегда является католиком или протестантом или же исповедует иудаизм - в зависимости от религиозной принадлежности его семьи. В Испании или Италии почти все верующие - католики. Однако если в стране идет процесс формирования новых доктрин, и они ведут активную пропаганду, вовсю соревнуясь за увеличение числа своих приверженцев, тогда личный выбор среднего человека зависит от множества обстоятельств, отчасти случайных, отчасти зависящих от эффективности проводимой пропаганды. Во Франции молодой человек становится консерватором или радикалом в зависимости от воззрений своего отца, школьного учителя или одноклассников, в том случае, если они оказывают большое влияние на него тогда, когда формируются его взгляды. В том возрасте, когда основные представления мальчика еще не сложились и он нуждается в эмоциональном развитии, испытывает потребность кого-либо или что-либо любить или ненавидеть, книга, попавшая ему в руки, газета, которую он ежедневно читает, могут определить весь ход его жизни. Для многих людей политические, религиозные или философские убеждения играют, в сущности, весьма второстепенную роль, особенно когда проходит первый порыв юности и наступает время практической деятельности или бизнеса. Поэтому отчасти из-за лени, отчасти из привычки, отчасти же из-за ложной гордости и стремления проявить так называемую последовательность характера человек часто кончает, если это не вступает в серьезный конфликт с его собственными интересами, тем, что всю свою жизнь придерживается той доктрины, которую усвоил в период юношеского увлечения, отдавая ей столь же мало энергии и сил, сколь практичный человек имеет обыкновение уделять так называемым “идеалам”.

Однако из того, что выбор индивидом веры или политической партии может в значительной степени быть случайным, вовсе не следует, что именно случай является главным фактором, определяющим успех данной школы или религии. Одни доктрины в большей, другие - в меньшей степени способствуют формированию прозелитов. Сможет ли политическое или религиозное учение добиться широкого признания - это почти исключительно зависит от трех факторов. Во-первых, оно должно адаптироваться к конкретной исторической ситуации. Во-вторых, удовлетворять возможно большее число человеческих чувств, страстей и склонностей, в том числе таких, которые наиболее широко распространены и глубже всего коренятся в сознании людей. В-третьих, иметь хорошо организованное руководящее ядро, или “исполнительный комитет”, состоящий из людей, посвятивших свою жизнь защите и распространению духа, оживляющего веру.

5.

Чтобы доктрина адаптировалась к данным историческим условиям, она должна прежде всего соответствовать той степени зрелости, которой достиг к тому времени человеческий разум. Монотеистическая религия легко одержит победу, если умы достаточно развиты для того чтобы понять: все естественные явления можно свести к одной причине, и существует одна сила, управляющая вселенной. Рационализм может стать основой преуспевающих концепций, когда свободное исследование и результаты развития естественных и исторических наук подрывают веру в богооткровенные религии и концепция созданного по образу и подобию человека Бога, произвольно вмешивающегося в человеческие отношения, начинает казаться правящим классам абсурдной.

В течение столетий, когда христианство распространялось в Римской империи, почти все - и язычники, и христиане - верили в сверхъестественное и в чудеса, но представления о сверхъестественном у язычников стали слишком грубыми и бессвязными, в то время как представления христиан не только лучше отвечали потребностям человеческого духа, но и были более систематизированными, более развитыми и таким образом обречены на успех. Лукиан14 оставался абсолютным скептиком, насмехаясь над всеми - то над язычниками, то над христианами. Но он был исключением во II в. н.э. Лучшим примером образованных людей среднего уровня, живших в то время, может служить Цельс15, который был деистом и верил в сверхъестественное и в чудеса, однако высмеивал Старый и Новый Заветы. Но, встав на путь, устраивающий рационалистов и в действительности шестнадцать столетий спустя и при весьма отличных условиях столь приемлемый для Вольтера, Цельс увидел бы, что гораздо легче вызывать насмешки и отвращение к постыдной распущенности и детской возне богов Олимпа, чем по отношению к христианским историям. Сейчас стало очевидно, что классическое язычество не могло удовлетворить ни чувства, ни сознание людей того времени. По мнению Ренана, если бы греко-римский мир не стал христианским, он обратился бы к культу Митры, или к какой-либо другой азиатской религии, более мистической и связной по сравнению с классическим язычеством.

