<<<     ΛΛΛ     >>>   

Теперь несколько слов относительно общего плана и расположения частей программы. В этом отношении программа нашей партии, естественно, сильно отличается от программ большинства социалистических партий Западной Европы. Поскольку многие из этих программ стоят по существу на почве традиционных догм марксизма, лишь привнося в них те или иные частичные поправки, постольку на них отразился и общий дух марксизма — сведение к одной схеме эволюции всех отраслей производства и всех отдельных стран. В этом отношении, как и во многих других, марксизм явился односторонней реакцией против гегельянства. (...) Вследствие этого наша программа распадается на характеристику, с одной стороны, общих тенденций развития, а с другой, на характеристику своеобразных условий эволюции России, в то время как социал-демократические программы ограничиваются лишь одною первою частью. Но и в первой части у нас раздельно характеризуются эволюция индустрии и сельского хозяйства.

Такова одна основная особенность в общей структуре нашей программы. Есть и другие. В нашей программе красной нитью проходит неразрывное слияние двух моментов: теоретической характеристики форм общественного строя и оценки их с точки зрения интересов развития личности и общественной солидарности. Это неразрывное слияние исследования и оценки, объективного и субъективного является особенностью той социологической школы, теоретические идеи которой вдохновляют большинство борцов нашей партии, чтущей наряду с именем Маркса и Энгельса имена Лаврова и Михайловского. Эти идеи дают нам возможность слить воедино этическое и историческое, субъективное и объективное обоснование социализма одновременно как предмета нашего предвидения и содержания нашего морально-социологического идеала.

Далее, в нашей программе отдельно характеризуются два великих исторических течения: генетического, стихийного хода событий и целесообразного, сознательного вмешательства организованных общественных сил. Конечно, и это различение лишь относительно; все классификации и перегородки существуют лишь в абстракции, действительность же объединяет мыслимые противоположности рядом посредствующих звеньев. Генетические и телеологические процессы, укладываясь в общих рамках причинного, закономерного течения событий, являются не абсолютно, а лишь относительно противоположными. Они отличаются степенью развития коллективной, организованной общественной воли и степенью ее существенного значения в ходе событий. Сознание и воля участвуют во всяком человеческом деянии, но не всякое великое историческое событие прежде своего воплощения в жизни уже жило как политическая цель в умах целой общественной группы, действовавшей согласно данной цели. (...)

Наше дело — учесть оба фактора, стихийный и сознательно-целесообразный. Мы одинаково далеки и от одностороннего исторического интеллектуализма, игнорирующего стихийные процессы, и от столь же одностороннего исторического материализма, который, по крайней мере на словах, все хочет потопить в железной объективной логике стихийной эволюции. (...)

Переходя от этой социально-философской части программы к другой части, излагающей наши требования, я отмечу мимоходом методологическое расчленение ее на т. н. программу maximum и программу minimum. Вы знаете, что у нас это расчленение не совсем совпадает с социал-демократическим. Но об этом у нас будет особый разговор. Пока ограничусь формулировкой минимальной программы в аграрном вопросе. В прежнем проекте мы намеренно были очень скупы на детали и на конкретные подробности нашего требования социализации земли. На первых порах мы устанавливали его как принцип. Мы провозгласили в программе общественное владение землей и передачу распоряжения ею в руки демократических, т. е. бессословных, общин и других территориальных общественно-правовых союзов. (...)

В ЗАЩИТУ РАБОЧЕЙ ПРОГРАММЫ И САМОЙ ИДЕИ ПРОГРАММЫ MINIMUM

(...) Итак, для всех нас равно несомненно, что программа должна быть целостна и едина, что никакой двойственности в ней не должно быть места. Из этого следует, что сумма требований, которая в нашей программе соответствует тому, что обычно называется программой minimum, есть не что иное, как логическое звено единого настроения, как частное применение того же самого единого принципа, который проникает собой всю положительную часть нашей программы. Речь, иными словами, идет не о механическом сожительстве двух программ — максимальной и минимальной, — а лишь об ответах на два основных жизненных вопроса — на два различных вопроса, обусловливающих различие ответов, хотя они объединены единством общей идеи, единством основного программного принципа. И сущность вопроса о т. н. программе minimum состоит прежде всего в выяснении — в чем состоят эти два различных вопроса, в разрешении которых нам необходимо применить одну исходную точку зрения своей программы.

