<<<     ΛΛΛ     >>>   

Происхождение прав Университета в этом отношении следует искать еще задолго до изобретения книгопечатания. Как известно, потребности умственной жизни уже в XI и XII вв. вызвали к существованию рукописную литературу. Сочинения классических и современных писателей распространялись в манускриптах, изготовление которых мало-помалу приняло большие размеры, получив характер настоящего промысла. Все более и более развивавшееся производство рукописей, в связи с усилением спроса на них, породило мало-помалу новый промысел — торговлю ими, явились книгопродавцы, существование которых в Париже уже в начале ХIII-го века представляется несомненным. Университет был главным, даже единственным средоточием умственной жизни того времени, a потому вполне естественно, что близ него приютились книгопродавцы, одною из главных задач которых было снабжать учащихся в Университете необходимыми руководствами.

Уже в конце XIII века королевский ордонанс (Филиппа Смелого, в 1275 г.), ставит книгопродавцев в зависимость от Университета, a их деятельность — под ближайший контроль его. На основании предоставленной ему власти, Университет в течение XIII и XIV вв. издает ряд статутов, которые регулируют отношения книгопродавцев к Университету, излагают их обязанности и вообще регламентируют дело книжной торговли. В ряду постановлений этих статутов особенно любопытными являются меры, установившие своего рода предварительную цензуру. Дело в том, что нередко, переписчиками были люди недостаточно образованные, вследствие чего рукописи бывали переполнены массою ошибок, a иногда и существенных искажений текста. В интересах устранения этого зла, Университет уже в 1323 году воспрещает книгопродавцам пускать в обращение экземпляры, не проверенные и не исправленные предварительно университетскими властями. Кроме того, ректору предоставляется объявить во всеобщее сведение, чтобы, если кто-либо найдет искаженные экземпляры, эти последние приносились к ректору для соответственного исправления или уничтожения их и для наказания книгопродавца, у которого они оказались. Благодаря этим мерам, a также в силу позднейших статутов, установился общий порядок, по которому рукописи могут поступать в обращение не иначе, как после предварительного просмотра, исправления и одобрения их соответственным факультетом Университета.

Право предварительного просмотра рукописей, принадлежавшее Университету в течение ряда столетий, впоследствии, когда начались преследования печати, превратилось в право предварительной цензуры. В половине XVI-го века Парижский Университет издает регламент, воспрещающий всем типографиям Франции издавать книги иначе, как под условием предварительного уведомления ректора и деканов факультета; ректор избирает из состава каждого факультета двух преподавателей, на которых и возлагается обязанность просмотра и цензурования новых книг, каждого по предметам его специальности.

Деятельную роль в области полиции печати[1] Парижский Университет сохранял до начала ХЛ'1І-го века, когда предварительная цензура была передана в руки правительственных органов. В 1624 году королевский указ предоставляет Университету лишь право просмотра книг богословского содержания, назначая для этого четырех докторов богословского факультета и возлагая на них ответственность за одобрение. Цензура остальных произведений печати была поручаема особым лицам. Назначение их было предоставлено (ордон. 1629 г., Code Michaud) канцлеру, который поручает просмотр новых произведений в рукописях лицам, по его мнению, наиболее компетентным, смотря по предмету и содержанию книги. Эти лица не были., однако, постоянными цензорами: они исполняли, так сказать, поручения канцеляра, дававшего их каждый раз в виде специального приказа.