Также было и с Руссо. Он появился и преуспел в то время, когда сначала гуманизм и Реформация, а затем прогресс точных и естественных наук и, наконец, Вольтер и энциклопедисты дискредитировали весь христианский и средневековый мир, и таким образом, новое рациональное, не скажем обоснованное, объяснение политических институтов смогло получить признание. Если проанализировать жизнь Лютера и Мухаммеда, то легко заметить, что ко времени их появления Германия и Аравия были готовы к восприятию их доктрин.

Когда человеческое существо обладает определенной культурой и не испытывает всепоглощающего давления материальных потребностей, оно обычно поднимается над повседневными жизненными заботами и интересуется чем-то, стоящим выше его, касающимся интересов того общества, к которому принадлежит. Для новой доктрины гораздо легче получить признание там и тогда, где и когда эта идеалистическая тенденция не может в полной мере реализовываться в политической системе и где поэтому энтузиазм и амбиции человека, его страсть к борьбе, стремление к лидерству не находят явного выхода. Христианство, безусловно, не могло бы так быстро распространиться в Риме периода республики, когда государство будоражило своих граждан выборными кампаниями или когда оно вело жестокую борьбу с Карфагеном. Но империя принесла мир. Она усмирила конфликты между нациями и доверила все государственные функции оплачиваемым лицам. Это создало почву для длительного периода безопасности и политической передышки, что сослужило большую службу новой религии. В недалеком прошлом консолидация бюрократического государства, завершение религиозных войн, увеличение образованного состоятельного класса, не принимавшего участия в политической деятельности, создало основу сначала для либерального, а затем для радикального социалистического движений. В жизни наций бывают иногда периоды, если можно так выразиться, психологического истощения, когда они, видимо, нуждаются в отдыхе. Это как раз то, что мы имеем в виду, говоря более или менее удачно, что народ одряхлел. Во всяком случае, если в обществе не было революций и в течение столетий не происходило серьезных политических изменений, и когда оно наконец выходит из оцепенения, гораздо легче убеждать в том, что триумф новой доктрины, установление новой формы правления знаменует собой начало новой эры, новый золотой век, и с его приходом все люди станут добрыми и счастливыми в новой стране Саthау16. Эти иллюзии весьма характерны для Франции 1789 г. В известной мере они же были распространены в Италии в 1848 г.

Вместе с тем, после серии волнений и перемен энтузиазма и вера, вызванные политическими новаторами и их политическими новшествами, явно ослабевают, и смутное чувство скептицизма и утомления овладевает массами. Однако способность верить и энтузиазм истощаются в меньшей степени, чем может показаться на первый взгляд. Разочарование в целом мало влияет на религиозные доктрины, основанные на вере в сверхъестественное, которые решают проблемы, связанные с первопричиной вселенной и переносят осуществление идеалов счастья и справедливости в другую жизнь.

Весьма странно, но даже более реалистические доктрины, которые могли бы принести плоды в этой жизни, явно преуспевают в преодолении опровержений, опираясь на опыт и факты повседневной жизни. В конце концов, иллюзии терпят, поскольку в них испытывают потребность практически все люди и испытывают ее не менее сильно по сравнению со своими материальными потребностями. Поэтому систему иллюзий нелегко дискредитировать до тех пор, пока она не будет вытеснена новой системой. Как мы часто видим, когда это невозможно, тогда даже страданий, страшных судов, вызванных еще более ужасающими явлениями, недостаточно, чтобы разочаровать людей; более того, к людям приходит, скорее, уныние, чем разочарование, и оно длится до тех пор, пока живо поколение, испытавшее страдания. Но в дальнейшем, если нет изменений в идеях и в воспитании чувств, данная социальная энергия частично возрождается, те же самые иллюзии опять вызывают новые конфликты и несчастья. Людям свойственно отдавать предпочтение воспоминаниям о тех днях, когда они страдали, и о тех, кто был причиной этих страданий. Особенно часто это происходит по прошествии определенного времени. Массы всегда приходят к поклонению и созданию поэтических легенд о лидерах, подобных Наполеону, принесших им непередаваемую боль и несчастье, и в то же время удовлетворяющих их потребность в благородных чувствах и фантастической жажде новшеств и великих свершений.

6.

Способность доктрины удовлетворять потребности человеческого духа зависит не только от требований места и времени, но и от обстоятельств, которые от них не зависят - от основополагающих психологических законов, которые нельзя недооценивать. На самом деле этот второй элемент является чрезвычайно важным для успеха амбициозных политических и религиозных доктрин.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Порождающие догматические религии
человеческой деятельности