<<<     ΛΛΛ     >>>   

3

Теперь я позволю себе сделать следующее заключение: если Моисей был египтянином, и если он передал свою религию евреям, то это должна была быть эхнатонова религия Атона.
Я уже сравнивал еврейскую религию с общераспространенной религией Египта и показал их противоположность. Теперь я должен провести сравнение между еврейской религией и религией Атона в надежде доказать их первоначальную идентичность. Я сознаю, что это будет нелегкая задача. Благодаря мстительности жрецов Амона мы, вероятно, слишком мало знаем о религии Атона. Моисеева религия известна нам лишь в ее окончательной форме, в которой она была закреплена священничеством примерно спустя восемьсот лет после исхода. Если, несмотря на это неблагоприятное состояние материала, мы найдем несколько указаний в пользу нашей гипотезы, то сможем оценить их очень высоко.
Мог бы существовать короткий путь доказательства того нашего тезиса, что Моисеева религия была религией Атона и никакой иной, а именно, если бы мы имели символ веры, ее провозглашение. Но боюсь, нам скажут, что этот путь закрыт для нас. Как хорошо известно, еврейский символ веры гласит: «Schema Jisroel Adonai Elohem Adonai Echod»33.
Если то, что имя египетского Атона (Атума) звучит как древнееврейское слово Adonai [господь] и имя сирийского божества Адонис, – не просто случайность, а обусловлено первоначальным родством речи и значения, тогда еврейскую догму можно было бы перевести следующим образом:
«Слушай, о Израиль: наш бог, Атон (Adonai), единственный бог». К сожалению, я совершенно некомпетентен ответить на этот вопрос, а в литературе мне удалось найти лишь очень немногое34.
Но по всей вероятности это слишком облегчает нашу задачу. В любом случае нам еще раз придется вернуться в проблемам, касающимся имен богов.
Сходства, а также различия между двумя религиями легко заметны, но многого это нам не дает. Обе религии – формы строгого монотеизма, и нам придется априори проследить, что в них было общего в отношении этой фундаментальной характеристики. В некоторых аспектах еврейский монотеизм был даже строже египетского: например, в запрещении любых рисуночных изображений. Самое существенное различие (за исключением имен их богов) можно видеть в том, что в еврейской религии совершенно не было поклонения солнцу, к которому склонялась египетская религия. Когда мы проводили сравнение с общераспространенной религией Египта, у нас создалось впечатление, что кроме фундаментального контраста, в различии двух религий играл роль фактор намеренного противоречия. Это впечатление, по-видимому, оправдывается, если теперь, сравнивая, мы на место еврейской религии ставим религию Атона, которая, как мы знаем, была учреждена Эхнатоном с преднамеренным антагонизмом к общераспространенной. Мы были оправданно удивлены тем, что еврейская религия не имеет ничего общего с иным миром или жизнью после смерти. Хотя подобная доктрина была бы совместима со строжайшим монотеизмом. Но это удивление исчезает, если мы вернемся от еврейской религии к религии Атона и предположим, что этот отказ был взят из нее, ведь Эхнатону это было необходимо для борьбы с общераспространенной религией, в которой Осирис, бог мертвых, играл, возможно большую роль, чем какой-либо другой бог из верхнего мира. Совпадение еврейской религии и религии Атона в этом важном моменте является первым сильным аргументом в пользу нашего тезиса. И мы увидим, что не единственным.
Моисей не только дал евреям новую религию; с такой же уверенностью можно утверждать, что он ввел у них обычай обрезания. Этот факт имеет решающее значение в нашей проблеме и едва ли когда-либо рассматривался. Верно, что Библия неоднократно противоречит этому. С одной стороны, она прослеживает обрезание до патриархальных времен как знак завета между Господом и Авраамом; с другой – в особенно неясном отрывке – описывает, как Бог разгневался на Моисея за то, что тот забыл священный обычай35, и хотел убить его; но жена Моисея, мадиамитянка, спасла своего мужа от гнева Господнего, быстро выполнив эту операцию».