Эти два различных вопроса обусловливаются двумя типически-различными ситуациями, в которых может находиться социально-революционная партия. Эта партия может находиться в большинстве или меньшинстве, у власти или в оппозиции. От зарождения своего до выполнения всех своих задач партия может переживать самые разнообразные политические комбинации и положения, но каждое из них может быть подведено под тот или другой из двух этих типических случаев. Конечно, схемы и подразделения, ясные теоретически, в жизни могут связываться рядом незаметных переходов. Этот факт, однако, не уничтожает жизненного смысла данного различия. Как, с одной стороны, ни может быть негласно влиятельной большая оппозиционная партия и как ни слаба может быть власть неокрепшего и слабого большинства — все-таки ничто в мире не сгладит и не затушит момента победы, завоевания власти, овладения государственным рулем,— момента, являющегося резким водоразделом между двумя полосами партийной жизни. Если это верно вообще, то тем более верно это по отношению к партии социалистической. Ведь ее от других партий отличают не мелкие оттенки, не частные лишь разногласия, а противоположность основных целей. Поэтому и переход к ней власти будет означать собою крутой перелом в жизни, резкий поворот в исторических судьбах человечества.

Программа партии должна быть полной и единой. Это значит, что она должна дать ответ на то, как будет вести себя партия и до, и после этого перелома. Единство программы состоит в том, что и до, и после него партия останется верна себе, верна своему революционному знамени; в том, что дух партийной деятельности будет одинаков и там, и здесь. Общий и основной критерий ее деятельности всегда один и тот же: социалистический идеал. Но огромная разница в положении до и после охарактеризованного перелома обусловливает собою непосредственное различие в формах и мерилах деятельности двух этих эпох. (...)

Еще задолго до окончательной победы партия уже начинает становиться живою влияющею силою. Каждый прирост своей силы она стремится использовать; увеличенным давлением на другие, враждебные силы она заставляет их считаться с этим приростом своей силы. Междоусобия во вражеском лагере облегчают эту задачу. Ослабленные взаимной борьбой, отдельные буржуазные партии попеременно стремятся нанести друг другу удары, присоединяя свой натиск на соперников к натиску растущей армии труда. Умелою тактикой в такие моменты социалистическая партия может значительно изменить в свою пользу условия дальнейшей борьбы.

Текущее законодательство есть функция соотношения борющихся социальных сил, борющихся общественных групп. Чем сплоченнее, сознательнее и активнее данный общественный слой, тем более у него шансов при прочих равных условиях заставить считаться со своими интересами. Рост армии труда имеет те же самые последствия. Правящие классы начинают реагировать на этот рост и на эту борьбу теми или иными мероприятиями — то защитительного, то предупредительного характера. Иногда уступая силе и настойчивости натиска рабочих, иногда же думая предупредить рост недовольства своим режимом, они идут навстречу тем или иным интересам трудящихся классов. Чем сильнее становятся последние, тем более вырастает эта социал-реформаторская работа современного государства. Но она носит неискренний и двойственный характер. Почти всегда, идя навстречу насущной нужде, правящие классы стараются свой способ ее удовлетворения облечь в такие формы, которые бы заключали в себе задерживающее начало, примиряя трудящихся с режимом господства их классовых врагов. Для этого есть два средства: во-первых, пропитывать полезные по существу реформы духом опеки, обставляя их учреждениями, осуществляющими патриархальное попечительство над народом буржуазных элементов; во-вторых, внесение разобщения в среду трудящихся слоев, весьма неравномерно поднимая их уровень благосостояния, создавая среди них привилегированные группы, удовлетворяя преимущественно перед другими наиболее узкие, непосредственные, профессионально-своеобразные и даже антагонизирующие интересы отдельных групп. Вся социал-реформаторская деятельность государства представляет собой мощный переплет двух этих тенденций, одной — исторически-прогрессивной, хотя и вынужденной, хотя и “прогрессивной поневоле”, и другой — исторически-реакционной. При этом социалистическая партия, своею борьбой вынудившая правящие классы к социал-реформаторской деятельности, стоит перед двойной опасностью. Она должна благополучно миновать и Сциллу, и Харибду: Сциллу — огульного, мниморадикальною отрицания всяких реформ из-за тех хитроумных маневров, посредством которых правящие классы стараются обратить в свою пользу даже свои невольные уступки враждебной стороне. Харибду — прекраснодушной оппортунистической переоценки этих реформ, являющейся результатом игнорирования их нередко реакционной изнанки и приводящей к плоским компромиссам и к политической системе “мирного сотрудничества классов”.

Социалистическая партия может уже теперь смело и с законной гордостью сказать: все, что только до сих пор современным государством было сделано в пользу трудящихся классов, было сделано под моим прямым или косвенным влиянием, (...)

