Пиши и продавай! |
Еще более простой механизм позволяет молодой птице — уже взрослой, уже независимой, но еще далеко не равной в борьбе — приобрести небольшой собственный участок в пределах колонии. Молодая кваква, которая почти три года носит детский костюмчик в полоску, возбуждает у взрослых гораздо менее интенсивную агрессию, нежели птица во взрослом оперении. Это приводит к интересному явлению, которое я неоднократно наблюдал в Альтенберге, в колонии свободно гнездившейся кваквы. Молодая кваква совершенно безо всякого умысла приземляется где-нибудь в пределах семейного участка насиживающей пары — и ей везет: она попала не в центр его, около гнезда, который свирепо охраняется, а села подальше. Но при этом она разозлила соседа, который начинает наступать на пришельца в угрожающей позе — ползком, как это всегда бывает у кваквы. Однако при этом движении он приближается и к расположенному в том же направлении гнезду соседей, сидящей на яйцах пары, а поскольку он своей раскраской и угрожающей позой вызывает гораздо большую агрессивность, чем тихо и испуганно сидящая молодая птица, — именно его и берут на мушку соседи, поднимаясь в контратаку. Часто эта контратака проходит на волосок от молодой птицы и тем самым защищает ее. Поэтому кваквы "в полоску" всегда устраиваются между территориями постоянных жителей, выращивающих потомство, в строго определенных пределах, где появление взрослой птицы провоцирует нападение хозяина, а появление молодой — еще нет. Не так легко разобраться в механизме торможения, который надежно запрещает взрослым собакам всех европейских пород серьезно укусить молодую, в возрасте до 7-8 месяцев. По наблюдениям Тинбергена, у гренландских эскимосских собак этот запрет ограничивается молодежью собственной стаи; запрета кусать чужих щенков у них не существует. Быть может, так же обстоит дело и у волков. Каким образом узнается молодость собрата по виду — это еще не совсем ясно. Во всяком случае, рост не играет здесь никакой роли: крошечный, но старый и злобный фокстерьер относится к громадному ребенку-сенбернару, уже смертельно надоевшему своими неуклюжими приглашениями поиграть, так же терпеливо и дружелюбно, как к щенку такого же возраста собственной породы. Вероятно, существенные признаки, вызывающие это торможение, содержатся в поведении молодой собаки, а возможно и в запахе. Последнее проявляется в том, каким образом молодая собака прямо-таки напрашивается на нюхконтроль: если только приближение взрослого пса кажется молодому в какой-то степени опасным — он тотчас бросается на спину и тем самым предъявляет свой еще голенький щенячий животик, и к тому же выпускает несколько капель, которые взрослый тотчас же нюхает. Пожалуй еще интереснее и загадочнее, чем торможение, охраняющее уже подросшую, но еще беспомощную молодежь, — тот тормозящий агрессию механизм поведения, который запрещает "нерыцарское" поведение по отношению к "слабому полу". У толкунчиков, поведение которых уже описывалось, у богомолов и у многих других насекомых — как и у многих пауков — самки, как известно, являются сильным полом, и необходимы специальные механизмы поведения, препятствующие тому, что счастливый жених будет съеден раньше времени. У мантид — богомолов, — как известно, самка зачастую с аппетитом доедает переднюю половину самца, в то время как его задняя половина безмятежно выполняет великую миссию оплодотворения. Однако здесь нас должны занимать не эти капризы природы, а те механизмы, которые у очень многих птиц и млекопитающих — вплоть до человека — очень затрудняют избиение представительниц слабого пола, если не полностью препятствуют ему. Что касается человека — максима "Женщина неприкосновенна" справедлива лишь отчасти. В берлинском юморе, который часто смягчает добросердечием вообще-то мрачноватые краски, побитая мужем женщина говорит рыцарски вмешавшемуся прохожему: "Ну а вам-то что за дело, коль меня мой милый бьет?!" Но среди животных есть целый ряд видов, у которых при нормальных, т.е. не патологических, условиях никогда не бывает, чтобы самец всерьез напал на самку. Это относится, например, к собакам и, без сомнения, к волкам. Я бы совершенно не доверял кобелю, укусившему суку, и посоветовал бы его хозяину повышенную осторожность — особенно если в доме есть дети, — потому что в социальном торможении этого пса явно что-то нарушено. Однажды я пробовал выдать замуж свою суку Стази за огромного сибирского волка; когда я начал играть с ним — она пришла в ярость от ревности и совсем всерьез набросилась на него. Единственное, что он сделал, — подставил озверевшей рыжей фурии свое огромное светло-серое плечо, чтобы принять ее укусы на менее ранимое место. Совершенно такой же абсолютный запрет обидеть самку существует у некоторых вьюрковых птиц, скажем у снегиря, и даже у некоторых рептилий, как, например, у зеленой ящерицы. У самцов этого вида агрессивное поведение вызывается нарядом соперника, прежде всего ультрамариново-синим горлом и зеленой окраской остального тела, от которой и пошло название ящериц. Торможение, запрещающее кусать самку, явно основано на обонятельных признаках. Это мы с Г. Китцлером однажды узнали, когда самую крупную самку из наших зеленых ящериц коварно раскрасили под самца с помощью жирных цветных мелков. Когда мы выпустили прекрасную даму обратно в вольер, то она — разумеется, не подозревая о своей внешности, — кратчайшим путем побежала на территорию своего супруга. Увидев ее, он яростно бросился на предполагаемого самца-пришельца и широко раскрыл пасть для укуса. Но тут он уловил запах загримированной дамы и затормозил так резко, что его занесло и перевернуло. Затем он обстоятельно обследовал ее языком — и после того уже не обращал внимания на зовущую к бою расцветку, что уже само по себе примечательно для рептилии. Но самое интересное — это происшествие настолько потрясло нашего изумрудного рыцаря, что еще долго после того он и настоящих самцов сначала ощупывал языком, т.