Однако все это – искажения, которые не должны увести нас в сторону; позднее мы увидим, чем он объясняются. Фактически есть лишь один ответ на вопрос: откуда к евреям пришел обычай обрезания, а именно – из Египта. Геродот, «отец истории», говорит нам, что обычай обрезания существовал в Египте с давних пор36, и его утверждение действительно подтверждается найденными мумиями и рисунками на стенах гробниц. Насколько нам известно, никакие другие народы Восточного Средиземноморья этот обычай не практиковали; можно с уверенностью предположить что семиты, вавилоняне и шумеры были не обрезанными. Сама Библия говорит, что это верно в отношении жителей Ханаана; это является необходимой предпосылкой случая с дочерью Иакова и принцем Сихемом37.
Предположение о том, что евреи приобрели обычай обрезания во время пребывания в Египте тем ли иным способом, но не связанным с религиозным учением Моисея, можно отбросить как совершенно безосновательное. Теперь, приняв за несомненный факт, что обрезание было всеобщим широкораспространенным обычаем в Египте, давайте на некоторое время вернемся к общепринятой гипотезе, что Моисей был евреем, который хотел освободить своих соотечественников от египетского рабства и увести их, чтобы начать независимое и самоосознанное существование в другой стране – что фактически и произошло. В этом случае, какой смысл был бы в том, что он в то же время навязал им хлопотный обычай, который даже до некоторой степени превращал их в египтян, и который должен был увековечить их память об Египте – в то время как усилия Моисея могли быть направлены лишь в противоположном направлении, на отчуждение своего народа от земли его рабства и на преодоление тоски по «материальному благополучию»? Нет, то с чего мы начали, и гипотеза, которую мы добавили позже, являются настолько несовместимыми, что мы можем достаточно самоуверенно утверждать следующее: если Моисей дал евреям не только новую религию, но также и заповедь обрезания, то он был не евреем, а египтянином, и в этом случае Моисеева религия, вероятно, была египетской и, в связи с ее контрастом с общепринятой религией, религией Атона, с которой последующая еврейская религия сходится в некоторых важнейших положениях.
Как я уже указывал, моя гипотеза о том, что Моисей был не евреем, а египтянином, создала новую загадку. Его поведение, легко объяснимое для еврея, непостижимо для египтянина. Если мы, однако, отнесем Моисея ко временам Эхнатона и предположим, что он соприкасался с этим фараоном, то загадка исчезает, и становится возможным раскрыть мотивы, которые прояснят все наши вопросы. Давайте начнем с предположения, что Моисей был аристократом и известным человеком, возможно, даже членом царского дома, как говорит о нем легенда. Он несомненно сознавал свои большие способности, амбиции и энергию; возможно даже, что он представлял себе, что однажды будет вождем своего народа, станет правителем царства. Находясь в окружении фараона, он был убежденным приверженцем новой религии, основные идеи которой сделал своими собственными. Когда фараон умер, воцарилась реакция, и Моисей увидел, что все его надежды и перспективы уничтожены; если он не был готов отказаться от всех столь дорогих ему убеждений, то Египет ничего больше не мог ему предложить – он потерял свою страну. В этом затруднительном положении он нашел необычное решение. Эхнатон-мечтатель отдалился от своего народа и позволил империи развалиться на части. Более энергичной натуре Моисея по нраву больше подходил план основать новое царство, найти новый народ, которому он представит для служения религию, которой пренебрег Египет. Как мы видим, это была героическая попытка побороть судьбу, компенсировать в двух направлениях потери, понесенные в результате катастрофы Эхнатона. Возможно, в это время Моисей был правителем приграничной провинции Гошен38», где жили некоторые семитские племена (возможно еще со времен гиксосов)39.
Их он и выбрал в качестве своего нового народа – историческое решение40. Он нашел с ними общий язык, стал во главе их и провел Исход «рукою крепкою»41.
В полном противоречии с библейским преданием мы можем, предположить, что этот Исход произошел мирно и без преследования. Авторитет Моисея сделал это возможным, а так как центральное управление в то время отсутствовало, никакого вмешательства со стороны не было.