Итак, я считаю твердо установленным, что вопрос целесообразности той или другой меры или того или другого учреждения может решаться различно в зависимости от того, идет ли речь об эпохе после или до завоевания политической власти социалистической партией; иными словами, что для двух этих эпох непосредственные критерии оценки различны. Конкретно это особенно ярко проявляется в том чрезвычайно осторожном отношении к центральной государственной власти, которое характерно для нашей партии, отнюдь не склонной попадать в избитую колею “государственного социализма”. Мы прекрасно понимаем, что как ни эволюционирует исторически государство, как ни изменялось оно, а тем не менее до сих пор в основе оно оставалось государством эксплуататоров, органом господства буржуазии и оплотом того частнотрудового строя, который для пролетария означает положение социальной зависимости, порабощения и бедствий. Как таковое оно резко отличается от трудового народного государства, которое поставит на общественно-правовой фундамент естественное человеческое право на существование, развитие и .полноту жизни, которая является необходимым условием счастья. Государство первого типа всегда в корне остается прежде всего организацией насилия и репрессий, какой бы позолотою цивилизации она ни покрывалась; государство второго типа будет, напротив того, прежде всего закономерной организацией общественных сил для закрепленного нормами публичною права обеспечения основных потребностей личностей, составляющих общество. Соответственно этому в первом случае оно будет в руках господствующего — идейно или материально — буржуазного меньшинства, во втором же случае оно будет в руках представителей сознательной и солидарной трудящейся массы. Естественно, что отношение наше к тому и другому различно. Для функций, которые мы можем доверить одному, другое может оказаться совершенно не подходящим. И потому, кстати сказать, наше опасливое отношение к центральной государственной власти в буржуазном режиме ничего не имеет общего с анархической боязнью государства. В будущем обществе центральные государственные учреждения будут играть ту крупную роль, какая естественно принадлежит им как высшим координирующим органам народного самоуправления.

Однако при формулировке так называемых “минимальных” требований и при определении их содержания приходится считаться не только с тем, что ими непосредственно руководятся в текущей борьбе, происходящей в рамках государства, в котором у кормила правления стоят классовые враги рабочего народа. В связи с этим стоит другое обстоятельство: наличность частноправового хозяйственного строя, основанного на товарном обмене и конкуренции, а следовательно, строя, в котором огромную роль имеет капитал. Таким образом, “минимальные” требования есть такие требования, которые способны всячески подрывать силу капитала и увеличивать силу труда в рамках досоциалистического, частноправового хозяйственного строя. Но для того чтобы совершенно точно, не сбиваясь, понять это положение, чтобы не мешать его с каким-нибудь другим, на первый взгляд звучащим одинаково, необходимо прибегнуть к сравнительному методу и сопоставить нашу концепцию программы minimum с концепцией социал-демократической.

Для социал-демократов программа minimum есть программа требований, проводимых “в рамках буржуазного строя”. Но для них эта программа получает иногда еще более близкое определение: “требования, не затрагивающие начал буржуазного строя”. Эта на первый взгляд невинная перифраза на деле вовсе не так невинна и отражает в себе много такого, что для нас как социалистов-революционеров является абсолютно неприемлемым.

По соц.-дем. концепции, наступление социализма обеспечивается внутренней логикой капиталистического строя. Чем более развивается капитализм, чем полнее его началами пропитывается все общество, чем более развертываются они до своих самых крайних логических последствий, тем быстрее идет диалектическое самоотрицание этого строя, тем ближе придвигается перелом в сторону социализма. Приближение социализма прямо пропорционально развитию до своих естественных крайних результатов капитализма. Отсюда двойственное отношение к капитализму как своеобразному “друговрагу” социализма и пролетариата. Необходимо его революционное уничтожение — когда он вполне закончит свою “историческую миссию” и сам себя исчерпает. Необходимо крайне бережное к нему отношение — пока этот момент еще не пробил. Чтобы исчерпать себя, он должен полнее развиться, и не препятствовать ему в этом, не замедлять, а скорее способствовать и ускорять это развитие — вот что будет в интересах рабочего класса. Отсюда и возникновение таких на первый взгляд странных и непонятных политических программ, которые на социалистическую партию готовы возложить, например, задачу содействовать активно “введению деревни в условия жизни, свойственные буржуазному обществу”. Картинно я бы так охарактеризовал социал-демократическую концепцию: по ней пролетариат является естественным, единственным и законным наследником капитала; но всякий наследник заинтересован в непрерывном, беспрепятственном, возможно более крупном и быстром накоплении наследства: итак, ему невыгодно все, что ограничивает разрастание поля деятельности наследователя. Но наследник должен быть достоин своего наследства, должен суметь им распорядиться. На этих мотивах и построена социал-демократическая минимальная программа. (...)