е. проверял их запах, и лишь потом переходил к нападению. Так его задело за живое то, что едва не укусил даму! Можно было бы подумать, что у тех видов, где кавалерам абсолютно запрещено кусать самок, дамы обходятся со всем мужским полом весьма дерзко и заносчиво. Как это ни загадочно — все обстоит как раз наоборот. Агрессивные крупные самки зеленой ящерицы, затевающие яростные баталии со своими сестрами, в буквальном смысле ползают на брюхе и перед самым юным, самым хилым самцом, даже если он втрое меньше ее весом, а его мужественность едва проявляется синим оттенком на горле, который можно сравнить с первым пухом на подбородке гимназиста. Самка поднимает от земли передние лапки и своеобразно встряхивает ими, словно хочет заиграть на рояле. Так же и суки — особенно тех пород, которые близки к северному волку, — относятся к избранному кобелю прямо-таки со смиренным почтением, хотя он никогда не кусал и вообще не доказывал свое превосходство какимлибо проявлением силы; они проявляют здесь почти такое же чувство, какое испытывают к человеку-хозяину. Однако самое интересное и самое непонятное — это иерархические отношения между самцами и самками у некоторых вьюрковых птиц из хорошо известного семейства кардуелид, к которому относятся чижи, щеглы, снегири, зеленушки и многие другие, в том числе канарейки. У зеленушек, например, согласно наблюдениям Р. Хинде, непосредственно в период размножения самка стоит выше самца, а в остальное время года — наоборот. К этому выводу приводит простое наблюдение, кто кого клюет и кто кому уступает. У снегирей, которых мы знаем особенно хорошо благодаря исследованиям Николаи, на основании таких же наблюдений и умозаключений можно прийти к выводу, что у этого вида, где пары остаются нерушимы из года в год, самка всегда иерархически выше самца. Снегирь-дама всегда слегка агрессивна, кусает супруга, и даже в церемонии ее приветствия, в так называемом "поцелуе", содержится изрядная толика агрессии, хотя и в строго ритуализованной форме. Снегирь, напротив, никогда не кусает и не клюет свою даму, и если судить об их иерархических отношениях упрощенно — только на основании того, кто кого клюет, — можно сказать, что она, несомненно, доминирует над ним. Но если присмотреться внимательнее, то приходишь к противоположному мнению. Когда супруга кусает снегиря, то он принимает позу отнюдь не подчинения или хотя бы испуга, а наоборот — сексуальной готовности, даже нежности. Таким образом, укусы самки не приводят самца в иерархически низшую позицию. Напротив, его пассивное поведение, манера, с какой он принимает наскоки самки, не впадая в ответную агрессию и, главное, не утрачивая своего сексуального настроя, — явно "производит впечатление", и не только на человека-наблюдателя. Совершенно аналогично ведут себя самцы собаки и волка по отношению к любым нападениям слабого пола. Даже если такие нападения вполне серьезны, как в случае с моей Стази, — ритуал безоговорочно требует от самца, чтобы он не только не огрызался, но и неуклонно сохранял бы "приветливое лицо" — держал бы уши вверх-назад и не топорщил шерсть на загривке. Кеер smiling! Единственная защита, какую мне приходилось наблюдать в подобных случаях, — интересно, что ее описал и Джек Лондон в "Белом клыке", — состоит в резком повороте задней части туловища, который действует в высшей степени "броско", особенно когда массивный кобель, сохраняя свою дружелюбную улыбку, отшвыривает крикливо нападающую на него сучку на метр в сторону. Мы вовсе не приписываем дамам птичьего или собачьего племени чрезмерно человеческих качеств, когда утверждаем, что пассивная реакция на их агрессивность производит на них впечатление. Невпечатляемость производит сильное впечатление — это очень распространенный принцип, как следует из многократных наблюдений за борьбой самцов прыткой ящерицы. В поразительно ритуализованных турнирных боях этих ящериц самцы прежде всего в особой позе демонстрируют друг другу свою тяжело бронированную голову, затем один из соперников хватает противника, но после короткой борьбы отпускает и ждет, чтобы тот в свою очередь схватил его. При равносильных противниках выполняется множество таких "ходов", пока один из них — совершенно невредимый, но истощенный — не прекратит борьбу. У ящериц, как и у многих других холоднокровных животных, менее крупные экземпляры "заводятся" несколько быстрее, т.е. подъем нового возбуждения, как правило, происходит у них быстрее, чем у более крупных и старых сородичей. В турнирных боях это почти всегда приводит к тому, что меньший из двух борцов первым хватает противника за загривок и дергает из стороны в сторону. При значительной разнице в размерах самцов может случиться, что меньший — кусавший первым, — отпустив, не ждет ответного укуса, а тотчас исполняет описанную выше позу смирения и убегает. Значит, и в чисто пассивном сопротивлении противника он заметил, насколько тот превосходит его. Эти чрезвычайно комичные происшествия всегда напоминают мне одну сцену из давно забытого фильма Чарли Чаплина: Чарли подкрадывается сзади к своему громадному сопернику, размахивается тяжелой палкой и изо всех сил бьет его по затылку. Гигант удивленно смотрит вверх и слегка потирает рукой ушибленное место, явно убежденный, что его укусило какое-то летучее насекомое. Тогда Чарли разворачивается — и улепетывает так, как это умел только он. постепенно перешел к описанию |
|
|
|