Согласно этой нашей конструкции, Исход из Египта должен был произойти в период между 1358 и 1350 гг. до н.э. – то есть, после смерти Эхнатона и до восстановления Хоремхебом государственной власти42.
Конечным пунктом переселения могла быть только Ханаанская земля. После крушения египетского доминиона в этот район ворвались орды воинственных арамейцев, завоевывая и грабя, и показывая таким образом, где умелые люди могут захватить новые земли. Мы знаем об этих воителях из писем, найденных в 1887 году в разрушенном городе Амарне. Там они назывались habiru, и это имя было перенесено (мы не знаем как) на последующих еврейских захватчиков – Hebrews43, о которых не могла идти речь в письмах из Амарны. На юге Палестины, в Ханаане, также жили племена, ближайшие родственники евреев, которые теперь находились на пути из Египта.
Открытые нами мотивы Исхода в целом также можно применить и к введению обряда обрезания. Мы знакомы с отношением людей (как наций, так и индивидов) к этому первобытному обычаю, который сейчас едва ли понятен. Те, кто его не практикуют, смотрят на него как на очень странный обычай и в некоторой степени шокированы им; но те, кто принял обрезание, гордятся им. Они чувствуют себя возвеличенными, так сказать, облагороженными, и свысока, с презрением смотрят на других, которых считают нечистыми. Даже сегодня турок может обозвать христианина «необрезанной собакой». Можно предположить, что Моисей, будучи египтянином, сам был обрезан и разделял эту позицию. Евреи, с которыми он покинул свою страну, должны были быть для него лучшей заменой египтян, которых он оставил позади. Ни в коей мере евреи не должны были стоять ниже их. Он хотел превратить евреев в «святой народ», как недвусмысленно сказано в библейском тексте44, и в качестве знака этого освящения ввел обычай, который по меньше мере уравнивал их с египтянами. И Моисей мог лишь приветствовать то, что они будут отделены таким знаком» и будут держаться в стороне от других народов, среди которых им придется скитаться, точно так же, как египтяне держались в стороне от других чужеземцев45.
Позднее, однако, древний еврейский обычай оказался как бы поставленным в невыгодное положение тем выводом, к которому мы приходим. Если допустить, что обрезание было египетским обычаем, введенным Моисеем, то это было почти равнозначно признанию, что религия, переданная Моисеем, также была египетской. Были веские основания отрицать этот факт, поэтому правда об обрезании также Должна была быть опровергнута.

4

Я полагаю, что в этом месте моя гипотеза встретит возражения. Она отнесла Моисея, египтянина, к периоду Эхнатона. Она объяснила его решение встать во главе еврейского народа политическими обстоятельствами, сложившимися в стране на то время, и она признает религию, переданную или навязанную его протеже, как религию Атона, которая фактически потерпела крах в самом Египте. Я полагаю, что мне скажут, что я построил эту конструкцию из предположений с излишней самоуверенностью, для которой нет оснований в доступном материале. Я думаю, что это возражение неправомерно. Я уже подчеркивал фактор сомнения в своих вступительных примечаниях; я, так сказать, вынес этот фактор за скобки и внутри скобок могу позволить себе воздержаться от постоянных повторений46.
Я могу продолжать обсуждение, приведя некоторые свои собственно критические замечания. Зерно моей гипотезы – зависимость еврейского монотеизма от монотеистического эпизода в истории Египта – предполагалась и упоминалась многими авторами. Я не буду утруждать себя цитированием здесь всех этих мнений, так как ни одно из них не может указать, каким образом было осуществлено это влияние. Даже, если, по нашему мнению, это влияние все же связано с фигурой Моисея, мы должны также указать на некоторые другие возможности, кроме той, которую мы предпочитаем. Не следует предполагать, что падение официальной религии Атона совершенно прекратило монотеистическое течение в Египте. Жречество в Иуну, с которого это течение началось, пережило «катастрофу и могло продолжать привлекать под влияние своих идей поколения после Эхнатона. Таким образом, шаг, предпринятый Моисеем, все еще остается возможным, даже если он и не жил во времена Эхнатона и не находился под его личным влиянием, если он был всего лишь приверженцем или, возможно, представителем жречества из Иуну. Эта вероятность отдалит дату Исхода и приблизит его к общепринятой дате (в XIII столетии до н.э.); но больше в ее пользу ничего нет. Наша догадка в отношении мотивов Моисея оказалась бы несостоятельной, а облегчение Исхода анархией, господствовавшей в стране – больше неприменимым. Последующие цари XIX Династии установили строгий режим. И лишь в период, непосредственно последовавший за смертью еретического царя, совпали все условия, как внешние так и внутренние, которые благоприятствовали Исходу.