Учреждение же постоянных цензоров, правильного института «censeurs royaux» относится лишь к началу XVIII-го века (в 1714 г.). Несмотря, однако, на принятые меры, нередко появлялись печатные произведения без дозволения, вследствие чего мы встречаем целый ряд законодательных предписаний, возобновлявших воспрещение издавать книги без одобрения цензуры. В 1723 году был, издан весьма подробный регламент (Reglement pour la librairie et imprimerie de Paris), представляющий собою целый кодекс законоположений о книжной торговле и книгопечатании. Малейшие подробности названных профессий предусмотрены. и регламентированы этим кодексом, сохранявшим свое действие в течение всего XVIII-го века. Между прочим, ряд статей этого регламента воспроизводит прежние постановления о печати. Ни одно произведение печати не может быть издано и распространяемо иначе, как по получении предварительного дозволения, с приложением большой печати (lettres scellees du grand sceau); дозволение же это может быть выдано лишь по представлении канцлеру рукописного или печатного экземпляра и по одобрении королевскими цензорами. Это требование было обязательно и для мелкой прессы (так назыв. feuilles volantes et fugitives), a также для брошюр, объемом не свыше 2-х печатных листов, с тою разницей, что здесь требовалось дозволение от высшего полицейского начальства (lieutenant-general de police), которое избирало особых компетентных лиц для просмотра этих произведений. В составе подлежащего ведению канцлера управления находилось особое Bureau pour les affaires de librairie, директор которого имел по отношению ко всем произведениям печати самые неограниченные полномочия. Он был главным руководителем предварительной цензуры как отдельных книг, так и периодических изданий[2].

Не останавливаясь на рассмотрении отдельных узаконений о печати, весьма многочисленных в течение XVIII столетия, отметим наиболее характерные черты, из которых слагалась в то время система полиции печати. Здесь прежде всего следует указать общие воспрещения печатать и распространять произведения печати, признававшиеся вредными по тем или другим соображениям. То это воспрещение касается произведений, «противных религии и папским буллам, уважению к папе, епископам и королевской власти», a также сочинений «клонящихся к нарушению государственного спокойствия или к порче нравов подданных» (декларация 1728 г.); то запрещается составлять, издавать и распространять произведения, касающиеся споров о взаимных отношениях между духовной и светской властью» (указ королевского совета 1731 г.). За нарушение этих и других предписаний угрожают строгие наказания, в виде изгнания из пределов королевства, осуждения на галеры и т. под. A одна из деклараций половины XVIII ст. (1757 года) объявляет смертную казнь «всем, кто будет уличен в составлении и печатании сочинений, заключающих в себе нападки на религию или клонящихся к возбуждению умов, оскорблению королевской власти и колебанию порядка и спокойствия государства». Иногда воспрещению подвергались даже книги, получившие требуемое дозволение. Так было, напр., с знаменитою Энциклопедией Дидро и д'Аламбера. Уже после того, как появились первые два тома ее, был издан указ королевского совета (Arret du Conseil), воспретивший как новое издание и перепечатку этого произведения, так и продажу оставшихся экземпляров; указ угрожает издателям штрафом в 1000 ливров, a типографам и книгопродавцам воспрещением заниматься этими промыслами. В период времени между 1711 и 1775 г.г. насчитывают 364 воспрещения раз-личных произведений печати. До 1752 года наибольшее число запрещений падает на книги богословского содержания. В следующем периоде книги философского содержания составляют наибольший контингент запрещения. Наконец, с 1770 года всего чаще преследуются книги политического содержания.

Руководимая в своей деятельности началами полицейской регламентации, королевская власть не ограничивалась контролем за внутренним содержанием произведений печати, но иногда вмешивалась и в чисто внешние условия печатного дела. В этом отношении весьма интересен указ королевского совета 1725 года. Он требует, чтобы дозволение печатать новые или переиздавать уже напечатанные ранее книги выдавалось не иначе, как по представлении образца бумаги и шрифта (epreuve du papier et des caracteres), которыми проситель желает пользоваться: он обязан представить два напечатанные экземпляра листа, которые должны быть одобрены министром юстиции; один из них прикрепляется к выдаваемому разрешению, другой представляется в синдикальную палату, где сказанные разрешение регистрируется с тем, чтобы служить образцом, с которым сличается все издание в присутствии представителя от министра юстиции; все экземпляры, не-согласные с образцами, арестуются и конфискуются, a виновный подвергается, сверх того, штрафу в размере 1000 ливров. Тот же указ обязывает типографов и книгопродавцев обращать особенное внимание на то, чтобы издаваемые ими книги были безусловно без ошибок (absolument correctes), под страхом: а) конфискации тех, по отношению к которым очевидна небрежность корректуры, и b) отнятия разрешения и привилегий у тех, кто окажется виновным в таком проступке[3].