Соц.-демократы выступают против капитала революционно лишь с момента естественного довершения капиталом его миссии; до этого момента они относятся к капиталу строго эволюционно, пассивно оборонительно, частью даже с “сочувственным нейтралитетом”, если не с прямой поддержкой (что делаешь, делай скорей). Мы же считаем возможным теперь же относиться к капиталу революционно. В нашей рабочей программе это сказывается на том, что свои требования в пользу рабочих мы выставляем безотносительно к тому, насколько они соответствуют интересам дальнейшего развития капитализма. Так, мы выставляем требование минимальной заработной платы, отвергаемое с.-д.-тами в качестве противоречащего основным интересам развивающейся индустрии; так, в ней же мы требование сокращения рабочего времени не ограничиваем границею 8-час. рабочего дня, а выставляем сокращение его до крайнего логического предела, т. е. в пределах прибавочного рабочего времени и т. д. Социал-демократы в своей программе вынуждены совместить, примирить два критерия: интересы развития капитала и интересы духовного и физического здоровья рабочих. Но так как интересы эти не являются абсолютно совпадающими, то вся программа выходит компромиссом между двумя этими началами. Наша программа, наоборот, в своей основе едина и целостна. Как революционные социалисты, мы преследуем только интересы рабочего населения, исходим только из его права на существование, требуем везде, во всех областях социальной жизни в максимальном объеме всего того, что еще до перехода власти к социалистической партии и до уничтожения частноправовой основы хозяйства может реализовать это право. Там, где эти наши требования и практические попытки в смысле их осуществления пойдут вразрез с интересами развития капитала или будут подрывать его основы, тем хуже для капитала. Но на его “выручку” и на его творческие силы всецело и исключительно своих надежд и чаяний мы не возлагаем; где обобществление труда и собственности не совершается или недостаточно совершается под эгидой капитализма, там оно должно быть совершено и будет совершено снизу, непосредственной творческой работой самой рабочей массы: мы не думаем, чтобы последнюю в элизиум социалистического строя можно было вогнать только крепкой капиталистической дубиной. Итак, мы не только имеем и не можем не иметь так наз. программу minimum — мы имеем еще своеобразную революционную концепцию ее; требовать отказа от программы minimum — значит требовать отказа и от этого идейно-теоретического своеобразия нашего, требовать нашего частичного идейного обезличения. (Аплодисменты.)

Печатается по: Чернов В. М. К обоснованию программы партии социалистов-революционеров: Речи В. М. Чернова (Тучкина) на 1 партийном съезде. Пг„ 1918. С. 3—8, 67— 71,74—79.

(1874—1948) —философ, публицист. Родился в Киеве. Учился в кадетском корпусе, затем в университете Святого Владимира в Киеве. За участие в социалистическом кружке, за пропаганду марксизма в 1898 г. был исключен из университета и выслан сначала в Вологодскую губернию, позднее в Житомир. Приветствовал февральскую революцию. Принял и Октябрьскую (“Ленин, большевики спасли Россию”). В советский период создал Вольную академию духовной культуры. В 1922 г. был выслан из Советской России. До 1924 г. жил в Берлине, затем переехал в Париж, где прожил до конца своих дней.

Философские изыскания привели Н. А. Бердяева к построению экзистенциальной по сути концепции. Главная проблема его философии — бытие человека, смысл его существования. Что касается социально-политических воззрений, то Бердяев весьма скептически относился к власти и государству. Причем, по его мнению, русские люди сильнее, чем западные, чувствуют зло и грех всякой власти. Анархизм как теория и практика отрицания государства — создание русских. Вместе с тем, полагал Бердяев, русским свойственна антиномичность: с одной стороны, они стремятся к свободе и вольности, с другой — покорны государству. Революция как уничтожение всего отжившего, всего ложного необходима. Однако революционную утопию, апеллирующую к некоему совершенному обществу, Бердяев решительно отвергает. По его мнению, вообще невозможно построить подлинно справедливое общество, ибо “всякое государство... всякая организация власти подпадает господству князя мира сего”.

И все-таки, считает Н. А. Бердяев, государство, основанное на праве и законе, — более высокая ценность, чем социализм и анархизм, которые — один в салу жажды равенства, другой — жажды свободы — доводят человека “до небытия”. (Тексты подобраны Б. Н. Бессоновым.)

ДУХОВНЫЙ КРИЗИС ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Статьи по общественной и религиозной психологии (1907—1909 гг.)

ВВЕДЕНИЕ

I

(...) Для возрождения России существенно важно, чтобы каждый сознал себя человеческой личностью в абсолютном ее значении и членом нации в абсолютном ее предназначении, а не интеллигентом или представителем того или иного класса. Эта перемена в самочувствии и в сознательных идеях предполагает 'совсем иную философию, чем та, что до сих пор господствовала в интеллигентской среде. Господствующие у нас идеи “интеллигенции” и “класса” (также и “народа”) опираются на феноменолизм и эмпиризм; идеи личности и нации философски предполагают признание их субстанциональности. Личность — субстанция и нация — субстанция. (...)

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Учреждения уже отошли в совет министров
Внутреннее самоусовершенствование

В борьбе с государством
Стеснением для личности