Кроме Библии у евреев есть обширная литература, в которой можно встретить легенды и мифы, которые на протяжении веков возникали вокруг впечатляющей фигуры их первого вождя и основателя их религии, и которая одновременно проясняет и затеняет эту фигуру. Во всем этом материале разбросаны фрагменты предания, соответствующего действительности, для которых не нашлось места в Пятикнижии. Одна такая легенда содержит обстоятельный рассказ о том, как честолюбие человека Моисея выразилось даже во времена его детства. Однажды фараон взял его на руки и, забавляясь, поднял высоко вверх, и маленький трехлетний мальчик сорвал корону с головы царя и надел ее на свою. Это предзнаменование встревожило царя, который не преминул посоветоваться об этом со своими мудрецами47.
В различных местах встречаются рассказы о его победоносных военных действиях в качестве египетского генерала в Эфиопии, и о том, как он бежал из Египта в связи с этим, потому что у него была причина опасаться зависти со стороны какой-нибудь группировки при дворе или самого фараона. Само библейское повествование приписывает Моисею некоторые черты, в которые вполне можно поверить. Оно описывает его как вспыльчивого, легко впадающего в гнев, как например, когда в ярости он убил жестокого надсмотрщика, который грубо обращался с еврейскими рабочими, или когда в гневе на отступничество людей он разбил Скрижали Закона, которые принес с Горы Господней [Синай]48; на самом деле, в итоге сам Бог наказал его за необдуманный, поступок, но ничего не говорится49, за какой. Так как черта такого типа не может служить его прославлению, он она вероятно, может соответствовать исторической истине. Нельзя исключать и той вероятности, что некоторые черты характера, которые евреи включали в раннее описание Бога – представляя его завистливым, жестоким и беспощадным – по своей сущности могли быть взяты из воспоминаний о Моисее; так как на самом деле из Египта их вывел не невидимый Бог, а реальный человек Моисей.
Другая черта, приписываемая Моисею, имеет для нас особый интерес. Говорится, что Моисей был «неречист и тяжело говорил»: он должно быть страдал заторможенностью или нарушением речи. Из-за этого в его предполагаемых отношениях, с фараоном ему необходима была помощь Аарона, которого называют его братом50.
Это опять же может быть исторической правдой и окажется желанным вкладом в представление живого образа великого человека. Но этот факт может иметь и другое, более важное значение. Он может несколько искаженно напоминать о том, что Моисей говорил на другом языке и не мог общаться со своими семитскими неоегиптянами без переводчика, во всяком случае в самом начале их отношений – следовательно, это является новым подтверждением того, что Моисей был египтянином.
Теперь, однако, как кажется, наша работа подошла к предварительному завершению. На данный момент из гипотезы о том, что Моисей был египтянином мы не можем вывести никаких заключений, независимо от того, доказана она или нет. Ни один историк не может рассматривать библейский рассказ о Моисее и Исходе как что-либо иное, чем пример религиозного образного вымысла, который переработал далекое предание в угоду своим собственным тенденциозным намерениям. Первоначальная форма этого предания нам неизвестна; мы были бы рады узнать, каковы же были эти искажающие намерения, но нас держит в неведении незнание исторических событий. То, что наше воссоздание событий не оставляет места для ряда эффектных моментов библейского повествования, таких как: десять казней, переход через Красное море и торжественное вручение законов на горе Синай – нас не смущает. Но мы не можем оставаться безразличными, если окажемся в противоречии с данными трезвых научных исследований современности.