В заключение очерка полиции печати в дореволюционной Франции нельзя не отметить еще одной черты ее, a именно ограничения числа типографий в интересах большой легкости контроля за печатью. Впервые эта мера предпринята была по отношению к Парижу в 1686 году, когда число типографий там было ограничено 36-ю. В начале XVIII-го столетия (в 1704г.) эта мера была распространена на все королевство: в 210 городах, имевших свои типографии, число их было ограничено 278-ю (впоследствии, в 1739 г. эта мера была пересмотрена, число типографий в тех же 210 городах ограничено было 250-ю). Ограничение числа типографий определенным количеством просуществовало до 1792 года.

С тех пор, как первая революция разрушила основы старого порядка, Франции пришлось пережить длинный ряд политических переворотов, из которых каждый сопровождался более или менее значительной ломкой ее политических и общественных учреждений. Менее чем в одно столетие, Франция находилась попеременно под режимом одиннадцати конституций, представляющих собою значительное разнообразие в степени устойчивости: продолжительность их существования колеблется между несколькими месяцами и 32-мя годами (нынешняя, третья республика). Эта беспрестанная смена режимов резко отражалась, между прочим, и на положении печати, значение которой представлялось для них всех одинаково весьма существенным. Сообразно с характером того или другого режима изменялось и положение печати: временами она находилась в условиях полной свободы от всяких предупредительно-полицейских мер, временами же считали нужным восстановлять в полной силе систему предварительной цензуры и другие предупредительные меры. В результате всего этого, за период от первой революции и до настоящего времени, накопилось огромное, по своим размерам, собрание законодательных и административных распоряжений по делам о печати.

С первых же дней революции произнесен был приговор прежней предупредительной системе печати и объявлена была полная свобода ее. «Декларация прав человека и гражданина» (26 августа 1789 г.) в следующих выражениях формулирует ее: «свободное сообщение мыслей и мнений есть одно из наиболее драгоценных прав человека; a потому каждый гражданин может свободно говорить, писать и печатать, лишь под условием ответственности за злоупотребление этою свободой в случаях, определенных законом» (ст. 11). Воспроизводя эту статью декларации, конституция 1791 года в числе других «прав естественных и гражданских» гарантирует и «свободу всякого говорить, писать, печатать и публиковать свои мысли без того, чтобы они подлежали какой-либо цензуре или надзору до их опубликования».

Установив эту общую гарантию свободы печати, конституция 1791 года определяет и границы этой свободы, перечисляя в одной из статей те случаи, в которых должно быть возбуждаемо судебное преследование. Возбуждение к неповиновению закону, оскорблению установленных властей, сопротивлению действиям их, возбуждение к каким-либо деяниям, которые закон объявляет преступлениями, клевета по отношению к должностным лицам, наконец, оскорбление частных лиц, — таковы те преступления печати, которые влекут за собою судебное преследование и соответственные наказания. Далее, постановлено было, что дела, возбуждаемые по обвинению в преступлениях, совершаемых путем печати, подлежат ведению суда присяжных, решению которых принадлежит как вопрос о том, есть ли налицо преступление в инкриминируемом произведении, так и вопрос о виновности преследуемого.

Таковы основные черты новой репрессивной системы, под действием которой печать, свободная от прежних стеснений, стала быстро развиваться: в одном 1789 году появилось до 250 периодических изданий, а в следующем году число их возросло до 350-ти. Но недолго просуществовали указанные условия, обеспечивавшие одинаково как свободу печати, так и разумный контроль за нею. Последовавший за упразднением монархии разгул революционных страстей тяжело отразился на положении печати. По отношению к ней он выразился в жестоком преследовании известного направления, с существованием которого не могли примириться те, в чьих руках находилась в то время власть. Как на характерный пример мероприятий якобинцев, укажу на декрет Конвента (1793 года), в силу которого предаются суду исключительного трибунала и подлежат смертной казни авторы и издатели всякого рода произведений печати, высказывающихся за роспуск народного представительства или в пользу восстановления королевской или иной власти, несогласной с народным суверенитетом. Жертвой этого декрета погиб на эшафоте не один десяток журналистов и писателей.

