Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
соизволили отказаться от пьянства. Так сделайте это". — "Что вы мне предлагаете? — был негодующий ответ. — Я даю уроки, чтобы иметь возможность пить; разве я откажусь от пьянства, чтобы получить уроки!" И эта острота по видимости логична, что удивило нас в случае "семги под майонезом", но это уже не острота со сдвигом. Ответ прямой. Цинизм, скрытый там, здесь проявляется открыто: "Ведь для меня главное — пьянство". Техника этой остроты, собственно, весьма убога и не в состоянии объяснить нам ее воздействие; она всего лишь изменяет порядок одного и того же материала, строго говоря, перевертывает отношение "средство — цель" между пьянством и репетиторством. Как только при редукции я перестану подчеркивать это обстоятельство, я уничтожу остроту, к примеру, вот так: "Что за бессмысленное требование? Все-таки главное для меня пьянство, а не уроки. Ведь уроки для меня лишь средство иметь возможность продолжать пьянство". Значит, в самом деле остроумие зависит от формы выражения. В остроте о ванне ее зависимость ("Взял ли ты ванну?") от формулировки несомненна, а изменение последней ведет к упразднению остроты. Конечно, техника здесь более сложная: соединение двусмысленности (группа II, г) и сдвига. Текст вопроса допускает двусмысленность, и острота осуществляется благодаря тому, что ответ связан с побочным смыслом, а не с замыслом вопрошающего. Соответственно мы в состоянии найти редукцию, которая позволяет сохранить двусмысленность в высказывании и все же упраздняет остроту, попросту уничтожая сдвиг: "Взял ли ты ванну?" — "Что я должен был взять? Ванну? Что это такое?" Но это уже не острота, а язвительное или шутливое преувеличение. Точно такую же роль играет двусмысленность в остроте Гейне о "золотом тельце". Она позволяет ответу уклониться от навязываемого хода мыслей, что в остроте о "семге под майонезом" делается без такой опоры на текст. При редукции фраза Сулье и ответ Гейне звучали бы, скажем, так: "То, как общество вьется здесь вокруг человека только из-за его богатства, живо напоминает о поклонении золотому тельцу". Гейне: "То, что его так почитают за его богатство, еще не самое страшное. Но вы недостаточно подчеркнули, что из-за его богатства ему прощают его глу
пость". Тем самым при сохранении двусмысленности была бы уничтожена острота со сдвигом. В этом месте мы должны быть готовы к возражению, что нам надлежит попытаться объяснить эти тонкие различия, сохранив их связи друг с другом. Не дает ли любая двусмысленность повод к сдвигу, к уклонению хода мыслей от одного смысла к другому? Или мы должны согласиться с тем, что "двусмысленность" и "сдвиг" представляют собой два совершенно различных типа техники остроумия? Конечно, между двусмысленностью и сдвигом по меньшей мере существует связь, но она не имеет ничего общего с нашим различением технических приемов остроумия. При двусмысленности острота не содержит ничего, кроме неоднократного толкования подходящего для этого слова, позволяющего слушателю найти переход от одной мысли к другой, что можно условно — с некоторой натяжкой — приравнять к сдвигу. Однако при остроте со сдвигом сама острота содержит ход мысли, осуществляющий такой сдвиг; сдвиг относится при этом к той деятельности, которая изготовляет остроту, а не к той, которая необходима для ее понимания. Если нас не удовлетворит такое различение, то метод редукции безотказно позволяет сделать его наглядным. Впрочем, не будем оспаривать ценность указанного возражения. Благодаря ему мы обратили внимание на то, что нельзя смешивать психические процессы образования остроты (деятельность остроумия) с психическими процессами восприятия остроты (деятельность понимания). Только первые составляют предмет данного исследования2. Есть ли другие примеры техники сдвига? Их нелегко найти. Весьма чистым примером, которому также недостает столь сильно подчеркиваемой в нашем образце логичности, является следующая острота: О понимании остроты см. следующие главы. 'Пожалуй, здесь для большей ясности не будут лишними несколько слов: сдвиг каждый раз имеет место между обращением и ответом, развивающим ход мыслей в ином, чем начатое в обращении, направлении. Право отделять сдвиг от двусмысленности убедительнее всего вытекает из примеров, в которых соединяются оба приема, где, стало быть, текст обращения допускает двусмысленность, не входившую в намерение говорящего, а ответ указывает путь к сдвигу (см. примеры).
41
о. ч»рейд
Торговец лошадьми рекомендует покупателю верховую лошадь: "Если вы купите эту лошадь и сядете на нее в четыре часа утра, то в половине седьмого будете в Прессбурге". — "А что я буду делать в Прессбурге в половине седьмого?" Пожалуй, здесь сдвиг произведен блестяще. Торговец упоминает о раннем прибытии в маленький город, явно намереваясь доказать быстроходность лошади на примере. Покупатель отвлекается от скоростных качеств лошади, в чем у него уже нет сомнений, и вникает только в цифры, избранные для иллюстрации. В этом случае нетрудно осуществить редукцию остроты. Любовь противится интересам культуры |
|
|
|
|