Современные историки, представителем которых мы можем назвать Эдварда Мейера (1906), соглашаются с библейской историей в одном решающем моменте. Они также придерживаются мнения, что еврейские племена, из которых в дальнейшем пошел народ Израиля, приняли новую религию в определенный момент времени. Но с их точки зрения это произошло не в Египте, и не у подножья горы на Синайском полуострове, а в неком месте, названном Меribah-Kadesh51 [Мериба Кадес], оазисе, известном богатством своих источников и колодцев, расположенном южнее Палестины между восточным выходом с Синайского полуострова и западной границей Аравии52. Там они переняли поклонение богу Jahweh [Яхве]53, вероятно от соседствующего племени аравийских мадианитян. Вполне возможно, что и другие племена по соседству также были последователями этого бога.
Яхве, несомненно, был богом вулканов. Хорошо известно, что в Египте не было вулканов, а горы Синайского полуострова никогда не были вулканическими} с другой стороны, вдоль западной границы Аравии расположены вулканы, которые до недавнего времени могли быть действующими. Поэтому одна из этих гор и должна быть горой Синай-Хореб, которая считалась домом Яхве54. Несмотря на все исправления, которым подверглась Библия, первоначальный образ бога, согласно Эдварду Мейеру, все же можно восстановить: он был жутким, кровожадным демоном, который появлялся по ночам и избегал дневного света55. Посредник между Богом и народом при основании этой религии был назван Моисеем. Он был зятем мадиамского священника Иофора, и пас овец, когда услышал зов Господа. Иофор также посетил его в Кадесе и дал ему некоторые советы56. Хотя и верно, что Эдвард Мейер говорит о том, что никогда не сомневался, что в рассказе о временном пребывании в Египте и катастрофе египтян» есть некоторая историческая суть, но он очевидно не знал, к чему приложить и как использовать этот факт, с которым он соглашался. Единственное, что он готов признать в качестве египетского наследия – это обычай обрезания. Он добавляет два важных указания, работающих в поддержку наших предшествующих аргументов: во-первых, то что Иисус приказал людям совершать обрезание, чтобы «снять с вас посрамление [т.е. презрение] египетское»57, и во-вторых цитату из Геродота, гласящую, что «финикийцы (без сомнения, евреи) и сирийцы Палестины сами признают, что научились этому обычаю у египтян»58.
Но он мало что мог сказать в пользу египетского Моисея: «Мы знаем, что Моисей является предком священнослужителя из Кадеса – то есть фигурой из генеалогической легенды, относящейся к культу, а не исторической личностью. Таким образом (за исключением тех, кто принимает предание исключительно за историческую истину), никто из тех, кто относится к нему как к исторической фигуре, не смог наполнить ее содержанием, представить его как конкретную личность или указать на то, что он мог совершить ив чем могла заключаться его историческая миссия»59.
С другой стороны, Мейер неустанно настаивал на связи Моисея с Кадесом и Мадиамской землей: «Фигура Моисея тесно связана с Мадиамской землей и культовыми центрами в пустыне...» и: «Эта фигура Моисея неразрывно связана с Кадесом (Масса и Мерива»), и кроме того, он был зятем мадиамского священника. Его свяэь с Исходом и вся история его юности, напротив, вторичны, и являются просто следствием включения Моисея в связный и непрерывный легендарный рассказ».
Мейер также указывает на то, что темы, включенные в рассказ о юности Моисея, позднее все до одной были выброшены: «Моисей в Мадиамской земле уже больше не египтянин и не внук фараона, а пастух, которому открылся Яхве. В повествовании о казнях уже больше совсем не говорится о его прошлых связях, хотя их легко и эффектно можно было использовать, и полностью забыт приказ убивать (новорожденных] сыновей израильтян60. В Исходе и крахе египтян Моисей вообще не играет никакой роли. Он даже не упоминается. Героический характер, о котором повествует рассказ о его детстве, у более позднего Моисея полностью отсутствует; он лишь человек Господа, чудотворец, наделенный Яхве сверхъестественными силами»61.