Директория, установленная конституцией 1795 года, проявила по отношению к печати не меньшую жестокость. Вопреки постановлениям конституции (в силу которых никому не может быть воспрещено высказывать словесно или печатно свои мысли, при чем ответственность за опубликованное имеет место лишь в законом предусмотренных случаях), Директория предписала (в 1797 году) расстреливать немедленно всякого, кто сделает попытку к восстановлению королевской власти; в то же время были подвергнуты тюремному заключению многие писатели, обвиненные в заговоре против республики. Вскоре после этого были сосланы без всякого суда, сорок пять газетных издателей и редакторов, a сорок две газеты были закрыты. И все это делалось в то время, когда основные законы говорили о свободе печати.

Как известно, в 1799 году после переворота 18 брюмера власть перешла в руки Наполеона Бонапарта, сначала в качестве первого консула. В конституции 1799 года, учредившей консулат, весьма искусно был обойден вопрос о печати. Это умолчание было истолковано в том смысле, что регулирование положения печати принадлежит правительственной власти и не требует участия законодательных собраний, что судьба печати и ее деятелей может решаться путем административных распоряжений. Соответственно с этим толкованием, 17 января 1800 года появился «консульский указ о газетах» (arret consulaire sur les journaux). Мотивируя его тем, что многие газеты являются лишь «орудием в руках врагов республики» и что правительство облечено народом обязанностями «заботиться об его безопасности», консулы сочли нужным закрыть шестьдесят газет из 73, издававшихся в Париже и Сенском департаменте. На министра полиции возложена была обязанность следить, чтобы «не печаталось ни одной новой газеты как в Сенском, так и в других департаментах». Через несколько времени после издания этого указа, первый консул пригласил министра полиции Фуше озаботиться, чтобы «редакторы газет были неподкупной нравственности и патриотизма». В видах этого, было учреждено при министерстве полиции особое бюро печати, которое и должно было посредством полицейских агентов следить за газетами и книгами.

Этими мероприятиями открывается длинный ряд декретов, указов и циркуляров, которые должны были регламентировать печать. Положение ее, однако, было в высшей степени неопределенно. Правильно организованной цензуры не существовало вплоть до 1810 года, и наблюдение за прессой, a также и постигавшие ее кары сосредоточивались почти исключительно в руках полиции. Наполеон, особенно в первое время, не был склонен восстановить цензуру, представление о которой слишком тесно связывалось с воспоминаниями о старом режиме. Но, с другой стороны, он поставил своего задачею водворить строгий контроль над всем, что печаталось, в особенности же в области политики. Чтобы осуществить эту задачу, признано было наиболее удобным предоставить широкий простор административным мероприятиям сильного в то время министерства полиции. Что касается книг, брошюр и вообще не-периодических изданий, то в первые годы консулата они продолжали еще пользоваться некоторою свободою: книги печатались без предварительного просмотра и разрешения полиции, Но уже в 1803 году была учреждена при министерстве юстиции особая «комиссия для просмотра», в которую, «в видах обеспечения свободы печати», книгопродавцы обязаны были представлять все сочинения, и затем уже эта комиссия разрешала продажу и свободное обращение их.