Мы не можем оспаривать того впечатления, что этот Моисей из Кадеса и Мадиамской земли, которому предание на самом деле приписывает создание медного змея как исцеляющего бога62 – кто-то совершенно иной, а не предполагаемый нами аристократический египтянин, давший людям религию, в которой всяческая магия и заклинания строжайшим образом осуждались. Наш египетский Моисей, вероятно, не меньше отличается от мадиамского Моисея, чем всеобщий бог Атон от демона Яхве, обитающего на Горе Господа. И если мы имеем хоть какую-то веру в заключения современных историков, то придется согласиться, что нить, которую мы пытались сплести из предположения, что Моисей был египтянином, порвалась вторично. И на этот раз, по-видимому, без надежды на починку.

5

Неожиданно нам снова представляется путь к выходу. Попытки увидеть в Моисее фигуру, превосходящую священника из Кадеса, и подтвердить величие, с которым восхваляет его предание, не прекращались, начиная с Эдварда Мсйера (см. Gressmann, [1913] и др.). Затем в 1922 году Селлин сделал открытие, которое решительно повлияло на нашу проблему. Он нашел у Пророка Осии (вторая половина VIII ст. до н.э.) верные признаки предания о том, что Моисей, основатель религии, умер насильственной смертью во время восстания своего непокорного и упрямого народа, и что одновременно была отвергнута введенная им религия. Это предание, однако, не ограничивается Осией; оно снова возникает у большинства более поздних пророков, и на самом деле, согласно Селлину, становится основой всех позднейших мессианских ожиданий. В конце вавилонского рабства среди еврейского народа созрела надежда, что человек, который был так бесчестно убит, восстанет из мертвых и поведет свой полный раскаяния народ, а может быть, и не только его, в царство вечного счастья. Явная связь этого предания с судьбой основателя более поздней религии нас здесь не интересует.
И снова я, конечно же, не могу судить, правильно ли Селлин истолковал отрывки из Пророков. Но если он прав, то мы можем приписать обнаруженному им преданию историческую правдоподобность, так как такие вещи просто так не сочиняются. Для этого нет реальной причины. Но если они действительно имели место, то легко понять, что люди пожелают забыть о них. Нам необязательно принимать все детали этого предания. По мнению Селлина, местом нападения на Моисея следует считать Shittim в местности восточнее Иордана. Но мы скоро увидим, что этот район не подходит для наших предположений.
Мы позаимствуем у Селлина Гипотезу о том, что египетский Моисей был убит евреями, и религия, которую он ввел, покинута. Это позволяет нам вить нашу нить дальше, не вступая в противоречие с достоверными данными исторических открытий. Но кроме этого мы рискнем сохранить независимость от специалистов и «идти своим собственным путем». Исход из Египта остается нашей начальной точкой. С Моисеем страну должно было оставить значительное количество людей; небольшое сборище вряд ли бы удовлетворило далеко идущие намерения этого честолюбивого человека. Переселенцы, вероятно, жили в Египте достаточно долго, чтобы вырасти в довольно большое население. Но «мы, конечно же, не ошибемся, если предположим, как и большинство специалистов, что лишь небольшая часть тех людей, из которых в дальнейшем образовался еврейский народ, участвовала в египетских событиях. Другими словами, покинувшее Египет племя, позднее, на пути из Египта в Ханаан, соединилось с другими родственными племенами, которые уже достаточно долго жили там. Это объяснение, от которого пошел израильский народ, отразилось в принятии новой религии, общей для всех этих племен, религии Яхве – событии, которое, согласно Эдварду Мейеру [1906, 60 и далее], произошло под мадиамским влиянием в Кадесе. После этого народ почувствовал себя достаточно сильным, чтобы предпринять вторжение на землю Ханаан. Если мы предположим, что крах Моисея и его религии произошел в местности восточнее Иордании, то это не будет совпадать с ходом событий; он должен был произойти задолго до объединения племен.
Не может быть никакого сомнения, что при образовании еврейского народа сошлись очень разные элементы; но самое большое различие между этими племенами заключалось в том, пережили они временное пребывание в Египте и то, что за ним последовало, или нет. В соответствии с этим мы можем сказать, что нация возникла из объединения двух составных частей; и это согласуется с тем, что после короткого периода политического единства она раскололась на две части – царство Израиля и царство Иудеи. История любит подобные восстановления прежнего положения вещей, когда за слиянием следует раскол и возврат к прежнему разделению. Самый впечатляющий пример этого – хорошо известная Реформация, когда после промежутка свыше тысячи лет, снова была воздвигнута граница между Германией, которая одно время была Римской, и Германией, которая оставалась независимой. В случае еврейского народа невозможно указать на такое точное воспроизведение прежнего положения вещей; наши знания о тех временах слишком неопределенны, чтобы мы смогли утверждать, что некогда оседлые племена снова могли объединиться в Северном Царстве, а пришедшие из Египта – в Южном Царстве; но здесь также последующий раскол не мог не быть связанным с прежним объединением. Бывших египтян по количеству, вероятно, было меньше, чем других, но в культурном отношении они стояли выше. Они оказали более сильное влияние на дальнейшее развитие народа, потому что принесли с собой предание, которого у других не было.
Возможно, они принесли с собой что-то еще, более существенное, чем предание. Одной из величайших загадок еврейской предыстории является возникновение левитов. Их происхождение прослеживается к одному из двенадцати родов Израиля – роду Левия – но ни одно предание не отваживается сказать, где этот род первоначально обитал, или какая часть завоеванной земли Ханаана была ему отведена. Они занимали самые важные посты священнослужителей, но сами священниками не были. Левит – не обязательно священник; не является это имя и названием касты. Объяснение предлагает наша гипотеза о фигуре Моисея. Маловероятно, что такой великий господин, как египтянин Моисей присоединился бы к чужому народу в одиночку. Он, конечно же, должен был взять с собой и свою свиту – ближайших приверженцев, писцов, домашних слуг. Вот кем первоначально были левиты. Предание, которое утверждает, что Моисей был левитом, по-видимому, совершенно искажает факты: Левитами были те, кто последовал за Моисеем. Это заключение подтверждается тем, о чем я уже упоминал в своем предшествующем очерке – позднее египетские имена встречаются лишь у левитов63.
Следует предположить, что изрядное число этих сторонников Моисея миновала катастрофа, постигшая его самого и основанную им религию. В ходе последующих поколений их число увеличилось, и они слились с людьми, среди которых жили, но оставались верными своему господину, сохраняли память о нем и несли с собой предание о его учениях. Во время объединения со сторонниками Яхве они составили влиятельное меньшинство, стоящее в культурном отношении выше остальных.
Я выдвигаю в качестве предварительной гипотезы то, что между падением Моисея и становлением новой религии в Кадесе прошло два поколения, а может быть, даже и столетие. Я не вижу возможности определить, встретились ли нео-египтяне (как я предпочитаю их называть здесь) – то есть те, кто вернулся из Египта – со своими племенными сородичами после того, как последние уже приняли религию Яхве или до этого. Вторая возможность кажется более вероятной. Но в конечном итоге никакой разницы нет. То, что произошло в Кадесе, было компромиссом, в котором очевидную роль сыграли племена Моисея.