18 мая 1804 года Бонапарт сделался императором французов. Как бы в виде уступки либеральным элементам, но в сущности с целью замаскировать произвольные меры по отношению к печати, в органический сенатусконсульт 18 мая (конституцию новой империи) были включены четыре статьи (64—67), долженствовавшие гарантировать свободу печати. Этими статьями создавалась «сенатская комиссия о свободе печати» из семи членов, избираемых сенаторами из их среды. Комиссии этой ставились в обязанность, «блюсти свободу печати». К ней могут обращаться авторы, издатели и книгопродавцы с жалобами «на стеснения к напечатанию или свободному обращению сочинений». Если комиссия признает, что стеснения не оправдываются «государственным интересом», то она приглашает министра, сделавшего эти стеснительные распоряжения, отменить их, Если после трех последовательных приглашений стеснения не прекращаются, комиссия чрез посредство президента Сената созывает общее собрание его, которое, в случае надобности, и постановляет свое решение в следующих выражениях: «есть серьезные признаки, что свобода печати нарушена» (Il у a de fortes presomptions que la liberte de la presse est violee). Ho за все время существования Империи Сенат ни разу не применил указанного постановления, и конечно не потому, чтобы не было случаев нарушения свободы печати. Ничтожность изложенных гарантий этой свободы выступит еще рельефнее, если принять во внимание оговорку того же сенатусконсульта, что «ведению сенатской комиссии не подлежат абонементные и периодические издания». Периодическая печать была предоставлена безграничному произволу, без всяких «гарантий». Декретом, 10 июля 1804 года была сделана первая попытка создать цензуру, хотя это слово все еще не было произнесено; при министерстве полиции учреждено было особое «консультационное бюро», на которое и возложена была обязанность просматривать газеты, политические и литературные издания, a также и театральные пьесы.

Беспорядочность режима, в котором находилась печать, неопределенность ведомства тех органов, которые следили за прессой, породили потребность в систематическом законе о печати, который и был издан 5-гo февраля 1810 года. Этот декрет создал систему, грозную и для журналистов, и для писателей, издателей и книгопродавцев. Ограничение числа типографий из опасения, что, за недостатком работы, они станут печатать опасные для правительства сочинения; строгое и непрестанное наблюдение за прессой, вверенное агентам министерств внутренних дел и полиции; право главноуправляющего делами о печати уничтожать типографские станки; конфискации; штрафы; тюремное заключение; аресты — вот те элементы, из которых сложилась система, созданная или, вернее увенчанная декретом 1810 года. Вот главнейшие постановления его.

При министерстве внутренних дел учреждается «главное управление делами книгопечатания и книжной торговли» (direction generale de l'impimerie et de la librairie). Число типографий в Париже и департаментах ограничивалось, при чем столичные могли иметь четыре станка, провинциальные—только два. Право на содержание типографии выдается лишь тому, кто докажет «свою правоспособность, добрые нравы и преданность отечеству и суверену». Воспрещается печатать все, что противно «обязанностям подданных к суверену и государственному интересу». Содержатель типографии должен сообщать префекту о каждой книге, которую он намерен печатать; префект же каждый раз дает знать об этом министру полиции. Главноуправляющий может, в случае если найдет нужным, потребовать к себе сочинение и отсрочить его напечатание. В таком случае оно посылается одному из назначенных верховною властью цензоров, ІІ затем, сообразно его заключению, главноуправляющий предлагает автору сделать нужные сокращения и изменения; в случае отказа автора сделать их, он запрещает продажу сочинения и уничтожает уже отпечатанные экземпляры. Таким образом, декрет 5-го февраля не установляет обязательной цензуры, a предоставляет решать вопрос о том, должна ли быть цензурована книга, доброй воле главноуправляющего. — Другая статья, в виде гарантии авторов и содержателей типографий, предоставляет им право отдать сочинение, до его напечатания, на предварительный просмотр. — На свободную продажу каждого издания должно быть особое разрешение; если такового нет, сочинение подлежит изъятию из обращения. Впрочем, той же участи могло подвергнуться и разрешенное сочинение, так как следующая статья предоставляет министру полиции право задерживать продажу и свободное обращение всякого сочинения, хотя бы автор или издатель и представили разрешение. И действительно, задержание полицией сочинений, прошедших через цензуру и получивших право свободного обращения, было заурядным явлением. Такая судьба постигла, между прочим, известное сочинение г-жи Сталь «De l'Allemagne». Таковы существеннейшие черты той системы полиции печати, которая господствовала в эпоху первой Империи.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Какое имеет народное образование народного училища
Дерюжинский В. Полицейское право. Пособие для студентов истории права 3 собрания
Рижский политехнический институт учрежден в 1862 г
Законодательство случаях сборище
Врачебно полицейская регламентация проституции составляет господствующую форму политики государства женщинами странах