Здесь мы снова можем привести свидетельство, предоставляемое обрядом обрезания, которое неоднократно приходило нам на помощь, подобно, так сказать, главному ископаемому. Этот обычай стад обязательным также в религии Яхве, и так как он неразрывно связан с Египтом, то его принятие могло быть лишь уступкой приверженцам Моисея, которые – или левиты среди них – не желали отказываться от знака своей святости [с.162]. Эту часть своей прежней религии они хотели сохранить настолько, что в обмен на это были готовы принять новое божество и то, что жрецы Мадиамской земли о нем говорили. Возможно они могли добиться и других уступок. Мы уже упоминали, что еврейский ритуал предписывал определенные ограничения в отношении использования имени Господа. Вместо «Яхве» следовало употреблять слов Adonai [Господь]. Заманчиво внести такое предписание в наш контекст, но это лишь предположение, не имеющее никаких других оснований. Запрет произносить имя бога как известно, является табу первобытного века. Мы не знаем, почему оно было воскрешено именно в еврейском законе; вполне, возможно, что на это повлияла новая причина. Нет необходимости полагать, что запрет выполнялся последовательно; в сложных именах собственных имя Бога Яхве могло использоваться свободно (например, Jachanan, Jehu, Joshua [Джошуа]). Однако с этим именем были связаны особые обстоятельства. Как нам известно, критический анализ Библии предполагает, что первые шесть книг Ветхого Завета имеют два документальных источника64. Они разделяются как J и Е, потому что в одном из них имя Господа звучит как «Jahve» [Яхве], а в другом – «Е1оhim» [Элогим]: действительно, «Элогим»; а не «Adonai». Но следует иметь в виду замечание одного из наших специалистов: «различные имена являются явным указанием на существование двух изначально различных богов»65.
Мы привели сохранение обряда обрезания в качестве доказательства того, что учреждение религии в Кадесе было определенным компромиссом. Мы можем увидеть его сущность в согласующихся повествованиях J и Е, которые относительно этого вопроса используют общий источник (документированное или устное предание). Его основной целью была демонстрация величия и силы нового бога Яхве. Приверженцы Моисея придавали такое больше значение пережитому во время исхода из Египта, поэтому акт освобождения должен был быть представлен как событие, которым они обязаны Яхве, и это событие было приукрашено преувеличениями, которые доказывали ужасающее величие вулканического бога – такими как дым [облачный столп], который ночью превращался в столп огненный, и шторм, который оголил на время дно моря, а вернувшаяся обратно вода потопила преследователей66.
Это повествование сблизило времена Исхода и учреждения новой религии и отвергло продолжительный интервал между ними. Также и передача законов была представлена как произошедшая не в Кадесе, а у подножия Горы Господней и сопровождаемая вулканическим извержением. Этот рассказ, однако, допускает серьезную несправедливость но отношению к человеку Моисею: именно он, а не вулканический бог освободил народ из египетского плена. Поэтому ему причиталась компенсация, она состояла в том, что человек Моисей был перенесен в Кадес или Синай-Хореб и поставлен на место мадианитянских священников. Позднее мы увидим, что это решение удовлетворяло и другой настоятельной и неотложной необходимости. Таким образом, так сказать, было достигнуто взаимное соглашение: Яхве, жившему на горе в Мадиамской земле, было позволено распространиться до Египта, а в обмен на это существование и деятельность Моисея былы распространены до Кадеса и до земель восточнее Иордании. Таким образом, он слился с фигурой позднейшего основателя религии, с зятем мадианитянина Иофора [с.169], и дал ему свое имя, Моисей. Однако о личности этого второго Моисея мы ничего сказать не можем – он был совершенно затенен первым, египетским Моисеем – если, конечно, не будем поднимать противоречий в библейском описании характера Моисея. Он часто изображается деспотичным; вспыльчивым и даже жестоким, однако он также описывается как самый мягкий и терпеливейшии из людей67.
Эти последние качества, очевидно плохо подходили бы египетскому Моисею, которому приходилось иметь дело со своим пародом в очень значительных и сложных обстоятельствах; они могут относиться к характеру другого Моисея, мадиамитянина. Я полагаю, что мы вправе разделить эти две фигуры и предположить, что египетский Моисей никогда не был в Кадесе и никогда не слышал имени Яхве, и что мадиамитянский Моисей никогда не был в Египте и ничего не знал об Атоне. Чтобы слить вместе две эти фигуры, преданию или легенде пришлось перенести египетского Моисея в Мадиамские земли, и мы видели, что этому существует не одно объяснение.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Конечно
В отношении опасных ситуаций см
ЕгиптЯнин ii
К истории болезни Человека с волками
В этом переводе все цитаты из писания приводятся по английскому переводу библии